— Не надейтесь, — пробурчал он, — дядюшка на вас внимания не обратит, потому что у него есть давняя любовь, а вы на неё совсем не похожи.

— Тогда вам не о чем переживать, — по возможности любезно ответила я, хотя намёки на мои матримониальные планы в отношении инора Альтхауза меня злили. — Вы спокойно можете оставить меня без присмотра в библиотеке.

— Я? Вас? Без присмотра? Не надейтесь, — буркнул он.

— Мне начинает казаться, что выйти замуж за вас будет куда проще, чем за вашего дядю, — не удержалась я. — Вы мной интересуетесь куда искренней и чаще. Вот сейчас составляете мне компанию, хотя я этого не просила.

— Я вас предупредил, инора, — ответил он и уткнулся в книжку.

Судя по тому как забегали глаза по строчкам, действительно читал, и ему было даже интересно. Я же только делала вид, что читала, а сама украдкой изучала майора, то есть пациента, разумеется. Внешне он выглядел весьма уверенным в себе и здоровым. Почти здоровым, потому что испарина на лбу указывала на то, что ему не совсем хорошо. А вот внутренне… внутренне он мог бы претендовать на самый интересный случай в моей практике. А главное, я поняла, почему он так себя ведёт. Прав оказался наш декан: в отношении этого инора я смотрю совсем не на то, на что должен смотреть настоящий целитель.

— Лорд фон Штернберг, а вы принимали сегодня выписанное вам зелье?

— А вам-то какое дело? — удивился он и даже перенёс внимание с книги на меня.

— Видите ли, лорд, в вашем положении этим пренебрегать нельзя, может случиться спутанность сознания и начаться галлюцинации, — пояснила я.

— Вы хотите меня оскорбить? — сухо спросил он.

— Пока оскорбляете только вы меня, — заметила я. — Но я решила на вас не обижаться. У вас серьёзные проблемы со здоровьем, которые дают весьма нехорошие внешние проявления. У вас же температура. Как можно доводить себя до такого состояния?

— Видите ли, инора, у вашего зелья…

— Я следовала точной рецептуре, выданной мне вашим дядей.

— Неважно. В любом случае у этого зелья есть один очень нехороший побочный эффект.

— Какой?

— Оно быстрее разрушает тонкие структуры! — рявкнул он. — И тем самым не оставляет мне ни малейшего шанса на исцеление!

— Можно подумать, без зелья он у вас есть. Вы только будете дольше мучиться, — с состраданием сказала я.

— Без зелья есть шанс, что всё придёт в норму. Мизерный, но есть, — упрямо ответил он. — Вы хоть понимаете, что значит для мага остаться без Дара? Да откуда вам…

— У меня есть Дар.

— В вашем случае он что есть что нет — вы им всё равно не пользуетесь.

— Пользуюсь. У меня просто нет документа об окончании чего-либо. А так я знаю даже больше, чем иные целители.

Особенно, чем те, кто плохо учился и еле-еле набрал необходимый минимум для получения диплома. Нет, я училась хорошо, но уровень моих знаний, разумеется, был несоизмерим с уровнем знаний нашего декана.

— Неужели? Тогда, быть может, в вашем арсенале есть что-то, что поможет восстановить мои тонкие структуры?

Он сказал настолько издевательским тоном, что я выпалила:

— Есть, представьте себе! — прежде чем успела подумать.

— Неужели? Так почему вы не предложите свою помощь?

— Потому что я не знаю, как это подействует на вас. А в случае, если ничего не удастся сделать, вы обвините меня же.

— С чего вы взяли?

— С того, что вы меня в чём-либо обвиняете весь наш разговор. Лорд фон Штернберг, вы себя плохо чувствуете. Даже если вы не хотите принимать утверждённое целителями зелье, вы можете выпить снотворного и уснуть. Станет легче.

Он провёл рукой по лбу, пальцы влажно заблестели. В целительском зрении с ним сейчас вообще творился сущий кошмар, так и тянуло хоть немного облегчить страдания. Но как говорила инора Кунц, может это и цинично, но всем страждущим помочь невозможно, и если дело не идёт о жизни и смерти, первым делом нужно составить договор с пациентом, в котором следует расписать все риски, чтобы у того не появилось соблазна отсудить потом сумму куда серьёзнее, чем та, что он заплатил за услуги целителя.

— Мне не станет легче, — отрезал он. — Я хочу попробовать ваш метод. Обещаю, что не буду вас ни в чём винить, если не поможет. Знаете, мне уже отказали такие светила, что хуже не будет.

— Для вас, но не для меня, — заметила я. — Давайте решим так. Если до завтра вы не передумаете, то мы составим договор.

— Договор? То есть вы с меня ещё и деньги собираетесь брать?

— Не собираюсь. У меня нет документа об окончании какого-нибудь целительского заведения, — напомнила я. — Поэтому брать с вас за целительские услуги — нарушать закон. Будем считать, что это входит в мои обязанности экономки вашего дяди. В конце концов, одним из условий было как раз изготовление зелий.

— А вы непростая штучка. Хотите, чтобы он на вас женился из благодарности?

— Меня. Ещё. Никто. Так. Не. Оскорблял, — чеканя каждое слово, выдохнула я ему в лицо. — Всего хорошего, лорд.

Я захлопнула книгу и поставила её на место, после чего покинула библиотеку. Ни читать, ни заниматься поисками сокровищ в присутствии такого постороннего, как майор фон Штернберг, было совершенно невозможно. Лучше бы он о своей личной жизни беспокоился, чем о дядиной. Дяде уже поздно, а ему в самый раз.

Майор решения не изменил, возможно, потому что выглядел утром ничуть не лучше, чем вчера в библиотеке. Мы подписали договор, формулировку которого я прекрасно запомнила на практике у иноры Кунц, а потом поехали в город, чтобы заверить у нотариуса. Ехали мы в экипаже инора Альтхауза, и я постоянно переживала, что моя маскировка не выдержит проверки солнечным светом. О чём переживал майор, не скажу, потому что до прибытия к нотариусу он не только со мной не разговаривал, но и не смотрел в мою сторону. Судя по состоянию ауры, пациента знатно корёжило, но он не согласился принять не только выписанное нашими светилами зелья, но и обезболивающее.

— Хочу быть с ясной головой, — заявил он перед выходом, когда мы стояли в холле и я уговаривала его выпить зелье. Как маленький ребёнок, право: то ему горько, то противно, то ещё что-нибудь.

— Боитесь, что мы вместо нотариуса заедем в храм? — поддела я его. — Нам же нужно, чтобы подписи были заверены, и всё. Этому лёгкое обезболивающее не помеха.

— Почему вдруг в Храм?

— Вы же подозревали, что я охочусь на вашего дядю, — напомнила я. — А вы — добыча куда перспективнее. Моложе, красивее и вообще — наследник. Вдруг вы за ночь решили, что мои увядшие прелести не настолько увяли, чтобы вас не заинтересовать.

— Священника с нотариусом я не перепутаю в любом состоянии, — усмехнулся он. — А вы злопамятная особа, инора Альдер. Пойдёмте. Оттого, что вы тянете время, вы моложе не станете.

Почему-то в доме я совсем не боялась, что меня раскроют. Он казался родным, а, как известно, в родном доме и стены помогают. В моём случае они помогали вовремя создать тень: коридоры освещались слабо и даже будь грим куда грубее, в доме в моей личности никто не усомнился бы. А вот солнечный свет мог выявить то, что не затеняли поля чепца. Чепец был большой и уродливый, но всё скрыть не мог даже он.

С заверкой подписей был один скользкий момент, потому что по понятным причинам договор был составлен не на моё настоящее имя. Конечно, к договору прилагался слепок личностной ауры, то есть формально он всё равно заключался со мной, но при желании к моменту с именем можно было придраться и доставить мне массу неприятностей. Я не была уверена, что метод, который я вычитала в книге иноры Кунц, сработает, но если уж дали возможность для экспериментов, почему бы ею не воспользоваться? Хуже майору я точно не сделаю, а инора Кунц была убеждена, что методы в книге её приятеля рабочие, так что — чем Богиня не шутит? — есть вероятность, что проблема уберётся. Это было бы феерическое дополнение к практике, но, к сожалению, такое, о котором никому нельзя рассказать.