Кейрон поднялся из-за стола. Под его руками оставались карты границ трех государств, одно из которых много веков не соглашалось с существующим порядком. Руалийцы упорно стремились вытеснить северян с Дагмерской гряды, а его дом, его Эстелрос, неизменно первым вставал на их пути. Слова, сказанные послом, обещали покой его земле, а Айриндору сулили немалую прибыль. Дагмерская гряда хранила в себе немало богатств и Ангерран, где простерлась ее малая часть, всегда был тому напоминанием.

– Щедро, – Кейрон кивнул, рассматривая границу Ангеррана там, где раньше стояли самые богатые шахты. – Ясно, отчего принцесса Аэрин приказала вам получить согласие северян на переговоры прежде, чем вы отправитесь к ее отцу.

Горы виделись ему даром, неспособным заставить его забыть о смерти Толдманнов и сотен их людей, но его принц мог видеть все иначе. Оттого он силился сохранять здравомыслие.

– Он может приказать казнить вас, услышав об этих условиях, – продолжил он. – Они и в правду могут помочь сохранить ему жизнь, но уничтожат его гордость.

– Отказавшись вернуться в Руаль по велению дочери, король Леонар рискует потерять все, что создал. Между потерей гордости и смертью, что выбрали бы вы? У принцессы достаточно сил, чтобы растянуть страну на лоскуты.

Посол наконец испробовал воды, предложенной ему. Он не был очевидно раздражен присутствием магов, как сопроводивший его шпион. Его глаза не светились надеждой, когда он произносил имя своей госпожи, но то, что он осмелился войти в Ангерран, кричало о его непоколебимости.

– На рассвете принц Бервин встанет лагерем у входа в долину, – Кейрон заговорил медленно, все еще размышляя о том, что будет услышано. – Отправляйтесь немедля к королю Леонару. Если он сохранит вам жизнь и согласится на мир – я сопровожу вас на переговоры с принцем. Лишь вас, Реган Бартле. Верю, что вы не будете смущены этим обстоятельством. Если вы не явитесь, мы будем знать, что вы мертвы и дадим бой. А ты, Тейс, должен будешь присоединиться к нему. У тебя есть время подумать, на чьей ты стороне.

– Я останусь верен своей стране, милорд. Тому, что от нее осталось, – шпион с трудом поднялся из кресла, морщась и закусывая губу, демонстрируя, что возвращение домой для него вылилось не только в кровоточащую ссадину на лице.

– Вы подарили нам надежду, лорд Бранд, – посол выпрямился и кивнул, выказывая свою признательность. – Темные времена закончатся, когда судьбы мира перестанут решаться кровью.

– Темные времена не закончатся никогда, – прошептал Кейрон, когда оба гостя вышли из освещенной части зала, понимая, что его не услышит никто, кроме сына, оставшегося рядом.

– Значит, ты ничуть не поверил им, отец? – как только тяжелые двери затворились, Морган уселся в кресло напротив, где раньше беспокойно ерзал шпион.

– Реган Бартле не выйдет к нам на рассвете, – Кейрон меланхолично уставился на колеблющееся пламя свечи, в котором уже мог разглядеть предстоящий бой. – Старый дурак верит в светлые сказки, не щадя своих благородных седин. Леонар прикажет отрубить ему голову, проклянет свою изворотливую дочь, а потом умрет под стенами города.

Морган устало усмехнулся, растер покрасневшие глаза, отчего пепел измарал и щеку, искаженную старым шрамом, полученным в ту ночь, когда он бросился защищать кровного сына Кейрона от напавших на Эстелрос руалийцев. В этом жесте еще можно было разглядеть бойкого неугомонного мальчишку, но Морган уже успел доказать, что тот остался далеко в прошлом.

– А я хочу, чтобы то, о чем говорил Бартле сбылось, – проговорил он мечтательно. – Хочу, чтобы принц Бервин заполучил Дагмерскую долину, и граница была отброшена от нашего дома далеко за горы. А принцесса Аэрин… Впрочем, что нам до нее! Правда, отец? Золотые саламандры, багровые – все едино.

– Не слишком уж тешь себя надеждами, сын, – Кейрон быстро уловил, что Морган серьезен лишь отчасти, что не могло не обрадовать его, ведь если он сохранил в себе иронию, то остался способен и на смех. Не сейчас, но, быть может, вернувшись домой, он однажды искренне засмеется над колкостью Аарона – вместе они часто заходились хохотом, таким громким, что порой Кейрону мерещилось крушение стен родового замка. Он все боялся, что Морган потерял свой заразительный смех, и семья никогда не простит этого, потому что он взял его с собой на войну.

– У меня есть только одна настоящая, – признался Морган, откинувшись на спинку кресла.

– Говори, – Кейрон кивнул, не желая строить никаких догадок.

– Мальчик-птицелов, – он ответил резко и нераздумывая.

Прозвище ребенка сбивало Кейрона с толку и не нравилось ему. Мальчик был наследником Ангеррана Эрлоисом Вторым из старейшего северного рода Толдманн, названным в честь деда, прославившегося своей мудростью. Все короли носили имена, данные им поданными. Его отец король Мелор за непростой нрав был прозван Свирепым. Любовь к птицам точно отбирала у мальчика уготованную судьбу.

– Мы же не бросим его одного, отец? Клянусь, я не смогу оставить его в этом месте.

Тон, которым говорил Морган, был очень знаком Кейрону. Неизменно в нем звучало одно и то же – я не отступлюсь любой ценой.

– Толдманны – наша семья, – продолжал чеканить он. – Так было всегда, и теперь это вернее, чем прежде. Уберечь Эрло – это лучшее, на что мы способны. Я должен это сделать ради Артура, иначе он никогда не оставит меня, понимаешь?

Морган лишь начал свой путь, на котором ему предстоит собрать за собой вереницу призраков. Война стала бы слишком простым делом, если бы там находили пристанище лишь враги. Кейрон вспоминал себя на месте сына. Пустив первую кровь, он чувствовал себя обязанным каждому мертвецу. Самыми страшными призраками для него всегда были люди, за жизнь которых он молился, а не те, чьей смерти он желал. Вистан Бранд не переставал его преследовать, даже теперь, когда его образ размыли годы, а голос совсем забылся. Кейрон понимал сына, но не посмел сказать, что Артур может остаться с ним до конца пути.

– Этот мальчик – король, – осторожно напомнил он. – Его судьба решится на Собрании земель вместе с будущим Ангеррана.

– Раскрой ставни, отец. Если долго вглядываться в серый дым, можно увидеть, что у него нет будущего. Это крах.

На подступах к столице, Агнерран

– Слышишь? – Артур улыбался, привалившись спиной к одному из валунов, в великом множестве рассыпанных у реки.

Они крались к ней, по очереди всматриваясь в кусты шиповника на том берегу. Лагерь южан был разбит вниз по течению, отчего следовало соблюдать особую осторожность. В сумерках, окутанные дымом горящего леса, они имели много шансов остаться незамеченными, но предаваться бездумному риску не стремились оба.

Морган прислушался. Он приметил множество звуков – бурление горной реки, шелест листьев, голоса в руалийском лагере, но ни один из них не оказался чем-то примечательным.

– О чем ты, Артур? Я слышу лишь как урчит у Пратта в животе.

Мысль о Яноше Пратте, затаившемся в зарослях вереска с другими разведчиками, пришла в голову Моргану сама собой. Временами ему представлялось, что тот не может позаботиться ни о чем, кроме своего живота, представлявшего собой нечто похожее на бездонную бочку. Это впечатление было обманчивым, но насмешки над аппетитом воина были излюбленными среди защитников Ангеррана.

– Нет же, дурачье! – принц снова сверкнул своей белозубой улыбкой, тряхнул головой, украшенной по-медвежьи бурыми кудрями. – У города трубят наступление.

Низко пригнувшись, Артур проворно ринулся вперед до ближайшего валуна. Морган юркнул вслед за ним.

– Отчего ты так бледен? – спросил принц, как только тот нагнал его. – Мы делали это и раньше. Так пользуйся даром, уготованным тебе!

– О, ты про тот старый амбар, что мы спалили в детстве? Но мы не собирались его сжигать, помнишь?