Я собрала все кусочки Грегга, какие смогла найти — если уж пытаешься скрыть убийство, так не оставляй ухо валяться на заднем дворе, — и отложила, чтобы избавиться от них позже. Я раздела Грегга, перекатила на коврик, заволокла в ванную комнату, словно он был мебелью, и затащила в ванну. А потом взялась за столовую, как будто служанка — «Лизол» и хлорка, очень много «Лизола» и хлорки — и дважды запустила посудомоечную машину.
Но стоило мне вернуться к ставосьмидесятифунтовому мужику в ванне — и мне показалось, что он потребует командной работы. А на помощь в таком деле образцового старшего брата не позовешь.
Но я знала кое-кого, у кого были задатки.
Я не представляла, приходилось ли Аттиле когда-нибудь избавляться от тела — скорее всего нет, — но он мог обладать теоретическими знаниями и точно не струсил бы. Я раз пять или шесть набрала его номер и сбросила звонок, прежде чем торжествующе отложить телефон.
Аттиле необязательно было сюда приезжать.
Я не должна была так легко принять случившееся и теперь поняла, почему это произошло. Если правда, что после расставания мы уносим с собой частичку тех, с кем у нас была связь, значит, я уже позаимствовала у Аттилы все, в чем нуждалась.
Совершив набег на верстак в гараже, я даже могла сказать, что кое-чему научилась у Шейверса. Моего первого наставника. У него не было монополии на инструменты. Мои руки теперь могли удержать их, мои мышцы были сильны. Грегг сам собрал все, в чем я нуждалась. Ножовка по металлу, ножовка по дереву, тесак, секатор — покупая инструменты, он никак не мог предвидеть, что в конце концов их используют на нем самом.
Еще я заскочила в ванную на втором этаже и сорвала занавеску для душа, чтобы использовать в качестве подстилки. И, наконец, разделась — последний этап подготовки, прежде чем взяться за работу.
Казалось здравым начать с запястий и щиколоток — самых тонких суставов, самых слабых звеньев. Оставьте труп гнить и разлагаться на природе — и первым делом он лишится кистей и ступней. Именно поэтому, когда люди тонут, а тела их долго не находят, на берег выбрасывает обувь со ступнями. Они просто отваливаются и, увлекаемые резиновыми подошвами, всплывают, чтобы качаться на волнах.
Откуда я это знала? Не могу сказать. Информация уже была у меня в голове, я просто открыла для нее дверь. Может, Таннер рассказывал. Такие знания — по его части.
Я вспарывала кожу, перереза́ла связки и жилы, рубила запястные кости… а потом она оказалась у меня в руке — целая кисть, бледная, словно восковая, — и я отложила ее в сторону.
Сердце Грегга остановилось, поэтому его кровь просто сочилась, и когда было нужно, я включала душ, чтобы смыть ее.
Мимолетная мысль, идея на будущее — а я точно хочу спустить ее всю в канализацию? Прервав работу, я обыскала шкафчики, нашла стеклянный пузырек с антацидом, опустошила его и вымыла. Нацедила в него крови Грегга и убрала в холодильник. Этот запас мог пригодиться нам позже.
Минут десять?.. Примерно столько мне понадобилось, чтобы одолеть рвотный рефлекс. Как и на то, чтобы разделаться с кистями Грегга. К тому времени, как он лишился ступней, он был для меня не больше чем куском вырезки с витрины Whole Foods.
Этого вы от меня хотели, самовлюбленные боги судьбы и жестокого рока? Об этом так настойчиво шептали мне на ухо? В это хотели меня превратить во имя своих шкурных интересов? Ну что… сюрприз. Я делаю это не с той, которую вы назначили мне в жертвы. Можете поразить меня молнией, если хотите.
Не хотите?.. Тогда валите на хер и оставьте меня в покое.
Разобраться с руками оказалось куда сложнее. Я начала с того, что стала резать волосатые подмышки Грегга. Терпение, Дафна, терпение. Мышцы и жир сдадутся слой за слоем — нужно только продолжать работу. Аккуратность тут ни к чему. Тебе же его не на праздничный стол подавать.
Иногда мне приходилось держаться за голову Грегга, пока я выкручивала его руки в таких направлениях и под такими углами, которые не были предусмотрены природой. Когда я отложила обе руки, приняться за голову было особым удовольствием — маленькой наградой перед тем, как приступить к ногам. Я сразу поняла, почему Аттила вечно потешался над фильмами, где человеку достаточно взмахнуть мечом, чтобы снести голову с плеч. Это не так-то просто. Даже перед тем, как ты доберешься до позвонков, шея доставит тебе кучу проблем. В ней полно хрящей. Неважно, насколько остра твоя ножовка, — попотеть придется сильно.
Но от этого удовольствие, когда ты поднимаешь голову за волосы, становится только слаще. Я поставила ее на угол ванны, пустое место, освободившееся, когда шампунь Сороки и пингвин в каяке отправились в чемодан.
А вот отпиливать чьи-то ноги в районе таза охуеть как утомительно, тут иначе не скажешь. Я чуть не поддалась искушению поискать какие-нибудь электрические инструменты, но побоялась, что это будет чем-то вроде жульничества. Грегг заслуживал ручной работы. Мне оставалось лишь не сдаваться так же упрямо, как его соединительные ткани…
Наконец дело было сделано. Две кисти, две ступни. Две руки, две ноги. Голова и большой бесформенный кусок мяса в центре. Грегг теперь сделался куда удобнее для переноски. К тому же он услужливо лишился нескольких фунтов крови. После того, как я завернула его в пищевую пленку, он был готов к тому, чтобы полежать в холодке… потому что с транспортировкой нужно было подождать.
Я улучила несколько часов сна рядом с Бьянкой, прежде чем она проснулась около десяти утра на следующий день. Все еще плохо соображающая, с опухшими глазами, она опасливо вышла из спальни, но опаска сменилась недоумением, когда реальность не совпала с ее ожиданиями. В столовой чисто. Ножи вымыты. Ванная отдраена, а душевые занавески все равно пора было менять.
Разве что в холодильник за молоком пока заглядывать не стоило.
— Это ты сделала? — спросила она. — Ради меня?
Первым моим порывом было ответить: «Да, для чего еще нужны подруги?» Но в глубине души я в этом сомневалась. Не исключено, что я расчленила Грегга ради себя.
— Надеюсь, ты хорошо отдохнула, — сказала я вместо этого. — У нас впереди долгий день.
Возможно, Бьянка в последнем разговоре с Греггом просто импровизировала, доходя до крайности, лишь бы объяснить ему, что она такое, но, тем не менее, при этом подала несколько хороших идей насчет того, что нам делать с частями тела. Лучшим вариантом было раскидать их как можно дальше друг от друга, а Колорадо — такой штат, где никто ничего не заподозрит, увидев человека с тяжелой сумкой или рюкзаком.
Мы избавились от ног Грегга на полпути между Денвером и Колорадо-Спрингс. Торс бросили в траве восточных лугов на съедение койотам. Поднялись на склоны Передового хребта и отыскали сырую, тенистую лощинку, в которой на радость червям и земляным жукам закопали голову. Через час, проехав севернее, мы снова забрались в горы, на этот раз выше, и принесли руки в жертву тем, кто доберется до них первым.
К тому времени было уже темно, а у нас остались только кисти и ступни. Их я приберегла напоследок, потому что знала одну свиноферму к северу от Лонгмонта, а туда средь бела дня не проберешься. От вонищи слезились глаза, но оно того стоило, чтобы покончить с этим делом. Я забросила последние куски в загон к стаду, зная, что скоро от папиллярных узоров не останется ничего, а свиные зубы перемелют кости. И это никак не испортит вкус свинины, потому что Грегг, в конце концов, тоже был органическим продуктом.
Итак — стань единым с космосом, Грегг. Развейся и сгинь.
Напоследок мы взяли мешок, полный накопившейся за день пленки, перепачканной кровью и ДНК, и, похожие на парочку ведьм под луной, жгли ее, пока она не расплавилась и не превратилась в черную корку.
Взглянув на усеянное звездами ночное небо, каждый огонек в котором был крошечным окном в прошлое, я ощутила, как на меня дождем проливается недовольство. Я почти слышала следующее сообщение, которые они попытаются оставить на моем телефоне:
