Дилан отвернулся и потупил взгляд. Откровение сорвалось с языка, но сказанного уже не вернуть. Буря эмоций толкала юношу в бездну. Тишина чудилась ему сущим наказанием.

— Порой одиночество и тоска толкают на необъяснимые поступки. Тебе судить, но нет ничего плохого в жажде человеческого душевного тепла. Или физического, — заговорил Варго необычайно серьезно, тихо, но каждый звук отпечатывался на сердце Дилана, словно выжженное клеймо. — Однако не пожалей, если минутная слабость в будущем обернется настоящим Адом. Последствия останутся грузом. Сожаления не так просто облегчить. Это действительно навсегда.

Мужчина шагнул навстречу и потрепал юношу по волосам, словно нерадивого мальчишку, который старался казаться старше, чем был на самом деле.

— А ты любил?

Варго усмехнулся. Его улыбка сквозила горечью.

— Однажды. Давно. Наверное, тогда я был примерно в твоем возрасте.

— Что случилось? — без тени сомнения поинтересовался Дилан.

— Со мной она страдала. Я практически не уделял ей время, гоняясь за нечестивыми, как одержимый, а пребывая в городе, тратил время на тренировки дни напролет. Она ушла от меня и вышла замуж за другого. Я же так и не решился сделать ей предложение. Неотесанный вояка до мозга костей, что ж поделать.

— И ни одна другая больше не заставляла твое сердце биться так же?

— Какими словами заговорил! Воодушевился, смотрю? — рассмеялся Варго. — Женщина расцветает рядом с тем, кто создает ей благоприятные условия для цветения. Это непросто, малец. И пока мне достаточно коротких, ни к чему не обязывающих встреч. Должен же я помочь вам двоим не пойти по моим стопам несчастного одиночки!

Мужчина вновь потрепал Дилана по волосам. Юноша рассмеялся, ощутив легкость, будто довлеющий груз, как песок, рассыпался сквозь пальцы.

— Говоришь, как старик, хотя ещё молод, чтобы жениться…

— Я не считаю себя стариком. Просто… — Варго задумчиво сощурил глаза. — Просто пока не заинтересован в браке. Не отменяю факта, что всё может измениться в любой момент. Жизнь — такая штука. Непредсказуемая.

Дилан раскрыл губы, чтобы ответить другу в той же шутливой манере, но не успел. Реальность изменилась. Аллея, усыпанная цветущими растениями и залитая солнцем, исчезла. Вместо нее юноша оказался заперт в кольце мрачных стен храма, где солнечный свет отчего-то преломлялся в витражах, и зала погрузилась в сумрак.

— Что случилось? — недоумевал Дилан. — Снова?

Охотник обернулся, в тот же миг кожу обдало холодным воздухом. Дракон засопел, из его ноздрей вновь повалил ветер, но глаза были закрыты.

— Я призвал тебя, следующий хранитель, — грозно отчеканил Физхрил, а затем устало положил морду на передние когтистые лапы. — Ждал, когда ты сам явишься ко мне, но момент так и не наступил, к моему огромному огорчению.

— Я был занят…

— Знаю. Заключением брака ради политической выгоды, — перебил дракон своего преемника, — хотя я предупреждал, что не приму, если хранитель светлого гримуара вступит в очередную войну.

В свою защиту Дилан замотал головой, бормоча, что даже не мыслил о подобном, его планы по-прежнему основывались на желании вернуть возлюбленную домой невредимой. Однако дракон оставался непоколебимым. Юноша пытался оправдаться, но быстро осознал, что все его попытки тщетны.

Пребывая в растерянности, он смотрел на божество Рейнера, чувствуя, будто что-то в нем изменилось. Вскоре Дилан заметил, что каменистая чешуя преобразилась в золотистую и поблескивающую, как у живого существа, а стоило дракону моргнуть, явились серые, лишенные жизни глаза. Юноша обомлел. Осознание пронзило подобно наконечником стрелы.

— Мой вид шокирует? — спросил Физхрил хрипло. — Пусть я больше не вижу тебя, моих сил хватает, чтобы ощущать твое присутствие, юный Баретти. У меня есть ещё немного времени, чтобы высказать все свои опасения. Все же я ошибся, когда передал тебе гримуар и его силу. Твои помыслы нечисты, а то дитя вместо света обратилось ко тьме. Я должен был остаться верен своему первоначальному плану… Но сделка — есть сделка. Ты должен исполнить мои условия. Это необратимо…

Дилан отчетливо слышал каждое слово, понимал его, но общий смысл ускользал от истерзанного разума.

— Что значит «то дитя обратилось ко тьме»? Илария?

Голос сорвался, и юноша обнаружил, что дрожал.

— Она избрала их путь ради мести, — продолжал Физхрил, проигнорировав вопрос. — Он ведет в никуда — ее сила дракона может исчезнуть окончательно, а душа обратится в пепел. Судя по всему, круг не замкнется, поэтому ошибки прошлого придется исправлять вам обоим. Она — потомок моего сына Митры, того, кто создал светлый гримуар исцеления. Она унаследовала кровь обеих сторон, что могло бы изменить ход истории. Ты же унаследовал частицу его души, его рвения, страхи и тайные желания. Светлый гримуар узнает вас, примет, но истинным хранителем станет только один сосуд…

Дракон закряхтел, мучительно закашлялся, отчего стены задрожали, а Дилан, ослабев, рухнул на колени. Юноша безмолвно наблюдал за страданиями высшего существа, отчаянно пытаясь угнаться за ходом его мыслей. Физхрил ловил каждое мгновение, невидящим взором он смотрел на преемника и оценивал его. Слова лились, как будто предсмертное послание. Сердце охотника сжималось от боли, он кожей чувствовал, через какие муки сейчас проходил дракон. Что-то внутри обрывалось, но ноги не слушались, и юноша оставался прикован к месту, где испытал сильнейшие эмоции.

— Мне довелось прожить долгую, безрадостную жизнь. Я видел то, чего не желал, и при этом не мог вмешаться. Мое время вот-вот истечет, и я рад, что долгие века подошли, наконец, к концу. Сын мой, гримуар — это не дар. Оно — проклятие, которое тянется к себе подобному. Оба они окроплены кровью владельцев. Запомни это.

Дилан не спорил, словно знал: «каждое слово — это непреложная истина».

— Я буду осторожен, — вымолвил он с трудом.

Губы дракона изогнулись в одобрении. Тяжелое дыхание медленно становилось более глубоким. Вскоре оно оборвалось. Тело Физхрила затвердело подобно мраморной глыбе, а затем иссохло, оголив сначала череп, после чего остальной скелет. Зала храма наполнялась магической энергией, камни резонировали, свет осветил одинокую человеческую фигуру.

Всё исчезло. Дилан остался один. Зная, что между ними не существовало никаких близких отношений, юноша всё равно чувствовал себя разбитым. Так, словно часть сердца вырвали из груди и раскромсали на части.

«Никогда… Никогда не обращайся в дракона». — Вспыхнуло в голове охотника напоследок.

Дилан сжал зубы, медленно качнул головой. В то же мгновение пара капель упала на пол.

Когда долгие дожди прекратились, а безумие бури стихло, нечестивые снова продолжили путь. Несмотря на то, что они по-прежнему держались единой группой, между ними пролегла пропасть недоверия. Предводитель скрыл от них истину, его оправдания поступков чувства соратников не облегчили. Каждый осознавал, по какой причине Курц решился на подобное и умолчал большую часть правды, но именно это злило сильнее. Их будто сбрасывали со счетов, к тому же демон периодически подливал масло в огонь, напоминая нечестивым, что они пережили из-за объявленной Рейнером охоты. В итоге все смотрели на Иларию как на результат предательства — с презрением. Только волчата переминались с ног на ногу и поглядывали с благодарностью, пережив тяжелейшую ночь практически без страданий. Им девушка улыбалась в ответ.

Даже спустя две недели пребывания в дороге, обстановка едва ли походила на благоприятную. Скорее — терпимую. Сквозь зубы Теа отвечала на вопросы, тем или иным образом касавшиеся новенькой в команде, отбросив прежнее молчание. Джина оттаяла так же быстро, как и малыши-оборотни, время от времени ведя с Иларией короткие беседы о прошлом: жизни, которой она лишилась. Ведьма поведала, что ее деревня разрушилась, и последние обыватели разбрелись по миру, неся знания о колдовстве. Илария слушала собеседницу, но почти не поддерживала разговор. Ей попросту нечего было ответить, а рассказывать о себе она не хотела, неся груз тоски на сердце. Левент каждый раз демонстративно фыркал, скалился, сыпал колкостями, пытаясь задеть, а обращенная игнорировала его нападки. Порой стычки продолжались так долго, что от раздражения демон требовал, чтобы девчонка не вела себя высокомерно и начала, наконец, отвечать. Илария же мерила его ехидным взглядом, из-за чего Левент окончательно взрывался, и успокаивать его приходилось вампиру. Тем временем Курц занял выжидательную позицию — он наблюдал, как бреши в команде мало-помалу залатывались: новоявленная вливалась в коллектив, нечестивые свыкались с присутствием обращенной.