Она подходит к забору, ухмыляясь.

— Ты же знаешь, что преследование незаконно, верно?

На автомате обхватываю себя руками, начиная съеживаться. Но затем я заставляю себя поднять подбородок. Нет, так больше не может продолжаться.

— Это лучшее, что ты можешь придумать?

В ее глазах мелькает шок.

— Ты сегодня смотрелась в зеркало? Ты выглядишь дерьмово. С другой стороны, ты всегда выглядишь дерьмово.

Гнев кипит во мне, как лава. Обычно я прикусываю язык и пытаюсь быть выше, но после всего, что произошло вчера, моя сила воли ослабевает. Я в ярости. На нее. На Линн. На моего отца за то, что он лгал мне, за то, что никогда не заступался за меня, за то, что позволял мне жить с людьми, которые каждый день в течение многих лет принижали мою самооценку.

— В чем твоя проблема? — Я спрыгиваю с перил и, сойдя с крыльца, направляюсь к забору. — Я никогда ничего тебе не делала, но ты всегда ненавидела меня.

Она издает презрительный смешок.

— Твоя мать чуть не разрушила брак моих родителей. Я имею полное право ненавидеть тебя.

Мои мышцы сводит в узлы. Как давно она знает о моей маме? Как много она знает?

— Они не только твои родители. Твой отец все еще мой отец, Ханна.

— Если бы у него был выбор, он бы не был твоим. — Она откидывает свои светлые волосы с плеча. — Все, что ты делаешь, это напоминаешь ему о самой большой ошибке в его жизни. Неудивительно, что он даже не может смотреть на тебя. — Ее брови поднимаются, когда она оценивает меня, лицо искажается от отвращения. — Впрочем, как и большинство людей. Ты ничего не стоишь. Я это знаю. Моя мама это знает. Мой отец это знает.

Вся ярость, которую я сдерживала почти восемнадцать лет, взрывается. Прежде чем осознать, что делаю, я поднимаю ногу, чтобы перелезть через забор.

Глаза Ханны распахиваются от удивления, и она отступает назад, в результате чего ее каблук застревает в траве. Я даже на сто процентов не уверена, что собираюсь с ней сделать: дать ей пощечину, повалить на землю, испортить ей волосы, заставить ее смотреть, как я обрываю ее наманикюренные ногти. Но прежде, чем я успеваю перелезть через забор, чьи-то руки обнимают меня за талию и мягко тянут назад.

— Как бы я ни думал, что она заслуживает того, что ты собираешься сделать, — шепчет Кай мне на ухо. — Она не стоит тех неприятностей, которые ты получишь за то, что надерешь ей задницу.

Ханна усмехается.

— Как будто она может надрать мне задницу.

Держа одну руку обвитой вокруг моей талии, Кай подходит ближе и ухмыляется Ханне.

— Тогда почему у тебя такой вид, будто ты вот-вот обделаешься?

Ханна сердито смотрит на Кая.

— Ты такой засранец, Кай. Почему ты вообще здесь? Никто не просил тебя приходить сюда и быть еще большим придурком.

— А почему ты здесь? — Он язвит. — Никто не просил тебя приходить и ругаться на Изу таким противным голосом. — Когда ее глаза мечут кинжалы в Кая, он удовлетворенно улыбается. — Итак, вот мысль: почему бы тебе не уйти, прежде чем я расскажу Изе о том, что ты сделала два года назад и дам ей все карты в руки, чтобы превратить твою жизнь в сущий ад.

Понятия не имею, о чем он, но я так благодарна ему за то, что он заступается за меня, что мне хочется повернуться и обнять его.

Выражение лица Ханны мрачнеет, ее голос понижается на октаву.

— Ты мне угрожаешь?

— Не столько угрожаю, сколько предупреждаю тебя, что я расскажу всем твой маленький грязный секрет. — Он сверкает на нее своими жемчужно-белыми глазами. — Но если ты хочешь посмотреть на это так, то давай прямо сейчас.

Пар практически вырывается из ушей Ханны.

— Мне никто не смеет угрожать. Ты дорого за это заплатишь. — Она поворачивается, чтобы уйти, но затем замечает Кайлера, выходящего из гаража с лестницей. Она превращается из Ледяной королевы в сладкую сахарную вату, нацепляя приторно-сладкую улыбку. — Привет, Кайлер. Я не знала, что ты был дома в эти выходные. Ты говорил, что собираешься в поездку со своими друзьями.

Рука Кая падает с моей талии, и он отодвигается на некоторое расстояние между нами.

Кайлер ставит лестницу рядом с забором и отряхивает руки, его взгляд скользит по нам троим.

— Я… эм… Были такие планы, но мои друзья… сбежали в последнюю секунду.

Думаю, что он, возможно, лжет ей, и, хотя это может немного сбить меня с толку, я нахожу странное чувство счастья в этом факте.

— О! — На короткую секунду в ее глазах вспыхивает ярость, но быстро исчезает и преувеличенная улыбка возвращается. — Хорошо, тогда, я думаю, ты все-таки можешь пригласить меня сегодня на свидание.

Кайлер напряженно массирует затылок.

— На самом деле, я уже строил планы кое с кем другим.

Ее улыбка исчезает.

— С кем? — огрызается она. — Лучше бы это была не та шлюха, Карисса.

— Это не она… — Кайлер беспокойно переминается с ноги на ногу.

Я не уверена, стоит ли принимать его нерешительность на свой счет. Ему стыдно, что он встречается со мной? Или он избавляет меня от ада, который последует, когда Ханна узнает?

Кайлер бросает на меня косой взгляд и в его глазах читается безмолвный вопрос: что я должен ей сказать? Я не знаю. Хотя я не хочу делать из нашего свидания… встречи… просто завтрака… что бы мы ни делали сегодня, секрет. Я также не хочу давать Ханне больше причин мучить меня.

Однако мне так и не удается решить, что ответить, потому что Ханна замечает, что Кайлер смотрит в мою сторону и ящик Пандоры распахивается.

— Ты, блин, издеваешься надо мной! — кричит она так громко, что сосед через улицу отрывается от полива своей лужайки. — С ней! С… этой неудачницей!

— В чем, черт возьми, твоя проблема? — Кайлер говорит, в то же время как Кай предупреждает: — Думаю, просто угрожать тебе было недостаточно. — Я думаю о том, чтобы снова перепрыгнуть через этот забор, наброситься на нее как ниндзя и надрать ей задницу. Кай, должно быть, тоже это чувствует, потому что его пальцы обхватывают мою руку и он прижимается ко мне.

Ханна качает головой, кипя от злости.

— Не притворяйтесь, что вы двое не думали об одном и том же. До тех пор, пока она не вернулась этим летом, вы оба все время смеялись над ней.

Становится так тихо, что я слышу, как на улице включаются разбрызгиватели мистера Нормберта. Я чувствую себя такой маленькой, как эти крошечные сказочные статуэтки, которые собирала моя бабушка Стефи, когда дедушка был еще жив. Она выставляла их перед своим домом, возле клумбы с тюльпанами. Я думала, что они такие милые, и обычно сидела там, и притворялась, что они мои волшебные друзья, которые исполняют желания. Однажды Ханна поймала меня, назвала ненормальной и топтала их до тех пор, пока они не превратились в битое месиво.

— Что касается меня, это не так. — Кай медленно продвигается к забору, приближаясь к Ханне. — Ты знала, что я думаю об Изе, по крайней мере с тех пор, как минуло два лета.

Ханна бросает на Кая презрительный взгляд, затем, бросив последний взгляд в мою сторону, она поворачивается к нам спиной, бормоча что-то себе под нос, и мчится к своей машине. Она распахивает дверь, заводит двигатель, а затем выезжает с подъездной дорожки, оставляя следы шин на бетоне.

Я начинаю облегченно дышать, когда дверь в мой дом открывается.

Отец выходит и смотрит прямо на меня.

— Изабелла Андерс, заходи в дом немедленно. Нам с тобой нужно поговорить. И это не просьба. Или ты заходишь сейчас же или я вызываю полицию.

Изабелла

Мне хочется сказать ему, чтобы он оставил меня в покое, что нам не о чем говорить, но угроза позвонить в полицию пугает меня до чертиков.

— Ладно. Уже иду, — кричу отцу, а затем поворачиваюсь к Кайлеру, чувствуя себя неловко. В отличие от Кая, Кайлер не отрицал, что называл меня неудачницей за моей спиной в компании Ханны и ее друзей. Я не знаю, что с этим делать. — Думаю, придется позавтракать в другой раз.