— Они все брезгливые, — перебил его Никита. — От меня не воняет, одежда на мне чистая. Что брезговать-то?

— Чистота — понятие относительное. Ей однозначно нужно чище.

— Душный ты, Борис. Если я отмоюсь до блеска и скрипа, она подумает, что я не по девочкам. Зелёный ты ещё, не понимаешь, что им того и надо, чтобы рядом с ними были их полные противоположности, так жить им интереснее. Ферштейн?

— Ферштейн. Хорошо, если хочешь есть, давай заказывай, — Борис приложил пальцы к вискам и свёл глаза к переносице, — я б халвы поел. Мне интересно, что Виктор в ней нашёл.

— Он её облюбовал ещё до меня, да и меня это не особо калышило. С другой стороны, тут всё равно не подают самую лучшую халву. Могу специально для тебя открыть свой храм вкусняшек, обрадуешь желудок под кофеёк.

— Обязательно, немного погодя. Вы же друг друга давно знаете, верно? Что хочет Виктор, у него есть цель в жизни? Не поверю, что он живёт только для исполнения правил, — Борис задавал этот вопрос не в первый раз в надежде, что Никита оговорится или потеряет бдительность, но каждый раз получал одно и то же.

— Именно для этого. Сам понимаешь, каждый хочет, чтобы все были тех же взглядов. Но есть одно, назовём его желанием. Ему хочется вспомнить, что с ним случилось во время великой резни много лет назад. Ты тогда ещё даже не родился, — Борис уже знал, что ему на тот момент был год. — Тогда появилось седьмое правило, — Никита удручённо вздохнул и после короткой паузы продолжил. — Столько унтов и хинтов было убито, в один день, в момент они стали нарушителями. А этот момент, мягко говоря, яркий, пропал из памяти Виктора и ему хочется его вернуть. Ты же видел у него шрам за левым ухом?

— Да, я сначала подумал, что это белая татуировка. Чем можно было так порезаться, чтобы шрам получился в форме розы?

— Ха, порезаться? У него узор за ухом, братан. Линии пухлые такие. Ему вдарили хорошенько.

— Ну, да-да. Но интересно, что это было.

— Я тебе не отвечу, а Виктор тем более.

— А ты для чего живёшь? — перевёл тему Борис.

Никита начал осматриваться по сторонам, а потом, глядя Борису в глаза и вращая указательным пальцем, сказал:

— Ради одной красотки, — затем поднял свою кружку. — Ради этого! — похлопал себя по пузу. — Ради радости, что начинается под пупком, а кончается в сердце, и не для одного меня конечно, — Никита отхлебнул и добавил. — А теперь твоя очередь.

— Я живу…скорее для…я хочу выжить.

— О, как! Хорошая цель. Нет, серьёзно, хорошая, — сказал Никита и поднёс к губам ладонь, сложенную в кулак.

— Лучше не бывает. Говорю, как есть.

Никита опять опустил глаза, упал на спинку стула и расправил плечи.

— А, если серьёзно, по-настоящему серьёзно, я тебя понимаю. Про этот пункт я постоянно забываю.

На следующий день Борис пошёл на работу, он чувствовал себя немного невыспавшимся, потому что не мог полночи заснуть после кофе из магазинчика Никиты — кондитер обещал сделать его некрепким. В начале дня воздух в магазине был прохладным и бодрящим, но после полудня наплыв посетителей принёс с собой духоту. Бориса поставили за кассу, но ему хотелось разложить продукты в холодильники или принести овощи из склада, который манил к себе, как чан со студёной водой.

Посетители в большинстве своём были вежливыми с момента подхода к кассе до пробитого чека и упаковки покупок в пакет. Однако Борису такое качество людей пришлось не по вкусу, потому что возникла угроза сорвать план по сбору безина, а от монотонной работы он уже начал клевать носом. Попросить заменить себя юноша не решался, потому что без Кирилла нагрузка распределилась по сотрудникам и пока не была разделена поровну. Молодому унту стало интересно, что происходит в головах его коллег от такой несостыковки, потому что Аристократ на последней планёрке приказал всем сотрудникам забыть о существовании Кирилла. Очевидно, приказ был выполнен, но оставалось загадкой, как они для себя оправдали пропажу одного из винтиков налаженного механизма. Несмотря на такую непреодолимую преграду, ему жизненно необходимо узнать, что у них на уме.

Юноша нажал кнопку вызова персонала, по всему залу зазвенел неприятный звонок. Спустя минуту никто не пришёл, и скрежет сигнала зазвучал громче и дольше. Наскоро подбежала миниатюрная молодая девушка и уселась за свободную кассу. Только после того, как сменщица закинула за спину длинную косу русых волос, она произнесла звонким и весёлым голосом:

— Проходите на свободную!

В очереди к его кассе стояло всего две женщины, и, уходя, он попросил их пройти к коллеге. Они выразили ему вслед своё недовольство, но юноша не стал останавливаться и направился на склад. Борис прошёл мимо кудрявой сотрудницы, которая заулыбалась ещё сильнее при виде молодого коллеги, а он в свою очередь ответил тем же. На работе улыбка не сходила с лица юного унта, и она могла стать шире, если кто-то к нему приближался. Двери склада были так близко, только руку протяни, но его окликнул нежный и знакомый голосок:

— Борис, погоди.

Он обернулся, перед ним стояла Ирина, одетая в белый свитер, светлые джинсы и бежевые сапожки. Её лицо сияло светлой радостью, но когда она увидела его улыбку, оно вмиг омрачилось.

— А, привет! Какими судьбами?

— Ты, Борис, что-то… какой-то чересчур весёлый, — Ирина покрутила пальцем у виска. — Эмоции контролировать надо, а то одержимым станешь.

— К клиентам с тухлым лицом не выйдешь. Сама понимаешь, это не тату-салон, сервис тут совершенно другой. И ещё…не беспокойся, это не от души, просто имитация.

Ирина скрестила руки на груди и крепко сжала пальцами локти, её взгляд был серьёзным и пронзительным. Борис старался не смотреть ей в глаза, потому что чувствовал всю тяжесть атмосферы, что она создавала вокруг себя.

— Борис, надеюсь, что ты мне веришь. Хотя я не верю Аристократу, на которого ты работаешь, да и Виктору тоже. Я уже говорила, что не хочу для тебя ничего плохого…

Он увидел, что за её спиной упитанный мужчина катит тележку, а они загородили этому посетителю проход. Борис положил Ирине ладонь на плечо и отошёл с ней в сторону со словами:

— Да, я доверяю тебе. Но о наших унтовских делах лучше говорить подальше от людей. Хорош… — Борис поймал себя на самой противной вещи — манипуляции, которую призирал всей душой.

— Что замолчал? — Ирина пару раз щёлкнула пальцами.

— Давай обсудим это позже. Жди моего звонка…пожалуйста, — Борис закончил и пошёл в сторону склада.

Ирина цокнула языком и направилась к выходу.

На складе тот самый сбитый, крепкий, с животиком и маленького роста мужчина по имени Семён загружал на тележку спайки с двухлитровыми бутылками лимонада. Как только он увидел Бориса, сразу улыбнулся и поинтересовался:

— Помогать пришёл, Бориска?

— Душновато в зале, надо бы обстановочку сменить.

— Загружай тележки вот этими спайками, я разложу их в зале.

Борис прошёл мимо Семёна достаточно близко для того, чтобы не вызвать подозрения и запустить мышь в его рукав, — благо на униформе они длинные, — а затем сходу закинул две спайки в тележку. Сотрудники магазина — исключая уборщицу и грузчика, которые были людьми, — находились под гипнозом корреспондента-хинта. За эту половину недели Борис не мог подобраться к Семёну, потому что его поставили на кассу, и он от неё не отходил всё это время. Когда маятниковые двери закрылись за спиной мужчины, юноша спускал на пол спайки и одновременно концентрировал внимание на мыши, которая уже подползла к затылку, двигаясь под кожей. Для неопытного унта проводить это действо было так же сложно, как и хлопать себя по животу одной рукой, а другой вращательными движениями гладить макушку. Как только майка Семёна натянулась от разгрузки тележки, он направил мышь к пояснице, и там она вонзила свои зубы.

Мужчина приложил ладонь внешней стороной к укусу и медленно разогнулся, улыбка не сходила с его лица, но глаза слабо посерели.