– Так скажи, – прошипела Мириам с вызовом уставившись на него.

Она сама содрогнулась от своей глупости, рискнув испытать моряка – в его запасе было достаточно слов, способных описать бесчестную женщину. Но вместо того, чтобы наречь ее бранным словом, Райс едва ощутимо дотронулся до ее губ кончиками пальцев.

– Я знаю, что ты не любишь меня, Мириам. Но я непротивен тебе, иначе ты не пришла бы в этот сад, – тихо, уже без запальчивости, выдохнул он. – Если ты захочешь спасти свое имя и дашь мне шанс, я заслужу твою любовь, пускай она не будет такой, какую заполучил Морган. Вот моя вера, и все лучшее во мне еще живо из-за нее. А теперь иди. Я хочу, чтобы у тебя был выбор. А это немыслимая роскошь в наши дни.

Неохотно Мириам рассталась с камзолом, согревшим ее. Разум был скован мыслью о том, что Райс был тысячу раз прав – ей следовало согласиться на все, чего он желал, не раздумывая. Оставаться Смотрителем, растеряв часть своей силы, было опасно, но она обещала Моргану не отрекаться от своей клятвы. Сохранять близость с королем было опрометчиво, но она ощущала необъяснимую болезненную потребность в его присутствии рядом. Райс предлагал ей новую жизнь, способную перечеркнуть эту, не сулившую ничего хорошего.

На прощание он крепко стиснул ее ладонь.

– Что за вечное проклятие ждать тебя, Мириам? – он произносил ее имя как самое благозвучное во всех языках мира.

– Оно все испортило, правда? – спросила она, ощутив, что ей безмерно хочется приподняться на цыпочках, положить руку на его шею и поцеловать его хотя бы раз. – Все на свете.

– Лишь оно не дает мне превратиться в чудовище, – пожал плечами он. – Через три дня я отчалю назад в Тирон. С тобой или вновь без тебя.

Мириам лишь робко улыбнулась ему и отправилась прочь из сада. Обернувшись, она увидела, что Райс все стоит на прежнем месте, заправив пальцы за широкий кожаный пояс, и смотрит ей вслед. Она так и не сделала того, о чем мечтала, решив, что эти желания нашептаны вином.

Ранее. Королевский замок, Ангерран

Нельзя было отыскать во всем Ангерране мальчишку более важного, более напуганного и потерянного. Кейрон глядел, как Эрлоис, последний из Толдманнов, спит, забившись между мешками с зерном, уложенными в пыльном амбаре. Маленький, обхвативший колени, он оказался едва заметен в полумраке. Никого значительнее в этом королевстве не было на много миль вокруг. Убегая, прячась по углам замка, он добавлял седых волос всякому, кто понимал это. Няньки мальчишки суетились где-то далеко, беспрестанно выкрикивая его имя. Кто угодно сбежал бы подальше от их причитаний, сочувствия и вечного плача. Эрло был еще слишком мал, чтобы приказать им прекратить оплакивать его и все, что он потерял.

Кейрон опустился на пол у входа, чтобы перевести дух, уперся локтями в колени, облизнул пересохшие губы. Он постарался припомнить, сколько раз ему приходилось искать своих убежавших мальчишек, и хмыкнул, сбившись со счета. Оба еще не так давно были такими же маленькими, как и этот бесценный ребенок, но один из них теперь оказался достаточно взрослым, чтобы хранить Эстелрос, пока другой впервые разглядывал лики войны.

На лице Аарона, провожавшего их в поход, отразились тоска, гнев и разочарование. Его рука крепко сжимала эфес меча, а глаза горели праведным огнем. Он всюду следовал за братом, и решение разделить их далось нелегко. Но младший из его сыновей еще не признавал, что война пахнет потом, кровью и содержимым вспоротых животов, а там, где в войну вмешивались маги огня, в воздухе беспрестанно витала и тошнотворная вонь паленого мяса. Старший едва ли был готов ощутить ее, но пути назад больше не было – он падал в объятия войны, всецело отдаваясь этому полету. Теперь впору было лишь молиться, что это падение станет достаточно бесконечным, чтобы успеть прожить достойную жизнь и оставить после себя нечто более ценное, чем кровавый след.

Кейрон задумался, сколько теперь не спал его старший сын. Ночь? Две? Три? Он рассказывал, что его донимали мертвецы. Он скитался с разведчиками то у стен Ангеррана, то в ставке у большого тракта, где расположились остатки войск – он готов был пойти на все что угодно, лишь бы не смыкать глаз. Кейрону говорили, что его сын настоящий герой, а он лишь огрызался, не желая говорить про битву, в которой он сохранил хоругвь Пятого королевского полка и вместе со своим другом Артуром уничтожил мост в долине, разбив на две части армию руалийцев. Он не хотел говорить ничего о той битве.

Оказавшись в замке на рассвете, он плохо стоял на ногах, дрожал, стучал зубами и рыдал – он вернулся, а Артур нет. В войне не было никакого очарования. Гадкие люди, познав ее, становились еще более гадкими, а лучших она забирала. И никто не был в силах помочь им, никто и никогда не помогал.

Эрлоис видел, как в замок внесли его отца. Лекарям так и не удалось унять кровь, и король Ангеррана – Мелор Толдманн – умер, глядя в пронзительно синие глаза сына. Артур Толдманн погиб с большей частью Пятого полка, отбиваясь от южан. Выжившие говорили, что остались бы там, если бы маги не выдернули их из-под удара врагов.

«Я вернулся, а они – нет», – шепот сына, все еще звенел в ушах Кейрона.

Перекошенное от боли лицо Мелора все еще стояло перед глазами. Он не спас его, оказался неуклюжим, нерасторопным, не успел отбить меч руалийца, промявший сверкающую кирасу друга.

Война забрала их жизни, но никто не увидел слез Эрлоиса, отчего их смерть стала еще страшнее. После битвы он выпустил на волю птиц, пойманных когда-то с братом, и почти перестал говорить.

Во внутреннем дворе скрипнула дверь. Эрло мог проснуться, и испугаться его, что было свойственно почти каждому ребенку, ведь он виделся им настоящим великаном. Все еще лелея надежду сохранить сон мальчика, Кейрон решил взять его на руки. Громадные ладони вмиг отяжелели, стали непослушными и грубыми. К удивлению, Эрло, почувствовав чужое прикосновение, не дрогнул. Сонный, он обхватил крепко шею Кейрона, и прижался к нему, отчего сердце бешено взвилось к самому горлу – он понял, что мальчик принял его за отца или брата.

– Тихо, тихо, – как можно ласковее постарался произнести он. – Все будет хорошо. Я не оставлю тебя.

Услышав чужой голос, Эрло отпрянул. На его глазах поблескивала влага, будто он уснул со слезами на глазах. Кейрон облегченно вздохнул. Под ребрами мальчишки на самом деле спряталось живое сердце, а не кусок серебряной руды.

– Все будет хорошо, – вновь пророкотал Кейрон голосом, никак не похожим на успокаивающий шепот.

Эти слова напоминали ложь, и были пропитаны ею, но были очень нужны. Эрло, услышав их, снова прижал голову к плечу Кейрона.

– Я никому не дам тебя в обиду, – пообещал он, вынося мальчика во внутренний двор. – Толдманны и Бранды – одна семья, пусть это было слишком давно, так, что не похоже на правду. У тебя будет все, что только пожелаешь, только вот птицелов из меня плохой – больно я нерасторопен. Мои сыновья – другое дело…

Кейрон закашлялся, едва шагнув за порог амбара – воздух был плотным и обжигающим нутро. От дыма безбожно слезились глаза. С неба падал пепел и застилал собой все вокруг. Ангерран пылал, бескрайняя долина перед замком, когда-то устланная диким шиповником, обернулась в чудовищный шкворчащий котел, где чистый воздух был недосягаемой роскошью. Бескрайняя черная пустошь росла, как и страх в сердцах людей, обороняющих город. Южане, даже наглухо запертые в долине, разбитые на два лагеря, не сдавались. По утрам над ними вставало одно и то же тусклое солнце, красное из-за затмившего небо дыма. Оно было одним на всех – для северян и южан, для магов и людей, идущих на верную смерть в надежде убить их.

Кейрон запрокинул голову вверх, желая увидеть луну, но над ним разверзлись лишь бескрайняя мгла и бесчисленные шпили острых как шипы крыш города.