Она уже выпрыгнула из постели. Схватила юбку и чулки и бегом скрылась за ширмой.

Ноэль еще не успел разглядеть костюм, как дверная ручка стала поворачиваться, повинуясь нажиму извне.

Это был Клейн, но такой осунувшийся, настолько изменившийся, что Ноэль даже не сразу его узнал.

Лицо его казалось неопрятным из-за многодневной щетины, глаза были красны от недосыпания или от слез. К растресканным от жара губам прилип окурок. Седые волосы убелили виски, преждевременно состаря его.

Он сделал два-три неуверенных шага по мастерской, хлопая веками, словно ночная птица, застигнутая врасплох светом. И когда, наконец, его взгляд наткнулся на Ноэля, он не улыбнулся.

— Выпить чего-нибудь найдется? — спросил он хриплым, словно заржавевшим от долгого молчания, голосом.

— Найдется, кажется, — ответил Ноэль. — Присаживайся, старина. Что с тобой случилось?

Он полез в буфет и достал оттуда початую бутылку марочного коньяку. Клейн быстро завладел ей и уже собрался хлебать из горлышка, но Ноэль успел протянуть ему рюмку.

— Сигареты есть?

Ноэль достал из кармана и положил на стол недавно купленную пачку.

— Уже в третий раз прихожу, — сказал Клейн. В его устах эти слова походили на упрек. — Сначала в три. Потом около семи.

— Разве мадам Эльяс тебе не сказала, что мы в Пон-де-л’Иле?

— Сказала…

Сказала, но он все-таки ждал!

— Ужинал? — спросил Ноэль.

— Ужинал?

Это слово явно не имело для Клейна никакого смысла. Он встал и принялся ходить взад-вперед по мастерской, скользя пустым взглядом по мебели и картинам.

Ноэль смотрел на него с тревожным удивлением. Клейн, конечно, всегда был странноват, почти все время замыкался в непреоборимом молчании. И все же таким Ноэль никогда еще его не видел: взгляд блуждающий, жесты неуверенные, на собственную тень похож.

— Мой «Сад приходского священника» все еще у тебя? — внезапно спросил Клейн, но таким тоном, как сказал бы что угодно, без малейшего интереса, машинально.

— Конечно. А что?

— Хочу его забрать.

Это была не просьба. Он прямо требовал. А ведь Ноэль совершенно честно купил эту картину однажды, когда Клейну было нечем заплатить за квартиру.

— Сейчас я тебе его дам, — сказал он.

Клейн ни на йоту не шевельнулся, но, стоя посреди комнаты, следил взглядом за малейшим жестом Ноэля.

Ноэль переставил несколько рам и вытащил на свет ту самую картину:

— Вот она.

Клейн схватил ее и стал долго разглядывать со всех сторон, словно видел впервые, словно не сам ее написал. Провел рукой по лаковой поверхности, соскреб ногтем какой-то подтек. Потом засунул ее под пиджак и направился к двери.

Уже собравшись открыть ее, вроде о чем-то вспомнил.

— Спасибо, — выговорил он, наконец. Поколебался: — Клер очень ее любила.

— Любила? — повторил Ноэль.

И внезапно все понял. Когда он видел Клейна в последний раз, его жену после трудной беременности неотложно отвезли в больницу.

— Клер? — спросил он, и его голос невольно задрожал от воспоминания о несчастном бледном личике, обрамленном иссиня черными волосами.

Клейн опустил голову.

— Умерла? — снова спросил Ноэль.

— Да, — ответил Клейн, — и ребенок тоже.

Это прозвучало одновременно так просто и так патетично, что Ноэль не смог найти нужных слов. Да Клейн больше ничего и не ждал.

— У тебя… у тебя еще коньяку нет? — спросил он.

Ноэль с сожалением показал жестом, что ничем помочь не в силах.

— До свидания, — сказал Клейн и машинально добавил: — До скорого.

Когда он ушел, Бэль вышла из-за ширмы в халате.

— Слышала? — спросил Ноэль.

Она жестом показала, что слышала, приблизилась к нему и впервые за неделю нежно поцеловала.

Назавтра, когда Ноэль вышел из дома и пошел вверх по улице, чья-то рука опустилась ему на плечо.

— Добрый день, месье Мартэн.

Ноэль даже вздрогнул от неожиданности.

— Ах! Здравствуйте, комиссар! — ответил он, узнав говорящего. — Ко мне что ли идете?

— Вовсе нет, просто мимо проходил… В город направляетесь?

— Да.

— Ладно. До следующей трамвайной остановки с вами дойду.

«Мимо проходил», — сказал комиссар. Но Ноэль ни на йоту не поверил. Он-то знал, что на улицу Бьеф так случайно не свернешь; это улица отдаленная, встретить на ней можно лишь привычные фигуры, которые уходят с нее, но непременно возвращаются, словно в жилище отшельника.

Он искоса наблюдал за комиссаром. Толстяк малость запыхался (может, убыстрил шаг, чтобы Ноэля нагнать?), снял котелок и вытирал лоб ситцевым платком.

— Знаете ли, — внезапно сказал он, — вчера мы уж думали, что нашли убийцу!

— Не может быть? — сказал Ноэль. Он не смог сдержать улыбку, сообразив, что употребил излюбленное словечко своего собеседника.

Комиссар искоса взглянул на него, либо, чтобы удостовериться, что Ноэль над ним не издевается, либо для того, чтобы проследить за его реакцией.

— Может читали, что в вечер убийства из витрин исчезли фаянсовые статуэтки эпохи династии Минг? Так вот, мы их нашли у секретаря убитого, Абдона Шамбра. А ведь от кражи до убийства…

Негодование Ноэля превысило его удивление. Конечно, Шамбр всегда внушал ему резкую неприязнь. И все же вообразить, что он вошел ночью к человеку, за дочерью которого страстно приударял, и, воспользовавшись его смертью, прикарманил ценные произведения искусства…

— Арестовали его? — спросил он.

— Я бы за милую душу! К счастью для этого небезынтересного молодого человека, мадемуазель Вейль дала свидетельство в его пользу. Заявила, что заставила отца подарить статуэтки Абдону в знак вознаграждения за его преданность. Ну, в общем, нечто вроде аванса от приданого… — Комиссар засунул платок обратно в карман: — Кстати, исчезли не только фаянсовые статуэтки… Была совершена еще одна кража, но мы даже не знаем, что о ней и думать…

Он явно ожидал вопроса, но его не последовало. Ноэль, казалось, думал о другом. На самом же деле, с тех пор, как это преступление утратило для него значение, он, странным образом, более не ощущал себя его автором.

— Вначале я думал, что это убийство из ревности. А теперь вовсе не так уверен…

И все-таки то, что комиссар Мария, столь замкнутый во время первых двух свиданий, внезапно с ним разоткровенничался, было полной неожиданностью. Если толстяк ставил себе целью изучить его рефлексы, лучшего способа выбрать бы не смог.

Ноэль вступил в игру.

— А почему вы вначале подумали, что это убийство из ревности?

— Вейля же аскетом никак нельзя было назвать, не правда ли? Он был в неглиже, а обычных посетителей в таком виде не принимают. На столе стояли закуски и шампанское, а это, как правило, непременное дополнение любовного свидания. Знаете ли, мы нашли на месте преступления надушенный батистовый платочек. И, наконец, к лацкану халата убитого прилип женский волос.

— Какого цвета? — не смог удержаться от вопроса Ноэль.

— Светло-каштановый.

— Это еще ничего не доказывает! — усмехнулся Ноэль.

— Доказывает больше, чем вы думаете! — продолжал комиссар. — Наша лаборатория сегодня способна с такой точностью определить происхождение и состав волоса, что два разных, даже одного цвета, никак не спутаешь.

— Ого! — произнес Ноэль.

И тут же вернулось четкое ощущение опасности. Вот только сравнят этот волос с волосами Бэль, и тут же узнают, кто та женщина, что была незадолго до убийства. А найдут женщину — автоматически разоблачат и его…

Потом он успокоился, скорее, попробовал себя успокоить: Бэль не могла одновременно находиться и у Вейля, и у больной матери. Опять забыл!

— Ничто не доказывает, — сказал он, наконец, чтобы поддержать разговор, — что этот волос принадлежит той неизвестной, которую вы ищете. Может, он прилип к халату давно, еще на предыдущем свидании с какой-либо другой из его пассий…