Наклонившись вперед, Пуш-Грола смотрела на Серильду так, будто видела ее насквозь. Она напоминала ястреба, следящего за мышью, бегущей по полю.

А потом старуха улыбнулась. Вид этой улыбки не вызывал радость, скорее, беспокойство и тревогу. Следом за улыбкой раздался смех громкий и хриплый, и Пуш-Грола указала на Серильду кривым пальцем с опухшими суставами.

– Язык у тебя хорошо подвешен, он достоин бога лжи. Но, детка, – лицо ее стало суровым, – даже не думай обмануть меня.

– Я бы и не осмелилась, э-э… – начала Серильда. Она замялась, не зная, как обращаться к старухе, – …бабушка?

Пуш-Грола снова поцыкала зубом, – если старухе и было небезразлично, как назовет ее Серильда, она этого не показала.

– Мои внучки сделали тебе подарки, достойные твоей помощи. Кольцо и медальон. Очень старые. Очень красивые. Они были при тебе, когда Эрлкинг призвал тебя в Голодную Луну, а сейчас их нет, – взгляд Бабушки стал резким, почти враждебным. – Что дал тебе Ольховый Король в обмен на эти вещицы?

– Ольховый Король? – Серильда затрясла головой. – Ему я их не давала.

– Нет? А как же тогда ты провела у него целых три луны и умудрилась остаться в живых?

Покосившись на Таволгу и других девиц, Серильда не увидела ни одного приветливого лица. Но разве могла она винить их за недоверие, особенно зная, что Темные ради забавы охотятся на них.

– Эрлкинг верит, что я могу превращать солому в золото, – начала она. – Что у меня дар, благословение от Хульды. Я наврала ему, когда прятала Таволгу и Сныть… Ну да, в луковом погребе. Он трижды призывал меня в замок в Адальхейде и требовал, чтобы я превращала солому в золото, и грозил убить, если не смогу. Но в замке… есть один призрак. Юноша, который и в самом деле умеет прясть золото. В уплату за его волшебство и за спасение моей жизни я отдала ему медальон и кольцо.

Пуш-Грола долго молчала, а Серильда неловко переминалась с ноги на ногу.

– Что же ты отдала в уплату на третью луну?

Она замерла, не сводя со старухи взгляда.

В голове вспыхнули воспоминания. Жаркие поцелуи и ласки.

Но нет. Не об этом ее спросили, и уж точно это не было платой.

– Обещание, – ответила она.

– Божественная магия не работает по обещанию.

– Как видно, работает.

В глазах Пуш-Гролы мелькнуло удивление, и Серильда поежилась.

– Я пообещала отдать… нечто очень ценное, – добавила она.

Вряд ли, думала она, можно объяснить, что привело их со Златом к заключению такой сделки. К тому же, ей не хотелось, чтобы Пуш-Грола смотрела на нее как на беспечную и легкомысленную особу, за бесценок отдавшую первенца.

Даже если она и была такой. А она была.

Серильда обратилась к Таволге:

– Мне очень жаль, если тот медальон был для тебя таким ценным. Могу ли я спросить – кто та девочка на портрете?

– Не знаю, – отозвалась Таволга.

Серильда вздрогнула. Ей и в голову не приходило, что моховица знает о портрете не больше, чем она сама.

– Не знаешь?..

– Нет. Сколько себя помню, у меня был этот медальон, но откуда он, знать не знаю. Что касается особой ценности – уверяю тебя, свою жизнь я ценю больше.

– Но… он был такой красивый.

– Не такой красивый, как подснежники зимой, – возразила Таволга, – или новорожденный олененок, который делает первые шаги на шатких ножках.

Серильда не нашлась, что возразить.

– А кольцо Сныти? На нем была печать. Татцельвурм, обвившийся вокруг буквы «Р». Точно такую же печать я видела на статуе в замке Адальхейд и на кладбище за городом. Что она означает?

Нахмурившись, Таволга обернулась к Пуш-Гроле, но лицо старухи, испытующе разглядывавшей Серильду, было непроницаемым, как чистая грифельная доска.

– И этого я не знаю, – призналась Таволга. – Если Сныть что-то и знала, мне она никогда не говорила. Но не думаю, чтобы у нее были какие-то особые чувства к этому колечку – не больше, чем у меня к медальону. Когда мы отправляемся в ваш мир, то знаем, что нужно иметь при себе безделушки на случай, если потребуется уплата. Они для нас, как ваши человеческие монеты для…

– Этот мальчик, – перебила ее Пуш-Грола, чересчур громко. – Тот, кто прял золото. Как его зовут?

Серильде потребовалось несколько мгновений, чтобы переключиться.

– Он называет себя Златом.

– Ты сказала, он призрак. Не Темный?

Серильда помотала головой.

– Не Темный, это точно. Горожане называют его Духом Золотильщиком. А Эрлкинг зовет буйным духом.

– Если он один из мертвецов Ольхового Короля, то король имеет над ним власть. Тогда эти басни его не обманут.

Серильда сглотнула, вспоминая разговоры со Златом. Он вроде бы гордился своими свершениями в роли буйного духа… К тому же, им обоим было ясно, что на других призраков в замке он не похож.

– Он пленник в замке, как и другие духи, которых король поймал в ловушку, – медленно произнесла она. – Но король над ним не властен. Злат не слуга, как остальные. Он сказал, что сам не знает, кто он, и, по-моему, это правда.

– И он утверждает, что благословлен Хульдой?

– Он не знает, откуда взялась его магия. Просто это кажется самым вероятным.

Пуш-Грола хмыкнула.

Серильда сжала руки.

– Это одна из множества загадок, с которыми я столкнулась в Адальхейде. Может быть, вы смогли бы пролить свет на некоторые из них?

Одна из моховиц фыркнула и с издевкой сказала:

– Ты не у подружки в гостях, человечек.

Серильда почувствовала, как по спине у нее побежали мурашки, но она попыталась не обращать на это внимания. Пуш-Грола ухом не повела, и тогда Серильда, отважившись, бросилась в атаку.

– Я пытаюсь узнать об истории замка Адальхейд, чтобы понять, что там случилось. И уже знаю, что раньше там жила королевская семья – до того, как Эрлкинг забрал замок себе. Я видела их могилы и статую короля и королевы. Но странно – о них никто ничего не знает. А вам, Бабушка, столько же лет, сколько этому лесу. Уж если кто и может помнить о семье, построившей замок и жившей в нем до прихода Темных, так только вы.

Пуш-Грола долго сверлила Серильду взглядом. Когда она наконец заговорила, голос ее звучал совсем тихо.

– Не помню никаких королевских особ в Адальхейде, – буркнула она. – Замок всегда был владением Эрлкинга и Темных.

Серильда стиснула зубы. Это неправда. Она знала, что это неправда.

Как может быть, чтобы даже эта старая, как древний дуб, женщина, ничего не помнила? Как будто кто-то стер из памяти целые десятилетия, а может, и столетия истории города.

– Если узнаешь другую правду, – добавила Пуш-Грола, – сразу скажи мне об этом.

Серильда опустила голову, гадая, не почудилась ли ей тревога в проницательных глазах старухи.

– Бабушка, – подала беспокойный голос одна из моховиц, – что может делать Эрлкинг из пряденого золота? Кроме как…

Пуш-Грола подняла руку, и моховица смолкла. Серильда оглядела круг, свирепые и красивые лица моховиц, полные тревоги.

– Я знаю, для чего королю нужно это золото, – медленно заговорила она.

Сунув руку в карман, она вынула катушку с золотой нитью. Выступив вперед, она протянула ее Лесной Бабушке. Старуха кивнула Таволге, которая взяла катушку и поднесла к глазам старухи, поворачивая так, чтобы нить блестела на свету.

– Из этих нитей он приказал сплести веревки, а из веревок – цепи, – продолжала Серильда.

Моховицы насторожились, помрачнели.

– Прошлой ночью с помощью этих веревок Дикая Охота поймала татцельвурма.

Теперь Пуш-Грола слушала ее очень внимательно.

– Король сказал, что пряденое золото, пожалуй, единственное, чем можно связать волшебное существо.

О том, что она нечаянно подсказала, где искать зверя, Серильда решила умолчать.

– В самом деле, – хрипло сказала Пуш-Грола. – То, что отмечено благословением богов, и должно быть несокрушимым.

– А… оно правда есть? – нерешительно спросила Таволга. – Я имею в виду, благословение Хульды.