– Итак, – начала она. – На чем мы остановились?..

Над Ясеневым лесом взошло солнце, и его лучи позолотили башни замка Грейвенстоун. Туманная завеса растаяла. Ночь призраков ушла, зазвучало пение птиц, забарабанила капель. Едва лучи света коснулись адских псов, нападавших на юного принца, как те, превратившись в облачка черного дыма, растаяли в утреннем воздухе. Самого замка при свете дня тоже не было видно.

Принц был тяжело ранен. Он истекал кровью, был изранен, но сильнее всего болело его сердце. Снова и снова он видел, как Эрлкинг пронзает стрелой хрупкую принцессу. Убийца забрал ее жизнь, и даже тело ее исчезло за завесой. Принц не мог похоронить сестру по-королевски, чтобы она упокоилась с миром. Он даже не знал, останется ли она призраком при Эрлкинге, или ей будет позволено отправиться в Ферлорен, где однажды он сможет снова увидеть ее.

На том месте, где совсем недавно стоял замок Грейвенстоун, принц увидел руины какого-то святилища. Давным-давно на этой поляне стоял храм. Считалось, что это священное место – врата Ферлорена.

Принцу удалось подняться на ноги. Спотыкаясь, он побрел к руинам – огромным, поднимающимся в небо колоннам из гладкого черного камня. Он слышал об этом месте, но никогда не видел его. Неудивительно, думал принц, что эта жуткая поляна привлекла Эрлкинга и что именно здесь он построил свой замок – таким безжизненным и зловещим было это место, окруженное каменными колоннами. Никто, кто чувствовал то же, что и он, не осмелился бы туда войти.

Но принц шел вперед, задыхаясь под тяжестью своей потери.

Однако то, что он увидел, заставило его остановиться.

У черных камней он был не один. Через болотистый ров были перекинуты остатки огромного подъемного моста, соединяющего лес с руинами. Мост частично сохранился, хотя дерево по эту сторону завесы сгнило и истлело. Посреди моста кто-то лежал. Это была Перхта – брошенная, оставленная в царстве смертных.

Стрела принца пронзила ей сердце, и доски под ней пропитались кровью. Ее кожа была даже не белой, а бледно-голубой, как лунный свет. Волосы, белые, как свежевыпавший снег, были залиты кровью, красной, как вино. Глаза смотрели в светлеющее небо, и в них было что-то вроде удивления.

Принц осторожно подошел ближе, его тело горело от боли из-за множества ужасных ран.

Перхта не умерла. Возможно, Темные, будучи порождениями подземного мира, не могут умереть. Но и жизни в ней почти не осталось. Сейчас она была не свирепой охотницей, а сломанным, всеми преданным существом. По ее лицу, когда-то прекрасному и сияющему, текли слезы.

Принц подошел ближе, их взгляды встретились. Перхта усмехнулась, показав заостренные зубы.

– Тебе не убить меня, даже не думай. Ты всего лишь человеческое дитя.

Принц запретил себе даже думать о жалости к охотнице.

– Я ничто перед тобой, я знаю это. Но еще я знаю, что ты – ничто перед богом смерти.

Было видно, что Перхта растеряна, но, когда принц поднял глаза, она повернулась, чтобы проследить за его взглядом. В зарослях ежевики между священными камнями виднелся проход. Когда-то заросли были живыми, но теперь засохли. За аркой из сухих стеблей и колючек, мертвых веток и увядших листьев было отверстие в земле. Узкая лестница уходила там в самые глубины Ферлорена, в царство Велоса, бога смерти.

И Велос стоял там. В одной руке он держал фонарь, свет которого никогда не угасает. В другой он держал длинную цепь, связывающую живое и мертвое.

Перхта увидела бога и закричала. Попыталась встать, но была слишком слаба, и стрела в ее груди удерживала ее на месте. Велос подошел ближе, и принц отступил, почтительно склонив голову. Бог не обратил на него внимания. Ему редко удавалось вернуть в свое царство кого-то из Темных. Когда-то все они принадлежали смерти. Их еще иногда называли демонами – этих существ, рожденных в отравленных реках Ферлорена, созданных из жестоких деяний и бесконечных жалоб умерших. Им нечего было делать среди смертных, но давным-давно некоторым из них удалось сбежать, и бог смерти сожалел об этом.

Перхта закричала. В ее крике были ярость и страх. Велос накинул на нее цепь и, как она ни сопротивлялась, потащил к проходу.

Едва они начали спускаться по лестнице, кусты ежевики сомкнулись, сквозь густые заросли ничего не было видно. Стена из острых шипов надежно скрыла просвет между колоннами.

Принц рухнул на колени. Он видел, как охотницу забрали в Ферлорен, и это его воодушевило, но его сердце все равно оплакивало потерю сестры, а сам он так ослабел, что боялся упасть без чувств прямо здесь, на полусгнившем мосту.

Он подумал о матери и отце, которые скоро проснутся. О том, какой переполох поднимется в замке, когда станет известно, что принц и принцесса исчезли. Всем сердцем он рвался к родным. Увы, ему не хватило ни времени, ни сил, чтобы спасти сестру.

Принц уже почти позволил своим усталым глазам закрыться, как вдруг услышал тяжелый удар и почувствовал, что мост содрогнулся. Застонав, он заставил себя поднять голову.

Из лесу вышла старуха и ковыляла по мосту. Нет, это была не просто старуха. Она была такой же древней, как самый высокий дуб, морщинистой, как старая простыня, серой, как зимнее небо. Сгорбившись, она шла, опираясь на деревянную клюку, корявую и узловатую, как ее руки и ноги. Но ее лисьи глаза были блестящими и мудрыми.

Старуха подошла к принцу. Он попытался подняться на ноги, но у него совсем не осталось сил.

– Кто ты? – проскрипела старуха.

Несмотря на страшную усталость, принц назвал свое имя с гордостью.

– Это твоя стрела пронзила сердце великой охотницы?

– Да. Я надеялся убить ее.

– Темные не умирают. Но мы благодарны за то, что ее, наконец, удалось вернуть в Ферлорен.

Тут старуха оглянулась и…

Серильда вскрикнула и вскочила, напуганная неожиданным, легким, как перышко, прикосновением к запястью.

– Извини! – Злат отшатнулся и упал на пол. Падая, он задел колесо, и прялка накренилась.

Серильда зажала рот руками, но прялка все-таки упала, и колесо, описав еще пол-оборота, остановилось. Злат, морщась, выглянул из-за прялки.

– Извини, – повторил он. – Я не должен был. Знаю. Но я просто не мог удержаться, а ты так увлеклась рассказом, и я…

Серильда потрогала кожу на запястье, которую все еще покалывало от ласкового, едва ощутимого прикосновения. Злат заметил это движение, и на его лице отразилось нечто близкое к отчаянию.

– Ты такая… такая мягкая, – прошептал он.

Серильда рассмеялась.

– Мягкая! Что… – она оборвала себя на полуслове, когда ее взгляд упал на все эти катушки, которые, когда она начинала свою историю, были пустыми. Сейчас они были полны золотой нити и сияли, как драгоценности в лавке ювелира. На полу ничего не осталось, кроме ее плаща и подсвечника, в котором еще горела свеча.

– Ты все сделал, – сказала она, глядя на Злата. – Когда же ты закончил?

Помедлив, он ответил:

– Вот только что, когда появилась Лесная Бабушка. Ведь это Лесная Бабушка, правда?

Его голос звучал так серьезно, как будто мудрая старуха и в самом деле явилась перед ними. Серильда сжала губы, чтобы не улыбнуться.

– Не порти историю – неинтересно будет слушать.

Злат понимающе хмыкнул.

– Это точно она.

Серильда сдвинула брови.

– Я не заметила, что ты перестал прясть. Кажется, я слишком мало тебе помогала.

– Ты была великолепна. А я… – его голос оборвался, как будто перехватило дыхание. Юноша снова украдкой посмотрел на ее обнаженную руку и отвернулся. Его щеки стали ярко-красными.

Слишком часто он находит повод, чтобы дотронуться до нее, даже когда в этом нет необходимости, подумала Серильда. Старается коснуться пальцев, когда она подает ему солому. А как в прошлый раз он прижался к ее руке… Даже сейчас воспоминания заставили ее затрепетать.