— Великолепно, — восхитилась Анна Сергеевна. — Я очень рада, что ты помнишь базовый минимум из программы подготовки для поступления в колледж.

Послышались сдержанные смешки.

— И сколько же свёрнутых конструктов можно подвесить на энергетический каркас мага низшего ранга, скажем второй ступени прорыва?

— Примерно около десяти, — не думая, ответил Полозов, после чего запоздало прикусил язык, но было уже поздно.

Это он мог подвесить десять, чего не повторит ни один из присутствующих здесь. Но никак не низкоранговик второй ступени, которым его считали.

— Изумительно, — обрадовалась Зеленка, водружая на нос очки.

Петя не понимал её этой странной страсти к аксессуару, поскольку любой целитель мог исправить проблемы со зрением за считанные минуты. Но, тем не менее, Анну Сергеевну на её лекциях без очков никто никогда не видел.

— Очень интересно. А не мог бы ты назвать этих самых легендарных магов низшего, — подчеркнула она, — ранга, которые могут совершить подобное? Эту информацию ты почерпнул на домашнем обучении у специалистов своего дяди?

— Я, наверное, бы смог, — под смешки одноклассников, сухо произнес Петя. — Вот только я знаю всего шесть разновидностей конструктов. Больше мы пока не изучали.

— Ну надо же, — восхитился преподаватель. — Какой однако одаренный у меня студиоз попался. То есть, ты хочешь сказать, что если бы ты знал десять разных конструктов и умел их применять, то мог бы нам продемонстрировать свои феноменальные способности? — с предвкушением в голосе переспросила Анна Сергеевна.

— Да.

— Отлично, — удовлетворенно произнесла Зелёнка. — Все слышали, что только что сказал господин Полозов?

— Похоже, кто-то вляпался, — с нездоровой радостью прошипел сбоку один из громовских дружков — Иван Моргунов, простолюдин, который, тем не менее, вёл себя довольно вызывающе по отношению к Полозову, поскольку знал, что находится под защитой Громова.

— Если Пётр действительно считает, что ему это под силу и не отказывается от своих слов, я предлагаю ему пари, — торжественно объявила Бестужева. — Проведём маленький эксперимент, который, как раз, послужит хорошим уроком всем присутствующим.

— А в чём суть пари, Анна Сергеевна? — насторожился Петя. Происходящее ему всё больше и больше не нравилось. С Зелёнки станется снова сделать ему какую-то пакость, чтобы потом его же в ней и обвинить.

— Суть проста. Ты демонстрируешь то, что только что неосторожно сказал: закрепляешь на своём энергетическом каркасе ровно десять свёрнутых конструктов, которые потом активируешь по моей команде. Если у тебя это получается, в чём я, как преподаватель, очень сильно сомневаюсь, то я ставлю тебе за весь год «зачёт» автоматом и освобождаю от своих лекций, поскольку тема: «Подготовка свёрнутых конструктов для первичного формирования каркаса артефакта», которой мы посвятим это год, будет считаться полностью пройденной, — плотоядной улыбке Анны Сергеевны сейчас могла позавидовать белая акула.

— Вот как, — немного расслабился парень. — Это весьма достойный приз, спасибо. Но, полагаю, что существует маленькое «но», поскольку пари — это спор двух сторон.

— Всё правильно. Если ты проиграешь, тогда ты пишешь прошение на имя ректора колледжа с просьбой закрепить тебя на отработки в лаборатории кафедры артефакторики.

Аудитория потонула в перешёптываниях

Лаборатория Бестужевой — то место, куда никогда не хотел бы попасть ни один студиоз. Там нельзя было пропустить ни дня отработок или, например, договориться, чтобы не посещать вовсе.

Приходилось всегда исполнять то, что поручала Бестужева, поскольку ссорится с председателем педагогического совета желающих было мало. Никого.

— Что скажешь?

— Меня устраивает, — лениво зевнул Полозов. — А что же делать с тем, что я знаю только шесть конструктов?

— Вот, господа, к чему может привести самонадеянность и невежество, — менторским тоном произнесла Бестужева. — Его светлость даже не знает, что никто не запрещает формировать одинаковые конструкты, считая, что они должны быть, почему-то, разными. Откуда ты это вообще взял? Снова домашнее обучение Державиных?

Петя терпеливо молчал, поглядывая на веселящихся однокурсников, среди презрительных взглядов которых было всего несколько сочувствующих.

— А теперь, Полозов, у тебя пять минут на подготовку, — ехидно усмехнулась преподаватель артефакторики. — Сделай заготовки десяти конструктов и закрепи их на своем энергетическом каркасе.

— Любые? — стиснув зубы поинтересовался парень.

— Кто сказал любые? — удивилась Зелёнка. — Давай свой любимый конструкт орошения. С ним единственным у тебя, помнится, не было проблем да?

— Да, — подтвердил Петя под смех первых парт, формируя первый конструкт.

Следом второй.

Третий.

— Когда будешь готов, скажи, — покровительственно произнесла Зелёнка, когда Петя выплетал последний десятый. — Не перенапрягись только.

Подождав некоторое время и пошевелив губами, Петя около трех минут делал вид что отчаянно формирует непослушные конструкты, слушая подначки однокурсников, порой весьма злые.

— Готово, Анна Сергеевна.

— Неужели? — рассмеялась она. — Все десять?

— Нет, — шмыгнул носом Петя. — Двенадцать получилось.

Его ответ снова потонул во взрыве хохота.

— Клоун, — брезгливо произнесла староста, эффектная хрупкая брюнетка с роскошными волосами, Александра Уварова. — Только и может, что языком трепать.

— Даже так? — поддержала общее веселье Зелёнка. — Хорошо. Тогда в качестве исключения, после того, как ты создашь десять конструктов, я разрешаю тебе поджечь шторы теми, которые ты ещё будешь в состоянии сформировать, — она сложила руки на груди и покровительственно улыбнулась.

— Я понял, — кивнул Петя, быстро заменяя составляющую двух последних конструктов. — Где формировать орошение?

— Да как тебе угодно, — отмахнулась Зелёнка. — Вся аудитория в твоём распоряжении.

— Я не виноват, вы меня сами попросили, — поджал губы Петя, отпуская первый конструкт с привязи.

Кабинет ректора Пете не особо нравился. Сколько раз он в него попадал, столько же раз чувствовалась некая скованность, будто он находился в преддверии пыточной камеры.

Причём от этого чувства Полозов никак не мог отделаться, как ни старался. Настенные деревянные панели тёплых тонов, добротная удобная мебель, ножки которой утопали в длинном ворсе безумно дорогого ковра, ничего из этого не могло избавить Полозова от этого чувства

Полозов незаметно выдохнул, когда растрёпанная, насквозь вымокшая и злющая, как стая бродячих собак, Анна Сергеевна закончила орать, оглашая кабинет директора истошным воем раненной гиены, от которого Дмитрий Аристархович, кажется, оглох уже.

— Я понимаю, Анна Сергеевна, — миролюбиво произнёс он в который раз. — Хорошо. Я вас понял.

— Мои цветы! — истерика грозила зайти на второй круг, а скучающий Петя приготовился к новому шквалу претензий. — Моя аудитория! Ты, — обвинительно уставившийся палец Полозов проигнорировал, лишь опасливо отошел на шаг. — Ты меня обманул! Паршивец!

— Анна Сергеевна, я бы вас попросил выбирать выражения, — повысил голос ректор. — Вы разговариваете с учеником в моём присутствии.

Пете, несмотря на всю серьёзность ситуации, в которой он оказался, хотелось неприлично заржать, но он понимал: этот смех ему не простят ни Анна Сергеевна ни ректор. И то, что он прав, ему уже не поможет.

А вспомнить было что.

Отпустив на волю поводок первого конструкта, под завязку наполненного водной стихией, Петя, признаться, не ожидал, что тугая струя мелкой ледяной дисперсии накроет всю учительскую половину аудитории, напрочь сметая и вбивая в стену несколько цветочных горшков, обдав при этом ещё и Анну Сергеевну, моментально промокшую до нитки.

Видимо пребывание в глубочайшей стадии шока, не позволило Зелёнке воздвигнуть защитный конструкт, который она сплела уже в самом конце.