Он позвонил по номеру, указанному на листочке, ему ответил мужской голос, звонкий и чрезмерно весёлый, Борису даже показалось, что этот человек пьян. Собеседник сказал, что нужно зайти в главный вход и на первом повороте направо зайти в деревянную дверь.

Внутри церкви находились две пожилые женщины, которые стояли перед алтарём, который представлял собой двухметровый символ веры, выполненный из позолоченного железа. Молодой мужчина проходил вдоль стен и разглядывал фрески с изображением красочного мира, в котором люди радовались жизни или наоборот грустили и плакали. На стенах можно было найти людей с любой существующей эмоцией или без них, если человека изображали отдельно на портрете. Их лица были нарисованы слишком детально, такое ощущение, что лицевых мышц им добавили больше чем нужно.

Борис прошёл мимо белоснежной колонны направо, там его ждал мужчина лет сорока с квадратным, постным лицом и зализанными набок волосами пшеничного цвета. Одет он был в белую рясу с золотыми узорами на воротнике и рукавах. Когда юноша подошёл к нему ближе, мужчина выставил перед собой, шурша цепочкой, небольшой символ веры, который весел у него на шее, закрыл свои зелёные глаза и кивнул. Незнакомец пригласил Бориса войти широким жестом, а сам стал слева. Когда дверь закрылась, в служителя церкви словно бес вселился: он громко рассмеялся и скорчил злобную физиономию.

— Приветствую тебя! Ты Борис, верно?! Рад тебя видеть, Боря! Спасибо, что принёс мне продукты!

Юный унт снял рюкзак и держал его в опущенных руках. Такой реакции он, конечно же, не ожидал, но, похоже, перед ним был тот самый хинт-малиот.

— Где я могу поставить рюкзак? Точнее куда выложить продукты?

Малиот указал юноше за спину, всплеснув руками. Комната, в которой они находились, была просторной, но в ней стояли только письменный стол, три стула, скамья и шкаф. Вся мебель из резного дерева и, похоже, вышла из-под руки одного мастера. Стены и потолок были побелены, а пол выложен из досок, которые скрипели под ногами. Борис выкладывал содержимое из рюкзака, смотрел на мужчину и говорил:

— Честно говоря, я не думал, что вы так живо выражаете эмоции. Я б даже сказал, больше чем нужно.

— Ох-ох, конечно ты насмотрелся на неподвижные лица унтов, а тут такой праздник, — Малиот вытер проступающие слёзы. — Мне так тебя жалко. Ты торопишься?

— Нет, не тороплюсь. А как я могу к вам обращаться?

Мужчина, глядя на потолок, постукал себя пальцем по подбородку так игриво как ребёнок.

— Можешь называть меня Малиот, дорогой. Так будет даже проще. Я слышал, что ты раньше не общался с хинтами. Как так-то?

Если бы перед Борисом был актёр, то юноша подумал, что тот переигрывает.

— Виктор говорит, что пока рано видеться с хинтами, и я особо не настаивал. Сами знаете, он уважает правила, даже самые незначительные.

— Это да. Но первым делом дела. Ты закончил?

Борис отошёл в сторону, а Малиот подошёл к столу и начал разглядывать принесённые вещи. Только сейчас юноша обратил внимание на то, что он принёс. Стеклянные и холодные на ощупь предметы, не были бутылками с напитками, это оказались прозрачные, остроконечные кристаллы, наполненные голубоватой жидкостью с жёлтым бесформенным комком, который жался к верхней стенке, будто пузырёк воздуха. Их лежало на столе шесть штук. Два рыхлых, тёплых свёртка, которые проминались в руках как хлеб, были похожи на мешковину. Через поры этого материала пробивался красный свет. Десять сфер тёмно-багрового цвета, которые неопытный унт принял за яблоки, разложенные в два целлофановых пакета. Малиот развернул один из них и достал шарик, который переливался на свету золотым перламутром.

— Видел такие раньше? — сказал Малиот и протянул шар Борису, сжимая его большим и указательным пальцами. Другой рукой он замахал и издал какой-то странный мычащий звук.

— Это изделие унтов? Честно говоря, я знаком только с маской, такой с лицом восточной женщины.

— Ха-ха, Виктор и вправду до жути последовательный. Ты прав, это изделие унтов. Тебе уже известно, что сила унтов завязана на тьме и огне?

— Я и сам догадался, но мне это объясняли.

Малиот положил сферу на стол на самый край и продолжил:

— Сила хинтов в противоположных материях: свете и воде. При этом мы можем обмениваться силой друг с другом, как единый народ в знак доверия друг к другу. Не бесплатно, конечно, но всё же.

Борис вспомнил первую их стычку с одержимыми, тогда целый ледяной столб вырос за его спиной, замуровав одержимого с хлыстами.

— Я видел, как Виктор вырастил огромный ледник посреди улицы.

— Для этого нужен вот этот малыш, — Малиот нежно провёл пальцем по прозрачному кристаллу. — Иногда унты перекупают у хинтов и продают другим хинтам — это тоже в порядке вещей, — он судорожно вздохнул и добавил: — Но я сделал бы иначе.

— И как же? — Борису не было интересно, он просто хотел поддержать разговор.

— Я бы сделал смешанную версию наших технологий. Представь себе: свет и тьма, лёд и пламень! — громко разливался Малиот в своей тираде, активно размахивая руками. — Никаких границ и полная свобода!

Тут Малиот толи случайно, толи специально столкнул багровую сферу на пол. Она упала и раскололась как ёлочная игрушка, и всю комнату вмиг заволокла тьма, словно они оказались под куполом. Борис спрятал левую руку за спину и материализовал электрошокер-дубинку. Пространство, в котором они находились, было значительно теснее того размаха, с которым купол покрывал всё вокруг. Юноша мог дотянуться рукой до стен и потолка сферы, а оболочка была того же тёмно-багрового цвета, что и расколовшийся шарик.

Малиот обошёл стол и стал напротив гостя. Лицо мужчины было по-прежнему слишком радостное и доброжелательное, но его глаза изменились. Он протянул юноше цветок лилии, который неполностью распустился. Бутон, листочки и тонкий стебель не были от мира сего, они светились золотым заревом; полоски света как живые плясали, кружились, входили у основания, а выходили у вершков. Борис не ожидал увидеть такой красоты, казалось, что хинт сотворил жизнь из ничего, и она была прекраснее тех существ, что обитают на Земле. Юноша снова посмотрел на лицо Малиота. Белки его глаз светились тем же золотом, что и лилия. Хрусталик стал белоснежным, а зрачок принял форму жёлтого креста — линии пересекались геометрически ровно под прямым углом и брали своё начало из солнечных белков.

— Не бойся, — сказал Малиот, протягивая ему цветок. — По глазам вижу, что ты воспользовался силой и за спиной у тебя что-то есть.

Борис опустил левую руку, и электрошокер-дубинка превратилась в дым.

— Любопытно, что это не пистолет или нож. Не похоже на Виктора, да и на унтов в целом. Неужели тебе до сих пор не объяснили, как поступают с нарушителями правил?

— В том-то и дело, что объяснили. Я не должен это делать, никто не должен.

Неподвижная лилия была от Бориса на расстоянии вытянутой руки, но казалось, что цветок приближается. Чувство, как в тот раз, когда он впервые практиковался с куском сала. Теперь с одним отличием — он тянулся к цветку. Однако, такое чувство не вызывали другие объекты, которые обладали магией хинтов: сам Малиот или кристаллы на столе.

— О-хо-хо! Ты хоть понял, чем может обернуться этот протест? И казалось бы, нарушители сами виноваты. Это не яма, в которую можно случайно наступить. Правила просто так не нарушишь.

«Ну да, ну да, что ты говоришь, прямо так запросто и не нарушишь», — подумал Борис.

Малиот щёлкнул пальцами, в которых лежал цветок. Лилия вспыхнула, и от неё отлетели золотые и слегка прозрачные ленты света. Они ударялись о стены и потолок сферы, и по её поверхности начали расходиться трещины. Малиот отошёл к столу, заливаясь смехом, и принялся укладывать в выдвижной ящик принесённые Борисом предметы. Осколки сферы осыпались и растворялись, не долетая до пола.

— Честно говоря, зря я начал этот разговор. Дело, конечно, твоё. Правилами не запрещено, идти против этих самых правил. Я же угадал, ты не собираешься просто отворачиваться от наказаний? — лицо Малиота вмиг посерьёзнело.