Я хочу верить ей — и я действительно верю, — но, учитывая, что она позволяла мне верить, что Линн была моей мамой все эти годы, я не совсем уверена, что она на сто процентов правдива. Я также знаю, что она солгала бы мне, если бы думала, что защищает меня от чего-то. Но попытка поговорить с ней по телефону ни к чему хорошему не приведет и мне нужно сосредоточиться на проблеме, лежащей у меня на коленях прямо сейчас. Я легонько щипаю Кая за руку, так как он снова начинает засыпать.

— Бабуль, ты что-нибудь знаешь о сотрясениях мозга?

— А что? — осторожно спрашивает она.

Я объясняю ей, что на Кая напали и ударили ломом по голове, а теперь он отказывается ехать в больницу, потому что боится, что родители разозлятся на него. Когда она спрашивает, почему он так беспокоится, что его родители разозлятся на него, я не знаю, что ей сказать.

— Разве он не должен был быть в Мейплвью? — спрашивает она. — Неужели его родители не знали, что он был там?

— Не знаю. — Я смотрю вниз на Кая, лежащего на боку, его лицо уткнулось в мои колени. У меня возникает безумное желание запустить пальцы в его волосы, сделать то же самое, что он делал со мной всего несколько минут назад. Однако я сдерживаю порыв, говоря себе, что у меня нет сотрясения мозга, поэтому у меня нет оправдания, чтобы прикасаться к нему вот так. — Я думаю, что он просто не очень хорошо ладит со своими родителями. Он беспокоится, что его отец разозлится на него за то, что машина испортилась и все такое.

— Похоже его отец тот еще мудак, — говорит она как ни в чем не бывало. — Если его ограбили, то это была не его вина.

— Его отец в некотором роде мудак. Он чем-то напоминает мне Линн, только не настолько. Он просто злой, злой парень. — Бедный Кай. Я рассеянно провожу несколькими пальцами по его волосам, но затем быстро отстраняюсь. Тпру. Что я делаю?

— Не останавливайся, — бормочет он, беря мою руку и водружая ее себе на голову. — Это так приятно.

Я неуверенно смотрю на свою руку. Должна ли я это делать? Разве это не странно?

— Просто сделай это, — настаивает Индиго. — Он, вероятно, не вспомнит об этом утром, так что вам не придется беспокоиться о том, что все будет неловко, но он будет благодарен за это тебе сейчас.

Может быть, мне бы и не было неловко, но я провела день с его братом и позволила ему поцеловать меня в уголок рта. И что теперь? Я собираюсь сидеть здесь с Каем и играть с его волосами? Разве это не переходит черту? Но так как он ранен, я каким-то образом понимаю, что могу это сделать и слегка провожу пальцами по его волосам.

Они такие мягкие…

— Иза, что происходит? — говорит бабушка Стефи в трубку, пугая меня.

У меня вылетело из головы, что разговор еще не окончен.

— Ничего. — Нет, это определенно не так. — Что мне делать с сотрясением мозга? Как ты думаешь, с ним все будет в порядке, если я не отвезу его к врачу?

— Я не уверена. Я мало что знаю о сотрясениях мозга. — Она делает паузу. — У меня есть друг, врач на пенсии. Он живет в нескольких кварталах от меня. Давай я позвоню ему и узнаю, не спит ли он еще. Может быть, он сможет нам помочь.

Я откидываюсь на спинку сиденья, все еще запустив пальцы в волосы Кая.

— Спасибо, бабушка.

— Ты сможешь отблагодарить меня, доставив свою задницу домой. Я буду чувствовать себя лучше, когда ты будешь здесь.

Да, я тоже, но в основном потому, что я просто хочу убедиться, что с Каем все в порядке.

К тому времени, как я вешаю трубку, мы уже почти подъезжаем к жилому комплексу. Кай все еще держит голову у меня на коленях, когда мы сворачиваем на парковку, а я все еще расчесываю пальцами его волосы. Не знаю почему, но я начинаю находить это движение почти таким же успокаивающим, как и он.

— Кай, — шепчу я, когда Индиго выключает двигатель. — Мы на месте. — Когда он не отвечает, я говорю громче, наклоняясь ближе. — Кай, мы приехали к дому бабушки. Тебе нужно встать, чтобы мы могли зайти.

Единственный ответ, который я получаю, — это тихий звук его дыхания.

— Кай. — Я щипаю его. Ничего. Паника. Паника. Паника. — Кай, ты должен проснуться.

— Я проснулся, — стонет он. — Так что перестань кричать.

Облегчение накрывает меня волной при звуке его голоса. — Давай же. Я помогу тебе выйти, но я не могу нести тебя.

Он перекатывается на спину, и его веки трепещут, когда он открывает глаза. Он моргает, глядя на меня, ошеломленный и сбитый с толку. — Где мы?

— У дома моей бабушки, — говорю я ему. — Помнишь, я сказала, что ты можешь остаться здесь.

Похоже, он понятия не имеет, о чем я говорю, но все равно садится. Он молчит, когда открывает дверь и, спотыкаясь, выходит наружу, на прохладный ночной воздух. Я спешу и выскакиваю, преследуя его, когда он бредет по траве, направляясь в неправильном направлении.

— Не туда. — Я хватаю его за руку и тащу в противоположную сторону.

Он следует за мной, оглядываясь по сторонам, и ведет себя странно тихо для Кая. Я не расслабляюсь, когда завожу его внутрь. Во всяком случае, я волнуюсь еще больше. При свете он выглядит намного хуже. Его глаза покрасневшие, выражение лица ошеломленное. К счастью, друг — врач моей бабушки — уже там.

Он немного старше, лет семидесяти, с волосами цвета соли и перца. Он кажется достаточно милым, когда говорит Каю сесть на диван, затем придвигает стул и задает ему ряд вопросов. Кай отвечает как можно лучше. Затем доктор проверяет его рефлексы. Я решаюсь упомянуть доктору, что, по-моему, Кай повредил ребра, чтобы он тоже их осмотрел. Я не утруждаю себя упоминанием о том, что это было вчера, потому что даже не хочу пытаться объяснить, почему Кая так сильно избили. Я не смогла бы, даже если бы попыталась, так как Кай еще не объяснил, что произошло.

— Я уверена, что с ним все в порядке, — пытается успокоить меня Индиго.

— Да, знаю. — Но я не знаю наверняка. Я уже ничего не знаю. Я становлюсь самой невежественной девушкой в мире. Изабелла Андерс, невежественная девушка, которая не знает, кто ее мать, которая играет с волосами парня после того, когда она вроде как поцеловала другого парня, которая так сильно волнуется, что ее сейчас вырвет.

Индиго предлагает мне немного печенья.

— Тебе нужно поесть.

Я хватаю горсть и засовываю их в рот, но почти не чувствую вкуса.

— Я буду чувствовать себя лучше, когда узнаю, что с ним все в порядке.

— Интересно, почему. — Ее обвиняющий взгляд сверлит дыру в моей голове, но я отказываюсь смотреть на нее.

После того, как доктор заканчивает, он встает со стула, обращаясь к бабушке Стефи.

— У него легкое сотрясение мозга и порез на голове, возможно, потребуется наложить пару швов. — Он смотрит на меня. — Я пытался ему это втолковать, но он уверен, что с ним все в порядке. У меня нет ничего, чтобы зашить его здесь, поэтому я предлагаю попытаться заставить его прийти утром. Что касается ребер, то, возможно, он сломал одно, но я мало что могу с этим поделать. Ему просто нужен будет покой. Он мог бы пойти и сделать рентген, чтобы подтвердить это, но на этом все.

Я киваю, но, учитывая, как непреклонно Кай настаивал на том, чтобы не ехать в больницу, я не думаю, что смогу его убедить.

Врач составляет список симптомов, на которые следует обратить внимание, и говорит, что, если у него появятся какие-либо признаки, немедленно отвезти его в больницу. Потом он собирает свои вещи и бабушка провожает его.

Взгляд Кая встречается с моим с другого конца комнаты, и он похлопывает по подушке рядом с собой.

— Иди, посиди со мной и погладь меня по голове. — Он выглядит лучше, чем в машине, но раны на его лице более заметны при свете.

Когда я колеблюсь, Индиго толкает меня локтем в спину, подталкивая вперед.

— Иди и позаботься о своем сладком мальчике.

Я бросаю на нее убийственный взгляд, но она только смеется надо мной.

Покачав головой, я прохожу через комнату и сажусь на стул рядом с Каем.

— Тебе что-нибудь нужно? Доктор сказал, что ты можешь принять пару обезболивающих, но я думаю, что у моей бабушки найдется пакет со льдом в морозилке.