– Что вы тут делаете? – спросил Константин, хотя вопрос был излишним.

Авл никак не мог откашляться; при его вздрагиваниях чаша дрожала, расплескивая вино по полу.

– Обсуждаем план предстоящей кампании против узурпатора, – ответил Эрок, похлопывая Авла по спине.

– Как только выступим в поход, ни капли вина, меда или пива, – строго произнес император.

– Твое слово – закон, о Божественный, – сказал Эрок.

Придя в себя, Авл хотел что-то добавить от себя, но император уже покинул палатку. Полководец выглядел раздосадованным, он еще никогда не оказывался в столь глупом положении. Эрок тем временем налил ему в чашу пенного меду.

– За Божественного Константина! – объявил алеман.

Епископ Осий оказался высоким жилистым мужчиной пожилых лет, с загоревшим, суровым, но по-своему приятным лицом. От его внимательных голубых глаз во все стороны расходились мелкие лучистые морщины. Несмотря на высокое положение, которое он занимал среди христиан, на нем были простые сандалии, скромный серый хитон, поверх которого накинут легкий плащ – гиматий. Увидев императора, Осий низко поклонился.

– Приветствую тебя… – Константин сделал паузу, вспоминая, как принято обращаться к христианским епископам. – Святой отец.

Он решил поговорить с епископом возле шатра. Так их беседа была бы менее официальной, к тому же император не хотел тревожить тех, кто находился внутри его шатра.

– Василевс, я не святой, – улыбнулся Осий. – Я честной отец.

– Ты состоишь лекарем в моей армии и, поговаривают, можешь исцелить одним прикосновением, – сказал Константин.

– Я промываю и перевязываю раны, вправляю вывихи, готовлю настойки из трав, пою и кормлю тех, кто не способен питаться сам. Мои силы скромны. Всё в руках Господа. Одни умирают, получив царапину, другие поправляются после ужасных ранений. Я благодарю Бога за тех, кто выздоровел, и молюсь за упокой тех, кого Он призвал к Себе.

– Нам нужно задобрить богов перед походом. Скоро в лагере будут жертвоприношения. Среди моих легионеров есть христиане, которых подобные ритуалы очень печалят, – произнес император так, словно речь шла не о служении богам, а о заурядной канцелярской процедуре. – Объясни им, что это необходимость. Нельзя начинать войну, не умилостивив богов.

– Твою просьбу будет легко исполнить. Христиане молятся за тебя. Они верят, что ты достойнейший из нынешних правителей и Господь дарует тебе победу. Твоя армия защищала Галлию и Британию от варваров, а теперь ты ведешь ее спасать Рим от Максенция. Их воинский дух высок. Они готовы биться под твоими знаменами, не щадя своих жизней.

– Благодарю тебя, честной отец. – Улыбка на мгновение тронула уста Константина. – Я бы с радостью принес пожертвования вашей Церкви, но моя казна пуста. Даю слово: став правителем всего Запада, я вас щедро вознагражу.

– Ты великодушен и добр, однако твоя победа и есть самая желанная награда для меня и всех христиан.

– Как жаль, что служители других богов не похожи на тебя, – с досадой произнес император.

– Ты пытаешься умилостивить римских божеств, угодить Митре и даже просишь христиан не печалиться. – Осий заглянул Константину в глаза: – Все это только ради солдат? А у кого бы ты, цезарь, попросил благословения для себя?

Слова епископа вновь заставили императора вздрогнуть.

«В самом деле, занятный старик», – подумал он.

– Битвы выигрывают солдаты, – сказал Константин так тихо, чтобы только Осий мог его слышать. – Главное, чтобы они верили в свою победу, а полководец должен быть хладнокровен и расчетлив.

– Ты говоришь о хладнокровии, а сам не раз бросался в гущу сражения. – В словах епископа слышался некоторый укор. – Солдаты пойдут не за своими богами, а за тобой. Как ты можешь вести людей, если сам не знаешь, во что веришь? Куда ведет твой путь?

– Ты забываешься! – сурово произнес император. – Осторожней, всему есть предел. Я могу и наказать тебя!

– Моя жизнь в твоих руках, – сказал Осий, смиренно склонив голову. – А судьбы каждого из нас в руках Господа. Ты не веришь в жертвоприношения, тебе они не нужны! Пусть Имя Христа станет твоим знаменем! Оно принесет тебе победу, а не демоны, которых ты пытаешься задобрить. Какой бы густой ни была тьма, она всегда трепещет перед светом.

– Мне показалось, что мы поняли друг друга, – покачал головой Константин. – Я не намерен слушать проповеди!

– Тогда прислушайся к своему сердцу! В нем скрыты ответы, которые ты жаждешь найти.

– Я уважаю храбрых, но не выношу безумцев. Пока не знаю, к которым из них тебя отнести. – Император подошел к епископу вплотную и прошептал ему на ухо: – Когда-то я искал бога, которому мог бы служить беззаветно, чье имя прославлял бы. Я молился божествам Олимпа, Митре, вашему христианскому Богу, ждал благословения, знака. Но мне никто не ответил. Перед тем как выступить против франков, я отправился в священную рощу Аполлона и провел в ней весь день. И ничего не произошло, я вышел из нее раздавленным, но легионеры решили, что на меня произвело такое впечатление величие Аполлона, узрев которого даже Божественный император почувствовал себя ничтожным. Я не стал их разочаровывать, объявил, что сам бог Солнца благословил нас на войну с варварами. Я думал, Аполлон покарает меня за обман, но мы разгромили франков. Солдаты ликовали. Десятки тысяч воинов искренне уверовали в мою нехитрую ложь. Тогда я понял: сначала люди должны поверить во что-то и только потом это обретет силу. Мы даем богам власть, а не они проливают ее на нас!

– Истина ускользала от тебя, потому что ты не был к ней готов. Теперь время пришло, – спокойно произнес Осий. – Воля Божия осуществляется через человека. Если ты станешь ее исполнителем, ничто не сможет тебя остановить: ни полчища узурпатора, ни козни задобренных им демонов. Твой триумф станет знаком для всего мира. Возьми же знамя Христово!

– Ты меня утомил, старик, – устало произнес император. – Выполни мою просьбу, и я буду тебе признателен. Ступай, разговор окончен.

Он развернулся и направился в свой шатер, но услышал слова у себя за спиной:

– Константин, ты не сумел найти Бога и теперь чувствуешь себя потерянным. Если выступишь в поход, не обретя света, то ввергнешь во мрак и тех, кто следует за тобой.

Это было непростительной дерзостью. Последнее слово должно оставаться за императором. Константин постоял неподвижно, подавляя вспышку гнева, а когда обернулся, Осия уже не было.

Войдя в шатер, он услышал голоса Фаусты и Криспа, своего сына от первого брака. Когда Константин служил на Востоке при дворе Диоклетиана, то тайно обвенчался с девушкой по имени Минервина. Это был неравный брак: сын императора и дочь простолюдина, но ими овладела страсть. Вскоре у них родился Крисп. Они были счастливы то недолгое время, что провели вместе. Когда Диоклетиан отрекся от престола и его сменил Галерий, Константину с женой и годовалым сыном пришлось бежать на Запад, к Констанцию Хлору.

Став цезарем, Константин, как в свое время и его отец, был вынужден развестись, чтобы жениться на девушке высокого происхождения. Константин любил Минервину, но не мог ей позволить жить при дворе, это бы стало поводом для слухов, и тем более он не мог разрешить ей забрать Крис-па. Сын остался с ним. Минервина была в отчаянии, вдали от дома, в одночасье лишившись и мужа, и ребенка. Она проклинала Константина и тот день, когда встретила его. Он успокаивал себя мыслями о том, что у императора иначе быть не может и в другой жизни обязательно бы сделал Минервину счастливой.

Криспу недавно исполнилось восемь лет, он был крепкий, энергичный и смышленый. Отец гордился им. Он очень напоминал Константина – чертами лица, волосами и даже походкой. От матери он унаследовал высокий чистый лоб и румяный цвет кожи, который в роду Констанциев чаще всего бывал болезненно-бледным.

Женившись на Фаусте, Константин волновался, не зная, как она будет относиться к его сыну. Пока Крисп был совсем маленьким, Фауста почти не обращала на него внимания, предоставив малыша многочисленным нянькам. Когда мальчик немного подрос, она стала ему не мачехой, а, скорее, старшей сестрой. Они отлично поладили и много времени проводили вместе.