— Амелия, сыграй какую-нибудь вещицу.
И дом наполняли звуки грустного вальса. Мать девушки спешила из кухни в гостиную и вместе с неграми слушала прекрасную музыку, которую дона Амелия извлекала из огромного инструмента. Капитан закрывал глаза и наслаждался нежной мелодией. Его дочь была само совершенство. Жена, замученная постоянной работой на кухне, где она варила кукурузную кашу для прислуги и резала треску, была счастлива, ее загорелое лицо светилось радостью. Вторая их дочь, Оливия, тоже училась. Мать мечтала, чтобы у ее дочерей была иная судьба, чем у нее. Она не хотела, чтобы они привыкали к тяжелой работе, к жизни, как у невольниц. Томас, лежа на кушетке, наслаждался игрой дочери. Мать желала для Амелии не такого мужа, как Томас; он ничего не хотел знать, кроме работы. Муж ее дочери должен иметь еще что-то, быть лучше Томаса. Дона Амелия наигрывала веселые вальсы, вкладывая в музыку всю себя. Капитан засыпал в воскресные вечера, убаюканный приятной мелодией. Негры в это время не работали; земля давала жизнь семенам. В такие вечера каза-гранде преображалась — для матери, отца, негров жизнь представлялась совсем в ином свете. Все ходили точно зачарованные, негритянки говорили, что у девушки волшебные руки. Капитан Томас Кабрал де Мело, казалось, достиг предела своих мечтаний. Что еще нужно было такому человеку, как он? Образованные дочери, процветающее энженьо, отборный скот, плантации сахарного тростника, хлопковое поле, всеобщее уважение, почет даже со стороны политических противников. Он создал энженьо своими руками. И очень гордился этим. Он не пришел на готовенькое, как другие местные богачи. Здесь все создано им, его трудом. На фронтоне его каза-гранде стоит дата — 1852 год. В том году он заново перекрасил дом и привез рояль. Амелия вернулась из коллежа, она была способной, образованной девушкой, не имевшей себе равных. Но шли годы, и капитан Томас загрустил. Почему она не выходит замуж? Казалось, у его дочери есть все. Она достойна самого хорошего мужа! Она недурна, умна, обладает всеми качествами образцовой супруги. Но годы идут, а дочь не выходит замуж. Он слушал, как она играет на рояле, и думал. Значит, в этой проклятой Рибейре нет мужчины, который мог стать ее мужем. Жена никогда не заговаривала с ним о замужестве Амелии, но беспокоилась. Впрочем, незачем ломать себе голову. Время само все решит. Санта-Фе приносило шесть тысяч голов сахара, много мешков шерсти, и на его пастбищах бродило двести голов скота. Было у него и сорок невольников. А большего ему и не нужно было. К нему частенько обращались хозяева более крупных энженьо с просьбой одолжить денег. Капитан никогда не отказывал, причем проценты с должников брал по-божески. Деньги для него были как бы его плотью и кровью. Долина, заливные луга, холмы — все это было прекрасно. Он вспоминал свои разговоры с другими хозяевами энженьо. Все хвалили его урожаи, сахар, скот, хлопковые плантации, кукурузные поля. В руках капитана Томаса все давало доход, все приносило деньги. Правда, ему во всем помогала жена, она делила с ним заботы, присматривала за хозяйством, заботилась о слугах, сама шила им хлопчатобумажную одежду, готовила ангу[32], жарила мясо. Его негры были сильными, выносливыми людьми. Он привез из Инга самых лучших.
Никогда не покупал он невольников, которым была грош цена; с ними одна лишь морока. Ему нужны были хорошие работники и здоровые негритянки, которые рожали бы как можно больше будущих тружеников для его плантаций. Все, что капитан Томас задумал сделать в Санта-Фе, он осуществил. Но дочь, которая играла на рояле, читала книги в красивых переплетах и образование которой стоило ему так дорого, не выходила замуж. Местные мужчины были недостойны ее. А сын Жоана Алвеса из Канабравы к нему не пришел. Впрочем, он и не выдал бы за него дочь ни за какие деньги. Лучше пускай останется старой девой, чем свяжет свою судьбу с подобным бездельником, который ведет разгульную жизнь и насилует принадлежащих отцу невольниц. А сыновья Маноэла Сезара из Итайпу? Ведь они учились и получили высшее образование. Достойны ли они Амелии? Нет. Эти люди из Итайпу обращались с женщиной, как с рабыней. Амелия была нежным созданием. Нет! Он предпочтет, чтобы она осталась на всю жизнь с ним, но не отдаст замуж ни за одного из этих скотов. У него было отложено золото, которое он охотно отдал бы, чтобы купить энженьо для дочери. Отдельное энженьо с закрытыми воротами. Ему хотелось, чтобы нашелся мужчина с хорошим характером, способный сделать ее счастливой и относиться к ней так, как она того заслуживает.
Капитан Томас стал заметно стареть, он уже был не тот, что раньше. Но Санта-Фе по-прежнему процветало, это было богатое энженьо с хорошими плантациями, которые приносили верный доход. Как-то раз, когда дона Амелия играла на рояле, к капитану приехал погостить молодой человек, родственник из Пернамбуко, сын Антонио Шакона из района Палмарес — Луис Сезар де Оланда Шакон. Отец его погиб в сражениях 1848 года. Ходило много разных легенд о храбрости Антонио Шакона, который попал в окружение в лесах Жакуипе вместе с Педро Иво[33] и сражался с правительственными войсками, пока его не сразила пуля. После его смерти жена осталась с малолетним сыном. Вот этим сыном и был тот молодой человек, которого капитан Томас принял, как горячо любимого родственника. Капитан всегда слышал, что старый Шакон был порядочным, мужественным человеком, отдавшим свою жизнь за вождя, которого убили в Ресифе. Имя Нунеса Машадо капитан произносил с благоговением. Нунес Машадо, тот, что погиб на поле брани и вошел в историю, был его родственником.
У сурового капитана Томаса, когда он произносил это имя, на глаза навертывались слезы. И вот к нему в гости приехал единственный сын Антонио Шакона, погибшего с оружием в руках. Гость оказался воспитанным молодым человеком, приятной внешности, с изысканными манерами. Капитан сразу стал называть его Лулой и отнесся к нему, как к родному сыну. Амелии он тоже пришелся по душе. Теперь рояль звучал особенно выразительно, музыка рыдала, пальцы девушки так и порхали по клавишам. Кузен, сидя на софе, молча слушал, как она играет вальсы. Мать, гордая за дочь, нет-нет да бросала дела на кухне и шла в гостиную развлечь гостя. У кузена Лулы была модная черная бородка, голубые глаза, грустное выражение лица, мягкий говор. Старуха внимательно приглядывалась к нему, стремясь составить представление о будущем зяте, который прибыл издалека, чтобы сделать Амелию счастливой. Никогда девушка не играла на рояле с таким чувством. Она играла волшебно. Капитан по-прежнему молчал, слушая дочь, изливавшую душу кузену Луле в нежных мелодиях. Но вот Луис Сезар де Оланда Шакон назначил день своего отъезда. Капитан Томас ждал, что накануне отъезда тот попросит руки его дочери. Он даже предложил Луле отправиться в Ресифе на буланом коне, которого купил у старого Рибейро в Итабайане. Однако кузен горячо поблагодарил, но отказался от этого заманчивого предложения. Поездка — долгая, он мог загнать породистую лошадь. И уехал, так и не заговорив о браке.
В каза-гранде имения Санта-Фе стала редко слышна музыка. Старая Марикинья вернулась на кухню к котлам с кашей, рояль умолк. И тут капитан получил письмо из Ресифе от своего знакомого, тот сообщал ему горестную весть: их семнадцатилетняя дочь Оливия тяжело заболела. В письме говорилось о том, что ее пришлось поместить в Тамаринейру. Капитан тотчас же собрался в путь. То, что он увидел в больнице, потрясло его: дочь потеряла рассудок. Как сказал врач, надежды на излечение почти не было. Отец хотел увезти Оливию домой, но ему посоветовали оставить ее на некоторое время в больнице. В Санта-Фе капитан вернулся другим человеком. Горе как-то сразу состарило его. Ведь он сделал для своей дочери все, что мог. В отличие от других хозяев энженьо, которые растили своих детей в невежестве, он послал ее в Ресифе, чтобы она стала такой, как Амелия, — хорошо воспитанной, умной, умеющей вести себя в обществе с достоинством. И вдруг такое горе. Марикинья, казалось, не поддалась отчаянию. Капитан видел ее либо на кухне, либо за веретеном, либо с негритянками. А у него уже не было сил. Он подорвал их на работе. Болезнь Оливии доконала его. Так прошло несколько месяцев. Все в доме уже смирились с несчастьем, все, кроме капитана Томаса. Каждые два месяца он седлал коня и отправлялся в Ресифе навестить больную дочь. Ему было тяжело видеть, как она сидела, неподвижная, с застывшим взглядом, и не говорила ни слова. Возвращаясь в Санта-Фе, он не рассказывал о состоянии Оливии. Страдал молча. Забросил хозяйство, не проявлял никакого интереса ни к урожаю, ни к скоту. Его больше не интересовали ярмарки в Итабайане, он не посещал собраний либеральной партии, передав все в руки старого Перейры Боржеса. И те, кто наведывался в Санта-Фе, уезжали, испытывая чувство жалости к капитану. Трудно было поверить, что человек мог так быстро сдать. А между тем он часами валялся на софе в гостиной. Амелия, как могла, пыталась развеселить отца. Капитан делал вид, что слушает ее, и через силу улыбался. Она садилась за рояль и играла, но он ничего не слышал и чувства гордости больше не испытывал, хотя его дочь по-прежнему извлекала из инструмента нежные, чистые звуки. И только внезапный побег негра из энженьо вырвал капитана из оцепенения. Сбежал Домингос, восемнадцатилетний парень, приятной наружности и завидного здоровья. Побег возмутил капитана до глубины души.
