— Добрый вечер, Борис, Ирина. Ждал, пока вы договорите, — голос Аристократа был такой же безжизненный как у Виктора.

— Что ты задумал, Аристократ? — сказала Ирина с неприкрытой неприязнью в голосе.

— Я бы хотел поговорить с Борисом, а это, — Аристократ выставил ладони перед собой, — для того, чтобы вы не разошлись после вашей беседы. Борис, ты там? Покажись.

Молодой унт стал рядом с Ириной, держа обе руки в карманах.

— Так-с, я пришёл лично сообщить, что с завтрашнего дня ты мой временный сотрудник.

Борис чувствовал, как нить Ирины распаляется всё сильнее; его левая рука нагревалась так, что ещё чуть-чуть, и он её отдёрнет.

— Хорошо, я предупрежу Виктора. Во сколько и куда?

— В мой продуктовый к девяти. Спросишь у Виктора, где он.

— На этом всё?

Аристократ сжал кулаки и немного поднял руки. Собаки пошли к нему по одной. Первая пара бульмастифов прыгнула на его кулаки и, сжавшись в струйки дыма, вошли в фаланги больших пальцев. После того, как дым рассеялся на перчатках появились две собачьи морды, вышитые анфас серебряными нитками. То же самое сделали и остальные восемь собак.

— На этом не всё. Вы ведь обсуждали нарушенное Борисом правило, верно?

Огонь на нитках вмиг погас и руки Ирины опали плетьми.

— Верно, — сказал Борис и сделал шаг вперёд, — У вас, видимо, есть информация для меня?

— Верно. Скажи мне, Какое оружие было у одержимых, которые дважды нападали на вас?

— Хлысты, булава, метательные ножи, когти и шипы.

— А ты видел у других унтов, кроме Виктора, такое оружие?

Ирина ахнула и прикрыла рот рукой, а затем убрала её и сказала:

— Борис, я тебе не сказала этого, потому что это не относилось к нашему делу. У Виктора были ученики, блудные, но о них ничего не известно. Мне Консуэла об этом говорила, честно говоря, это всё что я знаю.

— И их переработали в одержимых?

— Конкуренция, Борис. Ничего личного, — сказал Аристократ и развёл руками. — Выживает сильнейший, а он один из сильнейших.

— Так, стоп, — Борис поднял руки перед собой, — Зачем это ему? Тем более, если его блудный станет одержимым, то он нарушит правило.

— Он всех ставил на истинный путь. В конце обучения, они знали столько же, сколько и он, но спустя некоторое время они пропадали, — сказала Ирина.

Борис положил ладонь на макушку и усиленно начал её массировать. Голова раскалывалась.

— Какой смысл ему иметь соперников, особенно собственноручно выращенных? — последнее слово Аристократ произнес по слогам и простучал тростью на каждый.

— Хорошо, допустим. А как объяснить их превращение в одержимых? Это ведь непросто.

— Верно, непросто. Но ты сам прекрасно знаешь, что вывести унта из равновесия достаточно легко, — Аристократ демонстративно наклонился и посмотрел на Ирину через левое плечо Бориса, — нужно просто знать, куда давить.

Борис посмотрел на Ирину, её глаза унта сохраняли непоколебимость, а лицо твёрдое безразличие.

«Он умеет видеть сквозь купол или это часть манипуляции? Если это так, то я на неё не поддамся», — подумал Борис.

— Что это? — Борис показал пальцем на Аристократа, а потом на Ирину. — У вас какой-то шифр, тайный язык? Ладно, я вас понял. Давайте расходится.

— Тебе не интересно, как можно сделать из унта или хинта одержимого?

— Я предпочёл бы приём по защите от такого метода. Хорошо, до завтра. Спокойной вам ночи.

Юноша развернулся, подошёл к Ирине и сказал:

— Ты куда сейчас?

— И тебе, Борис, всего доброго, — ответил Аристократ и прошёл мимо них.

Ирина молчала и смотрела ему вслед, пока он не скрылся в темноте.

— Он не может видеть сквозь купол. Помни Борис, он страшный манипулятор и ему известно о тебе больше, чем ты про себя знаешь.

— Хорошо. Ты домой или в ателье?

— Я сама доеду, не беспокойся.

Ирина пошла по освещённой площади к перекрёстку, а Борис стоял на месте и провожал её взглядом, пока она не села в жёлтое такси. Внутри головы не прекращала пульсировать боль. Это чувство, то немногое, что он ещё мог испытывать, но с удовольствием заменил бы его на что-то другое, можно даже менее приятное, например, стыд.

— Я понимаю, вам тяжело, — прозвенел зефирный голосок, — давайте вы отдохнёте, а я за вас подумаю.

— Давай в метро, а подумать можно и завтра.

Он вернулся домой и первым делом проверил бабушку, она лежала под одеялом в своей белой рубашке, которая служила ей верхом пижамы. Их квартира плохо отапливалась, поэтому поверх белоснежного одеяла лежало шерстяное покрывало грязно-коричневого цвета. Лицо её было мирным, и только красные глаза Бориса выбивалась из этой спокойной картины.

— Я же должен был остаться здесь, — шептал он сам себе, — Раньше я б так и сделал. Мой бесчувственный разум предпочёл не опоздать на встречу. Зачем я вообще сделал эту татуировку? Я же не хотел…понимал, что она бесполезна.

Борис почувствовал, как боль перетекла в лобную часть головы, но на этом всё — по всему телу пустота: ни мурашек, ни сжатого горла, ни пульсирующих висков.

— Скорее всего, вы правы, — сказала змейка, пока располагалась на его плече.

Юноша прикрыл дверь в комнату бабушки и пошёл к себе.

— Думаешь? А как же ты? — он так и говорил шёпотом.

— А что я? — щекотала змейка его ухо, — С меня все неприятности и начались.

— Ладно, прости меня, что сделал тебя такой виноватой. Эскиз тату был скорее агрессивным. Видимо, Виктор не такой хороший мастер, — сказал он и поднял уголок губ, чтобы змейка видела.

— Так-то лучше, Борис. Сокрушаться по прошлому, которое уже не сможешь изменить, бесполезно. Вы же не могли этого предотвратить. Если бы вы не зашли к Виктору, то зашли к кому-нибудь другому.

Он переодевался в домашнюю одежду, пока слушал кобру, и, натягивая серые тряпичные шорты, ответил:

— Знаешь, а это действительно странно, что за восемнадцать лет я ни разу не попал к унту. А сейчас я прямо нарасхват.

— Нет, вы попадали. Самая первая ваша стрижка была сделана унтом. Если покопаться, можно ещё найти.

— Стой, не надо. Сама говорила, что не стоит сокрушаться по прошлому. Всё, было и было.

Борис выключил свет и лёг на кровать в шортах и синей футболке и укрылся ворсистым покрывалом.

— А зубы почистить?

Он обычно чистил зубы себе, а затем той же щёткой клыки змейки. Ей очень нравилась эта процедура, поэтому она напомнила ему больше из собственной прихоти.

— Надо сделать сегодня что-то плохое. Пусть это будет моим наказанием.

Будильник сработал вовремя, но Борис не знал, куда ему идти. Вспомнил он об этом только, когда одевался, чтобы пойти по привычке на работу в тату-салон. Вчера он сильно устал и забыл поинтересоваться у Виктора, где этот продуктовый. Звонить и беспокоить мастера так рано, конечно же, не лучшая идея, но этот телефонный разговор всё-таки принёс свои плоды, и юноша поспешил в продуктовый магазин Аристократа. День был не такой пасмурный, как вчера, иногда голубое небо пробивалось через крохотные отверстия в тучах. Большинство людей носили лёгкие курточки, остальные ходили в майках, блузках и рубашках. Глядя на них из окна своей квартиры, не поймёшь, во что же сегодня одеться. Борис был в той же одежде, что и вчера. Сегодня она пахла ландышами.

Перед Борисом открылись створки автоматических дверей, над которыми красовалась белая вывеска с надписью «Чудо» красными буквами. Он зашёл в одинокое, квадратное здание, окружённое многоэтажными домами. Стены снаружи были облицованы красной и зеленой плитками, внутри царила та же палитра. Магазин уже был открыт и успел принять несколько посетителей, которые бродили по нему с продуктовыми корзинками. Борис по наставлению первого попавшегося сотрудника пошёл на склад, где его ждал Аристократ. Он стоял напротив двери, расставив ноги на ширине плеч, и опирался на трость, которую держал перед собой двумя руками. Лицо как обычно ничего не выражало, а голова была высокомерно запрокинута назад.