Фауста и Крисп расстелили в углу шатра медвежью шкуру, улеглись на нее, обложились лампадками и, развернув свиток «Батрахомиомахии», поэмы о войне мышей и лягушек, по очереди читали из нее по нескольку строк. Они были на том моменте, где битва у болотной лужи находилась в самом разгаре. В сражение готовился вступить мышиный герой Кускохват, сын царя Круподува.

Крисп прочитал:

Фауста подхватила:

Константин не стал их прерывать. Скрестив руки на груди, он с улыбкой наблюдал за ними.

Фауста заметила мужа, свернула свиток и сказала:

– Хватит на сегодня.

– Там немножко осталось. Давай дочитаем, – попросил Крисп.

– Тебе пора спать, иначе ты не вырастешь таким большим и сильным, как твой папа. – Она кивнула в сторону Константина.

Увидев отца, Крисп бросился к нему и обнял. Фауста тем временем торопливо надела сандалии.

– Можно мы еще почитаем? Там самое интересное! – попросил Крисп.

Константин вопросительно взглянул на жену, та покачала головой.

– Нам всем нужно лечь сегодня пораньше, – сказал император, для убедительности широко зевнув. – Завтра важный день, будем готовиться к жертвоприношениям. Поможешь мне отобрать быков для Юпитера, Марса и Квирина.

Крисп пришел в восторг. Фауста выглянула из шатра и кликнула пожилого раба Марсия, который присматривал за сыном императора. Она велела ему уложить Криспа спать.

– Могли бы и дочитать, – сказал Константин, когда они с Фаустой остались наедине. – Я вас не торопил.

– Захотелось побыть с тобой. Мы почти не видимся при свете дня, а когда заходит солнце, ты так устаешь, что сразу засыпаешь.

Супруга прижалась к его груди. Они молчали. Он пытался собраться с мыслями, она слушала, как бьется его сердце. После того как Максимин повесился, Константин некоторое время избегал Фаусту, сначала сам этого не замечая, а потом осознанно. Она переживала из-за смерти отца, он боялся увидеть в ее глазах упрек: ведь Константин мог арестовать Максимина, как только узнал о его замысле, а не разыгрывать сцену с покушением. Но ему нужно было узнать, как далеко готов зайти тесть. В итоге Максимин умер. Император спал в кабинете, делая вид, что всю ночь работал, отлучался из дворца по первому же поводу, а когда все же виделся с Фаустой, избегал ее взгляда. Конец этому положила сама императрица. Ночью она пришла к нему в кабинет, когда он уже крепко спал. Фауста не стала будить его, а легла с ним рядом. Утром он проснулся в ее объятиях.

Фауста удивляла Константина с первого дня брака. Во время пышных свадебных торжеств он вспомнил о скромном венчании с Минервиной; ему стало тоскливо: его чувства к бывшей супруге были еще сильны. И хотя Константин редко напивался, в тот раз он перебрал. Войдя в спальню, чтобы впервые разделить с Фаустой супружеское ложе, он увидел испуганную семнадцатилетнюю девушку, которая боялась поднять на него глаза. Константин смотрел на нее и думал, ради чего он так жестоко обошелся с красавицей Минервиной.

Чтобы делить ложе с неопытной в любовных делах, совершенно незнакомой девочкой?

Она поднялась и робко подошла к нему. Он стал развязывать пояс, перехватывавший ночное одеяние новобрачной. Это был старинный обычай, символизировавший покорность жены перед мужем. Однако геркулесов узел никак не поддавался. Император злился.

Выпитое вино дало о себе знать, он не смог сдержаться и громко рыгнул. По лицу Фаусты мелькнула тень отвращения. Константин самому себе стал противен. Наконец, разобравшись с узлом, он нервным движением стянул пояс и отбросил его в сторону. В их первую брачную ночь не было ни страсти, ни нежности. Константин отнесся к своим супружеским обязанностям как к не самому приятному долгу. А она была еще неопытна, чтобы суметь пробудить в муже пыл. Все это пришло к ней потом. Утром Константин проснулся в ужасном расположении духа и поразился, увидев, что Фауста ему улыбается. Она выглядела счастливой. Но почему? Для него это осталось загадкой.

С тех пор у них все наладилось. Благодаря Фаусте он почти забыл Минервину, о ней ему напоминал лишь Крисп, когда спрашивал о своей маме.

Императрица была высокой и, пожалуй, слишком крупной для девушки из высшего круга, но рядом с мощным Константином они смотрелись гармонично. Длинные темные волосы, изящно подведенные брови, яркие зеленые глаза выделялись на фоне немного грубоватых черт лица.

Несмотря на то что отец Фаусты был императором, ее род восходил к простым иллирийским крестьянам. Изящество и утонченность знатных патрицианок были ей чужды. Их заменяли энергия и здоровье, которыми дышал ее облик, особенно когда она улыбалась, обнажая два ряда белоснежных зубов со слегка длинноватыми клыками.

Порой она казалась Константину ласковой волчицей. Для римлян это было особое животное. Капитолийская волчица вскормила своим молоком брошенных на берегу Тибра младенцев Ромула и Рема, будущих основателей Рима. Идеалом женщины для римлян была покорная, заботливая матрона и в то же время сильная, грациозная и опасная волчища.

– Максенций – твой брат, – нарушил молчание Константин. – Если я… если со мной что-то случится, он тебя не тронет. Пообещай мне сделать все, чтобы спасти Криспа.

– Не говори так. – Фауста испуганно заглянула ему в глаза. – С тобой не может ничего случиться, ты победишь!

Он впервые с начала подготовки к походу признался кому-то в своих сомнениях:

– Максенций может выставить против нас около шестидесяти тысяч. Ты представляешь, сколько это? Я надеялся, что часть этих войск будет в Африке, а другая занята восстанием в тылу у самого Максенция. Похоже, Фортуна отвернулась от меня.

– Тогда отступи!

– Проявить слабость все равно что вынести себе приговор. Лициний, Максимин Даза и Максенций тут же объединятся против нас. Для них будет не важно, кто правит законно, а кто узурпатор. Грядет гражданская война, и для начала им нужна легкая цель. Пути назад отрезаны. Со щитом или на щите.

– Значит, ты победишь! – уверенно сказала Фауста. – Сколько бы тысяч ни собрал Максенций, они против тебя ничто!

– У меня совсем не ладятся отношения с твоей семьей, – улыбнулся Константин. – Твоя старшая сестра ненавидит меня, я посадил ее старшего сына под арест, хотя должен был казнить за попытку захватить власть.

– Феодора мне не сестра, – фыркнула Фауста.

– Твой отец поднял против меня мятеж, а затем пытался убить. Твой брат объявил мне войну. Ты же понимаешь: я не смогу пощадить Максенция. Его преступления слишком тяжкие.

– Поступай как должно.

– Тебе его совсем не жаль? – Этот вопрос вырвался у него невольно.

– У меня нет никого, кроме тебя! Я для них ничего не значу, дочь или сестра, им все равно, если меня уже нельзя выгодно выдать замуж. Для Максенция я такой же враг, как и ты. Куда ты, Гай, туда и я – Гайя.

– Жаль, что я не так грозен, как герой Куско-хват, – попытался пошутить император. – Тогда лягушки Максенция сами бы разбежались, увидев меня.