Многие в руках держали букеты — от совсем небольших в три цветочка до огромных практически в обхват. Как с такими на руках сидеть несколько часов, а, главное, что-то видеть, Ная не представляла.

Определить, есть ли среди разношерстой публики кто-то подозрительный, не удалось — им равно мог оказаться любой: и представительный господин в центре зала, своим ростом закрывавший обзор возмущенной даме, и студент в куртке в стиле Рилло…

Музыка смолкла, вслед за ней постепенно притих зал, и первые, робкие и нежные, звуки скрипки прозвучали в выжидающей тишине. Постепенно скрипач набирал темп, к нему присоединились напарник и флейтист, и в момент, когда музыка на мгновение оборвалась на пике, чтобы мгновение спустя продолжиться, на сцене появилась Мира.

Она казалась хаотичным огненным вихрем — языки пламени заменяла все та же ткань, красная и переливающаяся в движении; и это пламя двигалось в такт мелодии, повинуясь тонким изящным рукам. В последний раз оно взметнулось на финальных аккордах и опало; ткань словно стекла по фигуре, открывая лицо, россыпь каштановых волос, спадающих на плечи, простое свободное платье до колен и босые ноги. Зал взорвался аплодисментами, но их почти сразу, без перехода прервало журчанье флейты и легкое невесомое движение. Кольцо над сценой начало медленно поворачиваться, заставляя трепетать закрепленную на нем ткань, и Мира шагнула внутрь этого шатра, как под водопад. Теперь ее танец казался не страстным, как несколько минут назад, но умиротворенным и гармоничным, при этом наполненным такой внутренней силой, что у Наи захватило дух, как перед стихией. Спокойной, не стремящейся снести все на своем пути, но на это способной…

На следующие два часа Ная напрочь забыла и о принце с его проблемами, и о собственных переживаниях, и даже о вчерашнем явлении Йорн, которое все утро всецело занимало мысли. На эти часы во всем мире не осталось ничего значимее музыки, тонкой фигуры на сцене и урагана эмоций, которые после себя оставил танец, в котором стихии сменились уверенностью, после — нежностью и любовью, а в конце затаенной болью, рвущейся наружу.

Зрители еще долго рукоплескали стоя, пока край сцены превращался в цветочную лавку; Джеймс, стоявший рядом с Наей, усердно вытирал платком выступившие слезы.

— Я проведу тебя в служебную часть, — сказал он, подхватывая ее под локоть, когда зал начал постепенно пустеть. — Мне надо отлучиться буквально на пару минут, подождешь меня у гримерной… присмотришься заодно.

Ная рассеяно кивнула, не в силах отбросить впечатления и почти не вслушиваясь в слова, и позволила увести себя через неприметную дверь по темному, заставленному реквизитом и вешалками коридору, из которого вело еще несколько дверей. Часть была завалена разнообразным хламом, часть заперта; только одна оказалась приоткрыта наружу, и сквозь щель падала полоса света.

В ожидании Джеймса Ная присела на один из ящиков рядом с дверью, прислонившись к стене. Эйфория от представления постепенно угасала, сменяясь опустошением и головной болью, не сильной, но это пока — если приятель задержится надолго, встреча потеряет всякий смысл просто потому, что она не сможет связно соображать.

С противоположной стороны коридора послышались шаги, и в гримерную вошел мужчина с очередным букетом. В темноте разглядеть лицо не удалось, а в полосе света он не задержался, так что узнать внешне кого-то из горожан не получилось. Тот самый посетитель, о котором говорил Джеймс? Правда, он совсем забыл упомянуть, что его должны были пропустить за сцену… или просто поклонник, который сумел договориться с охраной? Нет, тогда бы вряд ли обстановка оставалась такой спокойной: какая женщина была бы рада постороннему в момент переодевания? Повысила бы голос уж точно, а то и закричала, выскочила бы в коридор или хотя бы попыталась, чтобы позвать помощь…

Ная коснулась пальцами стены, невольно вспомнив слова Тольда и тут же от них отмахнувшись. Лезть на границу миров — это одно дело, совсем другое — подслушать разговор в соседней комнате, для этого почти не требуется усилий.

— …красивые. Поставь, пожалуйста, вон в то ведро, цветов так много, что вазы закончились, — судя по голосу, Мира улыбалась и была настроена благосклонно. — Я уже не ждала, что ты придешь.

— Тебе повезло, я вернулся в город несколько часов назад. Что ты хотела?

Ная едва не упала с ящика от удивления, пропустив часть разговора. После всех рассуждений Крейга о несвоевременности исчезновения Роя услышать его просто так, в театре, как будто в мире не происходит ничего особенного, было неожиданно и как будто неправильно. Но голос точно принадлежал ему, пусть и звучал куда суше, чем во время их недолгого знакомства, и особенно это было заметно рядом с переполненной радостью Мирой.

— …большая потеря, не могу представить, что ты чувствуешь. Мне жаль, правда.

— С моими чувствами, извини, разбираться не тебе. Что ты хотела? Не поверю, что ты забросала меня приглашениями от большой любви.

Мира вздохнула, выдержала паузу и дальше заговорила уже спокойно, деловито, что совершенно не вязалось с эфемерным образом танцовщицы.

— Три года прошло, а ты не можешь меня простить? Это достойно впечатлительной девицы, не тебя.

— Мы слишком давно знакомы, дело в этом, а не в моей несуществующей обиде. Так зачем я тебе понадобился?

— Помоги мне избавиться от Дэма.

Раздался сухой смешок, как будто она попросила о чем-то абсурдном и типично девичьем вроде поиска сбежавшей собачки.

— Три года назад ты рвалась за него замуж. Надоел?

— Рой, это не любовь. Он связан с… некими рвущимися к власти людьми и играет среди них не последнюю роль. Это был самый удобный способ наблюдать, но в дело влез один из запрещенных культов, ситуация обострилась и стала опасной для меня. Не прошу его убивать, просто слей информацию Гвен, дальше она разберется.

— Почему этого не может сделать Брамс?

— Мы не должны быть втянуты в эту историю, с той стороны тоже не дураки сидят. Если в конце концов выйдут на тебя, это никого не удивит, вы наверняка рано или поздно докопались бы до того же. К тому же у тебя… репутация, и Гвен сможешь убедить. Я же не зря затеяла эту историю с выступлениями, мне следовало бы держаться подальше от Лангрии и уж точно не приходить открыто к тебе домой, а приглашения написаны даже не моей рукой, — в комнате что-то упало, это было слышно даже из коридора, зашуршала бумага. — Возьми. Все, что смогла узнать.

— Ты не заскучала? — при появлении Джеймса Ная едва не подскочила, а от того, что слишком резко отдернула руку, прекратив слушать, загудела голова. Приятель заметно даже в темноте лучился счастьем и больше всего напоминал цветочную клумбу, явно решив переплюнуть всех сегодняшних дарителей. — Идем?

— Да, — Ная поднялась и попыталась собрать разбегающиеся мысли. После подслушанного разговора успевший сложиться образ Миры безжалостно рушился, оставляя одну лишь досаду, сводившуюся к простому вопросу: есть хоть кто-то в этом королевстве, не успевший залезть в политику?!

Джеймс постучался, вошел, дождавшись ответа, и сразу же рассыпался в комплиментах, попутно умудряясь представить Наю и красочно расписать ее таланты и достижения. Пришлось натянуть улыбку, радуясь, что половина лица спрятана под волосами. Владеть собой и удерживать эмоциональную маску так же хорошо, как некоторые, она не умела.

Рой оказался зажат в дальнем углу среди ведер с цветами, и чтобы пробраться к двери, пришлось бы отодвинуть Джеймса, сумевшего занять все свободное пространство. Сегодня «бродяга» из Квинсы выглядел куда приличнее, если не сказать — презентабельно: сюртук и рубашка из хорошей ткани, волосы собрал в короткий хвостик, а отросшую щетину не сбрил совсем, но подровнял, напоминая теперь больше светского щеголя, а не беглого каторжника.

Наю он, конечно, заметил, и она только кисло скривилась, поймав его взгляд, благо стояла за спиной Джеймса, а Мира была слишком увлечена разговором.