Вот только ограбил Акопяна, а потом задушил наводчицу он весьма продуманно и хладнокровно.

Да уж… Только психов мне не хватало!

Я запрыгнул на подножку трамвая, доехал до нужной остановки и пошагал домой.

Как говорится, утро вечера мудренее. А ещё, я вдруг понял, что соскучился по Насте и очень хочу её обнять.

Как это здорово, когда тебя ждут и встречают с работы! И как долго я был лишён этого счастья!

Я открыл входную дверь квартиры ключами, шагнул в тёмный коридор.

— Я дома!

Обычно, после этих слов, Настя и Степановна выходили из комнаты ко мне навстречу. У нас даже сложился определённый ритуал встреч и провожаний.

Странно… Но сейчас ничего этого не произошло. Никто ко мне не вышел.

— Солнышко, ау! Я пришёл и я голодный как волк!

Я снял обувь в прихожей, обул тапочки и, перекинув через руку пальто, вошёл в нашу комнату.

Никого…

И тут отворилась дверь соседки, выглянула Степановна.

— Ой, Гриша пришёл…

— Ну да! А вы что — к Анне Эммануиловне в гости зашли?

Степановна ответила не сразу.

— Гриша, загляни сюда на секундочку. Помощь твоя нужна.

Вид у Степановны был крайне удручённый.

Я нахмурился.

— Случилось что? А Настя? С ней всё в порядке?

— С Настей да.

У меня отлегло от сердца.

— А вот с Анной Эммануиловной — нет, — продолжила моя вторая мама. — Да ты сам увидишь. Заходи.

— Хорошо.

Я вошёл в комнату и увидел, что соседка лежала на кровати, уткнувшись лицом в подушку. Её худые острые лопатки содрогались от рыданий.

Рядом сидела Настя, она поглаживала Анну Эммануиловну по спине и пыталась успокоить.

При виде меня, Настя слабо улыбнулась.

— Гриша, слава богу! Мы так тебя заждались.

Я подошёл ближе, поцеловал любимую.

— Что у вас стряслось?

Поскольку Анна Эммануиловна по-прежнему плакала, отвечать пришлось Насте.

— Гриша, такое дело… Анна Эммануиловна ходила к подружке. Та живёт на Черноморской. Анна Эммануиловна засиделась в гостях и, когда возвращалась назад, её ограбили в Александровском парке какие-то гопники. Приставили нож к горлу, забрали кошелёк с деньгами, сняли пальто, серёжки с ушей и обручальное кольцо…

— Так-так… Заявление в милицию написали?

— Какое там! — махнула рукой Настя. — Там, в парке, дежурил милицейский наряд. Они видели, как Анну Эммануиловну грабили, но ни один не пришёл к ней на помощь…

— Это точно?

Соседка медленно приподнялась и села. Её глаза были заплаканы, тушь потекла.

— Григорий Олегович, я хоть и не молода, но старческим маразмом не страдаю, — неожиданно спокойно сказала она. — Я своими глазами видела этих двух молодых людей в форме и при оружии. Они стояли и спокойно наблюдали за тем, как грабители меня раздевают. Потом, когда меня отпустили, я подбежала к ним, сказала, что меня ограбили, спросила — почему они не вмешались. Ведь это же их работа… А один из них, мордастый такой, засмеялся, назвал меня старой дурой и велел валить отсюда, покуда жива.

— Описать и тех и других сможете?

— Смогу, а толку⁈ — вздохнула Анна Эммануиловна. — Вы меня простите, Гриша. Вы — приезжий, всего не знаете, а наша милиция и грабители — они как будто заодно. Словно одна шайка…

— Давно это произошло?

— Час назад, — сказала Степановна.

Вряд ли за это время милиционеры сменились. Значит, у меня есть хороший шанс их застать.

Я встал и решительно направился к выходу.

— Григорий! — позвала Анна Эммануиловна.

— Да.

— Не вмешивайтесь, пожалуйста. Поверьте — будет только хуже! — всхлипнула она.

— Хуже — не будет! — твёрдо заявил я и вышел из комнаты.

Анна Эммануиловна догнала меня, когда я обувался в коридоре. Вслед за ней из комнаты вышли Настя и Степановна.

Вряд ли они собрались, чтобы меня проводить.

— Григорий, подождите меня, — умоляюще попросила соседка.

Я удивился.

— Анна Эммануиловна, зачем? Сам справлюсь.

— Вдруг вы перепутаете… Не хочу, чтобы пострадали невинные люди.

Я посмотрел на Настю, она кивнула.

Ну, раз медицина не возражает, кто я такой, чтобы оспаривать её вердикт?

— Как скажете. Только у вас ведь забрали пальто… — заметил я. — А на улице холодно, замёрзнете…

Анну Эммануиловну это не остановило.

— Ничего страшного. Одену старое. Его, правда, моль съела, но сейчас ведь не до красоты — так?

— Так, — согласился я. — Тогда собирайтесь быстрее, пожалуйста.

— Не беспокойтесь, я быстро. Приведу себя в порядок и пойдём. Пять минут — не больше.

Она скрылась на кухне. Я услышал, как в раковину полилась вода.

Настя, воспользовавшись паузой, прижалась ко мне.

— Гриша, прости, что так получилось?

— С ума сошла? — Я поцеловал её в макушку. — Я же милиционер.

— Ты у меня самый отважный милиционер на всём белом свете!

— Именно! Никогда не забывай об этом.

— Всё, я готова! Осталось только надеть пальто и обуться.

Соседка вернулась в коридор уже без следов потекшей косметики.

Я помог ей надеть старенькое драповое пальтишко, голову она покрыла шерстяным платком. Это её заметно старило.

— Готовы?

— Да. Можно идти.

На улице она чуть не поскользнулась и подхватила меня за локоть.

— Ой, простите!

— Всё нормально. Не переживайте, Анна Эммануиловна. Вам точно не страшно? Может, вернётесь домой? — спросил я.

— С вами мне ни капельки не страшно. Вы очень мужественный человек, Гриша.

Она посмотрела на меня снизу вверх.

— Я могу звать вас так, по-простому — Гришей?

— Конечно. Мы же соседи. И спасибо на добром слове, — улыбнулся я.

Мы шли быстрым шагом. Анна Эммануиловна старалась приноровиться к моему темпу. Когда она уставала, я немного замедлялся.

У входа в парк стояли двое милиционеров в чёрных шинелях и красных зимних шапках с козырьком — очень похожих на кепи.

Соседка остолбенела, крепко схватила меня за руку.

— Они? — догадался я.

— Они, — подтвердила Анна Эммануиловна. — Это вон тот, мордастый, сказал, что я — старая дура и велел проваливать. А тот, что с ним, мерзко подхихикивал. Гриша, может ну его — не надо их трогать?

— Анна Эммануиловна!

— Молчу-молчу!

— Мордастый, значит…

Одним из постовых был плотным коренастым мужчиной с отъеденной харей и тремя свисавшими подбородками. Шинель еле удерживала его телеса.

Да уж, явно не с голодухи опух.

Милиционеры курили и тихо переговаривались между собой. До нас долетали обрывки их разговора.

—… я Ганке, значит, и говорю — не ломайся, стерва. Всё одно моей будешь!

— А она?

— А чё она? Не баба чё ли? Для вида покочевряжилась, конечно, да всё равно — дала.

— Ну ты ходок!

— А то! Ты главное моей ничего не рассказывай!

— Спрашиваешь!

Я предупредил соседку:

— Анна Эммануиловна, сейчас я подойду к ним для небольшой беседы по душам. Вы, ради бога, оставайтесь тут и не вмешивайтесь. Если будет нужно, я вас позову.

— Да-да… Я сделаю всё, как вы скажете.

Я улыбнулся, чтобы подбодрить её и направился к постовым.

Они были слишком заняты обсуждением неизвестной мне Ганки и обратили на меня внимание лишь когда я встал как вкопанный напротив них.

— Тебе чего?

— Да вот, интересуюсь: вы — из милиции или как?

Мордатый смерил меня полупрезрительным взглядом, тычком пальца отправил окурок на землю.

— Слепой? Форму не видишь?

— Форму вижу, милиционеров — нет.

— Ты что — пьяный? — насторожился он.

— Трезвый. Удостоверения предъявите, — потребовал я.

— Какие на хрен удостоверения⁈ Шёл бы ты, паря, пока звездюлей не выписали, — хохотнул мордатый.

— Удостоверения предъявили, клоуны!

— Что⁈ А х ты, гад!

Милиционер был намного шире меня в плечах, выше ростом и крупнее. Эдакий «борец сумо» — крепкий, откормленный кабанчик, который не привык, что ему могут оказать сопротивление.