Кортланд согласился.

— Мне придется проверить точки соприкосновения дела миссис Китт, Джексона и Аткинсона, — продолжал Роджер, — хотя Аткинсона, пожалуй, можно и не принимать в расчет.

Кортланд сказал:

— Мне ясна ваша мысль — если он проезжал мимо машины в тот момент, когда происходила смена номерных знаков, или ему показалось что-то подозрительным и он принялся расспрашивать шофера, то этот тип мог решить от него отделаться. Иными словами, Аткинсон может иметь лишь косвенное отношение к данному делу. Ну, а каковы связи миссис Китт и Джексона?

— По суду, — кратко ответил Роджер. — Во время своего прибывания в Лигейте Джексону часто поручалось ведение дел в суде магистрата. Возможно, что речь идет о мести. Поэтому я сейчас пытаюсь отыскать такое дело, где обвиняемый мог посчитать себя невинно пострадавшим, причем обвинение представлял Чарльз Джексон, а судьей выступала миссис Китт…

— Прошло уже много лет с тех пор, как Джексон представлял обвинение, не правда ли? — спросил Кортланд.

— Ненависть вынашивается годами.

— Ну, что ж, проверить необходимо. Кстати, что-нибудь выяснилось в отношении тех двух парней, которые когда-то угрожали мистеру Джексону, Красавчик?

— Нет еще. Я жду ответа на запрос сегодня утром. Кстати, есть еще одно дельце, которое я задумал проверить.

— Что такое?

— Мне надо организовать негласную охрану Джексона и его жены на случай, если негодяй повторит свою попытку… Нужны люди…

— Так берите…

— Благодарю.

Роджер откомандировал двоих людей следить за четой Джексонов, а двоих оставил в резерве, чтобы они все время были у него под рукой.

Его не оставляло неприятное чувство, будто над Джексоном нависла опасность. Особенно пугала безжалостность убийцы. История повторилась: темная неприметная машина с тусклыми огнями где-то у обочины, затем яростный рев мотора и зверское нападение на жертву. Добавьте к тому, каким способом была изувечена миссис Китт и перед вами предстанет звероподобный убийца, который и в дальнейшем не успокоится, но будет действовать не обязательно по одному шаблону, а найдет какой-либо другой способ расправиться со своими жертвами.

И это еще не все. Никто не гарантирует, что с первыми пострадавшими больше никто не связан, что в скором времени не произойдут новые чудовищные преступления.

Теперь речь шла не о простом расследовании, а о защите и спасении человеческих жизней.

Роджер разделался с десятком текущих мелких вопросов, накопившихся за это время, затем поднялся на лифте в лабораторию.

Это помещение, обслуживающее весь Ярд, не было приписано ни к одному отделу. В огромной комнате производились всевозможные эксперименты. Вдоль одной из стен помещалась огромная скамья в буквальном смысле слова сплошь устланная газетами. С одного конца лежали целые, обгоревшие посередине, совершенно обуглившиеся — во втором краю. Около стены были сложены обгоревшие книги и пустые обложки от альбомов, в которых хранились газетные вырезки.

Все это было доставлено из комнаты миссис Китт. В одном углу стоял большой фотоаппарат на колесиках, закрытый темной накидкой, чем-то напоминавший злого призрака. На другой скамье стояли огромные бутылки и банки с химикатами.

Один из лаборантов очень осторожно погружал обгорелую бумагу в какой-то раствор, второй сидел за маленьким столиком, перед ним был разложен огромный лист бумаги. Он занимался увязкой и расшифровкой того, что было восстановлено на обгоревших страницах. Оглянувшись, Роджер подошел к этому человеку.

— Что-нибудь обнаружили?

— На мой взгляд, ерунда, — последовал незамедлительный ответ, — только одна вещь заслуживает внимания.

— Какая?

— Она подбирала вырезки о пастыре Пите.

— И они были сожжены.

— Да, все, за исключением тех газет, до которых он не добрался. Да, миссис Китт не успела еще сделать из них вырезки. Впрочем, за последнее время о пастыре мало писали — не то он сам охладел, не то пресса не стала ему уделять столько внимания, сколько прежде.

— Он лично пишет письма людям, которым, как он считает, это может помочь… созывает митинги, — сказал Роджер.

— И этим ограничивается? Бедняга!

— Сколько вырезок про него хранилось у миссис Китт?

Сержант справился со своим списком.

— Мы нашли статьи про него на семи кусках совершенно обгорелой бумаги, все из газет, на трех полуобгорелых и семь на поврежденных. Все они одного содержания: он произносит шумные проповеди против автомобилистов и преступников-водителей. Если верно, что она его не выносила, то какого дьявола надо было хранить эти вырезки?

— Хм… — промычал Роджер. — А где он живет? Его имя упоминалось в сегодняшнем рапорте констебля из Тоттинга. Как зовут этого парня? Да, констебля Дэвиса…

Роджер говорил почти сам с собой.

— Пастор Пит живет в Тоттинге, — немедленно отозвался сержант, — адрес я где-то видел. — Он порылся в газетах. — Ага, вот он: 188 Филдз-Вью, кстати, Аткинсона убили также в Филдз-Вью?

— Да, — подтвердил Роджер.

Он проверял все, что было обнаружено, но не нашел ничего нового. Люди, терпеливо работающие в лаборатории, зачастую зря расходовали свою энергию. Методичность и трудоемкость подчас бывали убийственными, но именно они обеспечивали успех Ярда.

Роджер спустился к себе и позвонил Конноли.

— Алло, это Красавчик? — послышался голос лигейтского офицера, — а я только что собирался звонить тебе. Врачи только что объявили, что жизни миссис Китт больше не угрожает опасность, но мы сможем ее допросить, самое раннее, через двое суток. Ну, а как Чартворд?

— Без перемен…

— Ох, скверно…

— Да, скажи, Джем, пастор Пит когда-либо развивал активность в ваших краях?

Конноли закашлялся, как будто бы Роджер нажал на какую-то невидимую кнопку в его организме.

— Порой он стрелял холостыми зарядами, да… Скажем, год назад созвал здесь митинг протеста как раз после того, как миссис Китт учинила очередной разнос полиции за «несправедливое преследование мотористов». Пастору удалось собрать порядочную аудиторию, человек 70–80, но, когда он начал поносить миссис Китт, они не пожелали его слушать. Правда, все было в наилучшем виде, никаких грубостей, просто они вынудили насмешками убраться его с трибуны.

— А как сама миссис Китт? Она присутствовала?

— Не могу похвастать, что я хорошо помню этот случай. Впрочем, подожди, сержант, который сегодня дежурит в отделе, тогда присутствовал на этом митинге. Я сейчас с ним поговорю.

Несколько минут трубка безмолвствовала. Потом Конноли снова заговорил:

— Он сейчас поднимется. Ему кажется, что миссис Китт тоже присутствовала на митинге, но, вернее, всего был ее муж. Он делал все, чтобы удостовериться, что в игре пастора нет фальши. У тебя что-нибудь прояснилось?

— Миссис Китт хранила у себя газетные вырезки о пасторе.

— Вот как? А ты его знаешь, Красавчик?

— Нет, ни разу не встречался.

— Нужно бы… с ним интересно побеседовать, если только он не сел на своего любимого конька. Тогда он делается совершенно невменяемым. А без этого — обаятельный человек.

Послышалось невнятное бормотание. Затем снова отчетливый голос Конноли:

— Да, я оказался прав, доктор Китт присутствовал ни митинге пастора, делал пометки и спорил с теми людьми, которые лягали его супругу. В общем, все, как и следовало ожидать.

— Узнай, были ли знакомы мистер и миссис Китт с пастором?

— Ладно. Это все?

— Я бы не возражал получить рапорт об этом митинге.

— Я подошлю к тебе Пая, сержант говорит, что в тот вечер дежурил он. Он пошел послушать, что там происходит. Когда ты хочешь его видеть?

— Хорошо бы сегодня днем.

— Договорились.

Роджер дал отбой и откинулся на стуле. Но всего лишь на пару секунд. Он слишком беспокоился, чтобы сидеть без дела.

Следующий звонок был в сержантскую, чтобы предупредить, что он едет в Тоттинг, а через пять минут он уже мчался через Вестминстерский мост. На улицах было шумно и оживленно. Над Темзой низко нависли облака, за которыми скрывалось солнце, освещая лишь их края. Темза, с отразившимся в ней зданием Парламента, казалась необычайно величественной. Но Роджер думал только о работе.