— Наверное, спрошу глупость, но какой в этом смысл? — без особого воодушевления поинтересовалась она, когда Крейг, сперва внимательно и с внешне искренним участием выслушал компанию оживленных студентов, а потом до того душевно с ними распрощался, что аж челюсть свело от переизбытка любезности. Хотя он наверняка тут же забыл, о чем шла речь.

— Традиция, заведенная еще дедом, — пожал плечами принц.

— Так отмените, теперь вы хозяин Лангрии. Вам же самому эти празднества не доставляют удовольствия.

— Традиции — основа королевской власти в любой стране. Они повторяются из года в год, как нечто неизменное, какие бы потрясения не происходили, и если однажды некий самодур их отменит, — он похлопал себя по груди, — это воспримется как знак перемен, ненадежности. Пора сниматься с мест, подхватывать пожитки и перебираться в куда более спокойную Даргию или маленький уютный Нилье. Мы не в том положении, чтобы раскачивать лодку.

— И еще люди видят, что вы от них не прячетесь и готовы к диалогу, — развила мысль Ная, все еще без особого одобрения. — Противопоставляете распускаемые королем сплетни своей открытости и при этом обращаетесь к барду, потому что опасаетесь тех самых людей. Ничего не забыла?

— И отец тоже опасается. Дед опасался. Политик всегда находится под прицелом.

— Незавидная участь.

— Какая есть, — развел руками Крейг. — Если рождаешься принцем, при этом не глуп, как пробка, и растешь на рассуждениях о долге, других вариантов нет. Бросить все и отправиться в путешествие по миру? Кто-то осудит, кто-то наверняка восхитится, особенно в других королевствах. То же самое касается герцогов, графов, баронов, только в несколько меньшей степени.

— Но иногда даже принц бросает все просто потому, что король безосновательно обвинил его друга, — не смогла сдержаться Ная и тут же прикусила язык, но Крейг отнесся к ее словам на удивление благосклонно.

— Раз уж мы в определенной степени говорим откровенно, позволю себе прямоту. Надеюсь, вас не удивит, что святых в политике нет — не уживаются, — спокойно сказал он. — Меня, безусловно, огорчает смерть сестры и то, что отец сломал жизнь Рою, но дело здесь не в судьбе конкретного человека. Он позволил горю затмить разум, слушал только недоброжелателей и выдумщиков, а не смотрел на доказательства. Я пытался вразумить, но вразумили в итоге меня и наверняка бы в лучшем случае перестали доверять хоть какое-то принятие решений, а, вероятнее, нашли бы формальный повод сослать еще дальше, уже в статусе изгнанника. Тогда же на моей стороне осталась половина и один член дворянского собрания, и до сих пор они не могут договориться.

Ная передернула плечами. Семнадцатилетний мальчишка будто больше смыслит в управлении королевством! С другой стороны, он же, в конечном счете, действительно удержал в своих руках власть и земли, заставил считаться с собой, как с весомой силой, устоял под натиском стервятников, которые наверняка пытались отхватить кусок пожирнее в своих интересах. От Роя тогда толку явно было немного, такой же подросток без связей и положения.

Которые он в итоге сумел наработать и заслужить.

У этих двоих внутри несгибаемый стержень, если за столько лет они не сломались и не повесились на балконе принцевой резиденции, как на их месте произошло бы с другими. С тем же Максом, надо будет его и правда навестить, чтобы чего не натворил.

— Не жалейте нас, для чего-то такого и меня, и Роя растили. У вас на лице все написано, — с улыбкой пояснил Крейг и, краем глаза кого-то заметив, спешно отошел. — Прошу прощения, скоро вернусь.

Ная хмыкнула. Она давно умела не принимать близко к сердцу чужие переживания и не додумывать за других, что они должны чувствовать, и уж точно никогда не была трепетной девой, обливающейся слезами от жалостливых рассказов, даже в детстве. Единственные, кому она сейчас сочувствовали — два парня, которые слишком рано встали перед необходимостью прогрызать себе дорогу. С другой стороны, семнадцать — не семь.

Заслуживает ли в этой истории хоть кто-то жалости?

— Извините, я только что видел здесь его высочество. Не подскажете, куда он пошел?

Ная обернулась, скептически глянув на подошедшего со спины юношу, по виду студента — очки, куртка с какой-то замысловатой вышивкой, какие нынче модны среди университетских слушателей, крайне серьезный вид законченного отличника.

Хотя нет, наверное, все-таки молодой мужчина, возможно, ее ровесник, а то и старше. Смотрит цепко, без стеснения, как будто пытался залезть в мысли. Преподаватель, глава одной из кафедр, член ректората? Правда, есть во всем этом одно «но»…

— Вы если хотите казаться университетским, сделайте лицо попроще и купите одежду подешевле, а то одна ваша куртка стоит полугодовую стипендию, и с таким надменным видом даже студенты с правового факультета не ходят, — посоветовала она. Мужчина ей категорически не нравился, таких доводилось встречать в столице, и на поверку они оказывались не простыми канцелярскими служащими. Возможно, как раз о таких говорил Крейг? — Что вы хотите от принца?

— Перекинуться парой слов, разве не в этом смысл мероприятия?

— Так поищите его в толпе, должен быть где-то тут, — предложила Ная, собираясь заняться тем же самым, отыскать принца первой и предупредить. — Откуда мне знать?

— Бард, который постоянно крутится с его высочеством, явно находится здесь не ради свежего воздуха, — мужчина подошел ближе и отвернул воротник куртки, показывая начищенный до блеска металлический знак в форме совы с ключом, прикрепленный на подкладку.

Такие знаки отливают из стали и серебра, и выбор того или другого мог многое сказать о владельце — разумеется, тому, кто мог отличить два на первый взгляд одинаковых металла.

Такой же он студент, как и Рой — бродяга. Ничего удивительного.

— Не проще вам было наведаться к нему в резиденцию, а не бегать по парку и тыкать во всех подряд статусом? — хмуро спросила Ная.

Как ей рассказывал лорд Мейсом (а после показывал на конкретных примерах), королевскую дипломатическую службу можно было условно поделить на три уровня: рядовых служащих, занимающихся решением таких же рядовых проблем вроде урегулирования вопроса о ввозных пошлинах и торговле; переговорщиков, самостоятельно наносящим визиты дружественным и не очень королевствам; и третий, самый малочисленный — особо приближенные к королю, пользующиеся его доверием и отвечающие безусловной преданностью.

Первым выдавался стальной кругляшок с чеканной совой и грамота с перечнем их невеликих полномочий, вторые выделялись большим объемом прав и совой литой и с ключом, последние же, из которых назначались в том числе послы, были счастливыми обладателями верительных грамот и серебряных знаков.

Вот как этот.

Хотя, конечно, всегда оставался шанс, что он просто убил настоящего дипломата и забрал себе знак. Одного, кстати, действительно на днях убили в Даргии.

— Все хорошо? — со своими делами Крейг разобрался удивительно быстро и незаметно подошел к Нае, при внешнем спокойствии лучась беспокойством.

— Ваше высочество, — мужчина на грани приличия едва склонил голову и достал из внутреннего кармана куртки письмо, заодно показав и знак. — Как раз вас искал.

— Рилло Кайнен, верно? Занятно, что помощник главы королевской дипломатии нанялся курьером, — хмуро заметил Крейг.

— Неожиданная осведомленность для человека, не бывающего в столице и не имеющего дел с государственными службами.

— Если для вас это неожиданность, то у меня большие сомнения в качестве вашей работы. Бросьте, мои люди тоже не зря едят свой хлеб, а симпатизирующих мне столичных жителей хватает, — поморщился он, ломая сургуч и разворачивая письмо.

Рилло вежливо улыбнулся и, дождавшись, когда принц дочитает, достал коробок длинных спичек.

— Позволите, или надо еще время? — он чиркнул одной из них по наждаку, поджигая.

Крейг молча поднес бумагу и также молча смотрел, как она загорается, не отпуская до конца. И только когда огонь подобрался к пальцам, разжал их, а упавший на землю черный пепел раздавил и растер.