Мы вернулись домой, на пороге нас встретили Настя и Степановна. По их встревоженным лицам я понял, что мои родные так и не ложились спать.

— Ну как? — первой не выдержала жена.

— Всё в порядке! Ваш Гриша такой герой! Сначала скрутил тех милиционеров, которые надо мной смеялись, а потом в одиночку арестовал трёх бандитов, и те даже пикнуть против него не посмели! — похвасталась Анна Эммануиловна.

— Гриша у меня такой! — с любовью и нежностью посмотрела на меня супруга.

— Так, хватит обо мне! Ночью было довольно прохладно. Анна Эммануиловна, вы как — не замёрзли?

— Если только немножко.

— Я тоже слегка замёрз. Давайте выпьем на кухне чаю и спать!

Всю ночь я ворочался и не мог заснуть. В голову лезла всякая ерунда, которая не давала мне спать. Лишь перед рассветом удалось немного забыться.

Утром башка была квадратной, а морда лица — опухшей. Только чувства долга заставило меня встать, позавтракать без особого аппетита и выйти на работу.

— Товарищ Бодров? — окликнул меня прилично одетый мужчина, стоявший возле водосточной трубы у дома напротив.

Я сразу замер, рука машинально полезла во внутренний карман за револьвером.

Не люблю всякого рода «случайные» встречи. Как правило — они совсем не случайные…

— Вы меня не узнали? Леонид Поляков, ваш коллега — тоже работаю в уголовном розыске.

Я всмотрелся в его бритое узкое лицо с небольшими карими глазами.

— Почему — не узнал? Узнал, конечно. Видел вас вчера на совещании у Барышева.

— Верно.

Он отклеился от водосточной трубы, как-то виновато улыбнулся.

— Григорий, если не ошибаюсь?

— Не ошибаетесь.

— Надеюсь, у вас найдётся для меня свободная минутка?

— Давайте по дороге поговорим. Я на работу спешу. Вы, наверное, тоже…

Он кивнул.

— Именно это я и собирался вам предложить. Пообщаемся по пути на службу.

Мы вместе пошагали по улице, вдыхая холодный морской воздух с ароматами наступающей весны и запахом горелых дров.

— Слушаю вас, Леонид… э…

— Просто — Леонид. И, давай без этих буржуазных церемоний, по нашему, по простому — на ты?

— Только за. Слушаю тебя внимательно, Леонид.

— Такое дело, Григорий… Ты вчера забрал документы и оружие у двух милиционеров, дежуривших в парке.

— Забрал, — не стал отрицать очевидное я. — А ты здесь причём?

— Будь человеком, Гриша — не порть людям жизнь. И Чупахин и Малинкин — нормальные ребята.

— Эти «нормальные ребята» спокойно стояли и смотрели, как при них трое грабителей «чистят» пожилую женщину. А когда та обратилась к ним за помощью — просто послали её куда подальше.

— У всех бывают проколы, — поморщился Леонид. — Ребята всё осознали, раскаялись и готовы попросить у тебя и у этой женщины прощения. Дам парням шанс, Гриша. Как коллега коллегу прошу.

Я остановился, внимательно посмотрел на Полякова. Тот дружелюбно улыбнулся.

— Ну что: простишь их?

— Лёнь, — коль собеседник несколько раз назвал меня Гришей, я тоже себя позволил небольшую фамильярность в его отношении, — эти двое — они для тебя кто, раз ты за них вписываешься? Родственники, друзья?

— Ни то, ни другое, — усмехнулся он. — Просто нормальные ребята, которым нужна помощь.

— Интересно. Раз ты нарочно пришёл к моему дому с утра пораньше, значит, они помчались к тебе сразу, несмотря на поздний час. Потом ты ещё успел пробить мой адрес… Что тебя с ними связывает, Лёня?

— Гриша, верни Чупахину и Малинкину удостоверения и оружие. Ну что тебе стоит? Я же сказал: они всё осознали, готовы искупить вину…

Он замолчал и внезапно спросил сухим наждачным тоном:

— Сколько?

— Что — сколько?

— Сколько тебе надо, Бодров, чтобы ты закрыл глаза?

Я покачал головой. Оказывается, я больше не Гриша и мне на полном серьёзе предлагают взятку.

Эх, Одесса — жемчужина у моря…

— Столько не напечатали, Лёня!

— Как это понимать?

— Да так и понимай, что всё остаётся без изменений. Чупахин и Малинкин пишут заявление об уходе, я им возвращаю всё, что вчера отобрал. Времени у них… скажем, до обеда, — равнодушно сказал я. — И пусть скажут мне спасибо, что я не даю этому делу дальнейший ход.

Поляков погрустнел. Его и без того маленькие глаза стали узкими как щёлочки.

— Эх, Бодров-Бодров… Зря ты так! Может, одумаешься? — с надеждой выпалил он.

— Нет, Лёня. Решение моё как в суде последней инстанции — окончательное и обжалованию не подлежит. Так и передай своим протеже.

Он сжал зубы с такой силой, что его лицо затряслось, а губы побелели.

— Ладно, Бодров. Вижу, по хорошему ты не понимаешь… Ну, бывай тогда!

— И тебе не хворать, — с прежним показным равнодушием простился я.

Поляков резко отпрянул от меня и пошагал в другую сторону. Я не стал смотреть ему вслед.

Есть хорошая поговорка: убивают не те, кто угрожают убить. Но и расслабляться не стоит. При желании организовать для опера пакость — штука несложная. Особенно, когда за тобой кто-то стоит.

В Одессе у меня прикрытия нет и отмазывать от неприятностей некому. Поэтому сам, всё сам.

Утро было безнадёжно испорчено.

Дежурный в угро ещё не успел смениться. Он что-то чиркал в журнале, когда я с ним поздоровался.

— Привет! Ну как там мои?

— Здорово! Кто — твои?

— Задержанные…

— Какие ещё задержанные? — удивился дежурный, причём так искусно, что я на месте Станиславского зааплодировал бы ему и сказал «верю».

— Тех, что я этой ночью к тебе притаранил для оформления. Этот, как его — Мозер.

— Мозер-то. Всё в порядке с Мозером — сидит, голубчик, — усмехнулся дежурный.

У меня от сердца отлегло.

— Отлично.

Ну хоть здесь порядок. Надеюсь, следак не забудет меня пригласить на допрос.

Успокоенный я прошёл в кабинет, где застал Ахметджанова. Он сидел, откинувшись на спинку стула и выставив ноги вперёд. Судя по тому, что шапка была сдвинута на глаза — сыщик дремал.

— Хорош дрыхнуть! — сказал я. — Работать пора.

Ахметджанов зевнул, убрал шапку и сладко потянулся.

— Я уже наработался. Вчера до позднего вечера за твоим Стекловым ходил как приклеенный.

— Надеюсь, не зря?

— Хрен его знает. Может и зря. Пока ничего интересного: после работы завернул на Староконный рынок, потом домой. По дороге ни с кем не общался. Сдаётся мне — пустышку тянем. Не он склад грабанул…

— Побольше оптимизма, коллега! Рома уже пришёл?

— Не, Ромы сегодня не будет. У Стеклова выходной, Ромина очередь за ним шататься. Кабанов, кстати, ругается. Говорит — если за два дня ничего путного по Стеклову не накопаем, бросаем его разработку и ищем другого.

Дверь резко распахнулась, в кабинет вошли двое: Кабанов и неизвестный мужчина с морщинистым лицом, в очках, с редкими вихрами, в наглухо застёгнутом на все пуговицы английском френче. Я сразу заметил, что мой непосредственный начальник держится перед ним заискивающе и где-то даже с опаской.

— Вот, товарищ Зубцов, это и есть Григорий Бодров, о котором вы спрашивали…

Мы с Ахметджановым поднялись. Мне очень не понравился цепкий и злобный взгляд, которым наградил меня этот Зубцов. Было в нём что-то маниакальное.

— Вы ко мне? — спросил я, интуитивно чуя проблемы, туеву хучу проблем.

— Зубцов, подкомиссия по зачистке, — коротко бросил человек в очках. — Бодров, чем вы занимались вчера вечером?

— Во время работы?

— После неё, — скривился Зубцов. — Особенно меня интересует то, что у вас произошло в парке с милиционерами Малинкиным и Чупахиным.

Империя… то есть Поляков наносит ответный удар?

— Эти двое милиционеров, находясь на дежурстве, стали свидетелями ограбления гражданки Анны Эммануиловны Коцюбенко. Трое вооружённых ножами бандитов заставили её снять с себя пальто и украшения, а так же отобрали все деньги из кошелька. Чупахин и Малинкин видели, что происходит, но не среагировали положенным образом. Вместо того, чтобы воспрепятствовать ограблению, они не стали вмешиваться в происходящее и проигнорировали просьбу гражданки Коцюбенко о помощи. Таким образом они совершили должностное преступление, — переходя на казённый язык протокола, произнёс я.