– Уж поверьте, я давно поняла свою ошибку. Но вы – вы прячетесь от него с незапамятных времен. И он не может найти это место. Может, я могла бы… – она осеклась, видя, как помрачнели лица вокруг нее. Даже Таволга казалась ошеломленной тем, о чем просила Серильда. – Словом, можно мне остаться здесь? – сбивчиво закончила она.

– Нет, – ответила Пуш-Грола.

– Но почему? Вы же сами не хотите, чтобы я возвращалась в Адальхейд, и не думаю, что вы готовы меня прикончить, хотя оружия и всяких острых штуковин вокруг немало.

– Мы делаем то, что должны, – прорычала Наперстянка.

– Довольно, Наперстянка, – строго сказала Пуш-Грола.

Моховица опустила голову. Серильда невольно обрадовалась, увидев, как ее отчитали.

– Я не могу предложить тебе убежище, – продолжила Пуш-Грола.

– Не можете? Или не станете?

Костлявыми пальцами Пуш-Грола сжала свою палку.

– Мои внучки способны выдержать зов Охоты. А ты?

Серильда замерла, охваченная туманными воспоминаниями. Под ней могучий конь. Ветер развевает волосы. Из горла льется смех. Кровь, брызнувшая на снег…

Отец – вот он здесь. А в следующую минуту исчез.

Лесная Бабушка понимающе кивнула.

– Он отыщет тебя даже здесь, и твое присутствие подвергнет опасности всех нас. Но ты права. Убивать тебя мы не будем. Ты когда-то спасла моих внучек, и, хотя долг этот был оплачен, я по-прежнему благодарна тебе. Возможно, у меня найдется другой способ.

Разогнув ноги и опираясь на клюку, она выпрямилась на своем камне так, что ее глаза оказались почти на одном уровне с Серильдой. Поманила девушку к себе.

Серильда подошла, стараясь не выглядеть испуганной.

– Ты ведь понимаешь, что будет, если Эрлкинг соберет достаточно золотых нитей, чтобы поймать бога?

– Наверное, понимаю, – пролепетала она.

– И не будешь просить своего Золотильщика напрясть побольше золота для этого чудовища?

Серильда сглотнула.

– Клянусь.

– Хорошо, – Пуш-Грола хмыкнула. – Эту катушку я сохраню. А взамен постараюсь помочь тебе от него освободиться. Не могу обещать, что у меня получится… И, если ничего не выйдет, нам останется только полагаться на твое обещание. Если ты нас предашь, не доживешь до следующей луны.

Несмотря на эту угрозу, в груди Серильды затрепетала надежда. Впервые за долгое время она осмеливалась думать, что освобождение возможно.

– Я поговорю со своей травницей, чтобы понять, можем ли мы приготовить зелье, подходящее для такой, как ты, и в твоем положении. Если окажется, что это возможно, я пришлю тебе весть сегодня же, до захода солнца.

Серильда сдвинула брови.

– В моем положении?

В ответ старуха улыбнулась. Она опустила посох и поманила Серильду ближе к себе. Еще ближе, пока Серильда не почувствовала запах влажного кедра и гвоздики в ее дыхании.

Старуха долго молчала, разглядывая Серильду, пока уголки ее рта не приподнялись насмешливо.

– Если мы потерпим неудачу и Ольховый Король снова тебя призовет, ты ничего не скажешь ему об этом визите.

– Даю слово.

Старуха тихо закудахтала – засмеялась.

– Невозможно стать такой старой и уважаемой, как я, если верить каждому хрупкому существу, которое мне что-то обещает, – она легонько стукнула Серильду посохом по лбу. – Ты будешь помнить наш разговор, но, если попробуешь найти это место или захочешь привести к нам кого-то, вместо слов у тебя выйдет тарабарщина, а сама ты сгинешь, как сверчок в метель. Если я захочу с тобой связаться, дам знать. Понятно?

– Дадите знать? Как?

– Тебе понятно?

Серильда сглотнула. Она не была уверена, что поняла, но все равно кивнула.

– Да, Лесная Бабушка.

Пуш-Грола кивнула, затем ударила палкой по своему камню.

– Таволга, проводи девушку к ней домой в Мерхенфельд. Мы же не хотим, чтобы в лесу с ней что-нибудь случилось.

Серильда не сразу поняла, что именно она пообещала. И что все это значит. А когда поняла, пошатнулась, будто пораженная громом.

Она больше никогда не увидит Злата.

А также Лейну. Лоррейн. Фриду. Всех, кто был так добр к ней. Кто принимал ее куда лучше, чем большинство земляков из Мерхенфельда.

Она никогда не узнает, что стало с ее матерью.

Не проникнет в тайны замка Адальхейд и королевской семьи, не поймет, из-за чего Темные покинули Грейвенстоун, почему друды охраняют странную комнату с гобеленом и клеткой. Не выяснит, действительно ли Злат призрак или что-то другое.

Они больше никогда не встретятся.

А ведь она даже попрощаться не успела.

Серильде удавалось сдерживать слезы, пока моховицы не покинули ее на опушке леса. Во все стороны, куда ни посмотри, раскинулись изумрудные пастбища. На склоне холма паслось стадо коз. Из рощицы донесся шум, мгновение спустя в небо поднялась стая ворон. Несколько долгих минут они кружили в воздухе, потом перелетели на другое поле.

Серильда пошла по дороге, из ее глаз хлынули безудержные слезы.

Он не поймет. После того, что между ними было, он решит, что она его бросила.

Вечность одиночества. Вечность без теплых объятий и нежных поцелуев.

Ее мучения когда-нибудь закончатся, она состарится и умрет, а Злат… он никогда не получит освобождения.

Он никогда не узнает, что с ней стало.

Не узнает, что она полюбила его.

Эти мысли терзали ее больше всего, и Серильда ненавидела себя за это – ведь она понимала, надо благодарить Лесную Бабушку за то, что та предложила ей помощь. С самого начала она знала, что либо погибнет от руки Эрлкинга, либо будет вынуждена служить ему до конца своей жизни, а то и дольше. Но теперь у нее появилась надежда на другую судьбу, никак не связанную с ее отчаянными и глупыми попытками отомстить за отца и убить Эрлкинга. Да, она и сама не верила, что эта ее фантазия действительно может осуществиться.

Это было прекрасно. Настоящий подарок.

Ей не хотелось слишком полагаться на своего покровителя – бога удачи, но невольно подумалось: уж не повернулось ли, наконец, колесо фортуны в благоприятную для нее сторону?

Впрочем, Пуш-Грола не была уверена, что все ее расчеты и замыслы сработают.

А если выйдет по-другому… если у нее не получится… Тогда Серильда не сможет освободиться. Останется невольницей.

И теперь она знала, что, как бы ни повернулось дело, она больше никогда не сможет попросить Злата прясть для нее солому. Попросив Злата помочь ей, она поможет Эрлкингу. Она знала об этом – они оба знали. Но раньше это… казалось несущественным. Для чего бы королю ни требовалось золото, спасение собственной жизни для нее было важнее. Так она говорила себе тогда и была убеждена, что это и вправду так.

Но теперь она думала по-другому.

Что сделает король, если сумеет захватить бога? Какое желание потребует исполнить? Вернуть Перхту из Ферлорена?

Эта было бы ужасно. Истории об Эрлкинге и Дикой Охоте, о похищенных детях и множестве погубленных душ были жуткими. Но рассказы о Перхте были в тысячу раз хуже – такие сказки Серильда никогда не рассказывала детям. Эрлкингу нравилось преследовать добычу и хвастаться своими завоеваниями, а Перхта любила играть. Говорят, ей нравилось, чтобы жертва думала, что сумела убежать, ускользнуть… только для того, чтобы снова оказаться в ловушке. Снова и снова. Ей нравилось наносить раны лесным зверям и смотреть, как они мучаются. Быстрая смерть ее не удовлетворяла – и никакие мучения, не могли утолить ее жажду.

Со смертными она обходилась не лучше. Для Охотницы люди были такой же добычей, как олени и кабаны. Перхта даже предпочитала людей, ведь они могли понять, что шансов на спасение нет, но все равно продолжали сражаться. Охотница была воплощением жестокости. Чудовищем до мозга костей.

Нельзя допустить, чтобы она снова оказалась в мире смертных.

Но, возможно, Эрлкинг хочет вовсе не этого – не призвать Перхту из подземного мира. Чего еще он может желать? Уничтожения завесы? Безграничной власти и над смертными, а не только над Темными? Оружие, темную магию, армию нежити, чтобы прислуживали ему?..