И та поддалась.

Дверь открылась, но не как ворота, а совершенно беззвучно, словно кто-то опустил на ладонь немое приглашение. В голове у Паши пульсировала навязчивая мысль и называлась она «незаконное проникновение и всевозможные последствия». Интересно, Женя Никольский подаст на него в суд?

– Эм, Евгений Сергеевич, вы дома? – спросил Паша, оставаясь на пороге.

Он сам скривился от того, как прозвучало его обращение. Разница в возрасте у них всего лишь пять лет, а в анамнезе поцелуи, он вполне мог обращаться к нему по имени.

– Женя?

Ступив в светлую прихожую, Паша не успел осмотреться толком, как уткнулся взглядом в чьи-то ноги в модных черных оксфордах.

Приехали, блин.

Случилось что-то ужасное.

Павел прирос к полу, не решаясь пойти дальше.

Он с трудом выбирался из ментальной дыры, куда его загнал лежащий на полу без сознания человек. И пусть Паша пока не знал, что случилось с Женей, у него по спине струился холодный пот смертельного страха. Однажды он уже переживал что-то подобное, и помнил тот день, будто он только вчера стал его прошлым.

Его мама. Она в те дни проходила химию, слабела с каждым днем, но не сдавалась и готовила ему на завтрак любимые бутерброды с запеченным в микроволновке сыром. Как начнешь день, так и проведешь, говорила она и гладила его по волосам. Положив два кусочка белого хлеба на тарелки в один из таких дней, она схватилась за голову, успела сказать, что потеряет сознание, и оказалась на полу. Целых три часа Паше ничего не говорили, он едва с ума не сошел от беспокойства, и ощутил такое безграничное счастье, когда, наконец, попал в палату к маме.

– Женя? – голос у Паши дрожал.

Ценой невероятных усилий он заставил себя сдвинуться с места, а на третьем шаге перешел на бег.

Женя лежал на боку между состаренным комодом из темного дерева и раскладным диваном, рот у него приоткрылся, а из рук вывалился смартфон. Выглядело ужасно!

Развернув руку, Паша тронул его за запястье.

– Слава богу, – выдохнул он. – Ты жив…

«Дальше-то что делать?»

Может быть, Женя в обморок грохнулся? Работал слишком много, забывал есть и все такое? Он вспомнил, как пару раз приводил в чувства свою маму еще до того рокового обморока на кухне, оставившего его с психологический травмой. Только бы разогнать туман в голове, да и вспомнить… Точно! Он склонился к Жене и невольно замер, ощутив его дыхание на щеке.

– Хорошо… А теперь…

И несмотря на ситуацию, руки у него затряслись, скользнув к рубашке, развязывая галстук.

Так Жене будет легче дышать.

Сколько он уже лежал без сознания?

Паша пробовал дозвониться ему четыре часа назад, впрочем, Никольский мог не брать трубку по другой причине. Потому что говнюк. Черт! Павел достал из кармана смартфон, размышляя над вызовом медиков. Или сначала плеснуть Жене в лицо немного воды и по щекам его побить, а тогда скорую? Подтянув Никольского повыше, к себе на колени, Паша робко коснулся его волос; всмотрелся в лицо, погладил по лбу, Женя как будто температурил.

Нет, с этим шутки плохи, он набрал 103.

– Алло, я хот… Подождите, блин, все нормально, – быстро сбросил вызов Паша, едва Женя медленно, словно нехотя повернулся у него в руках. Оставив ладонь на чужом подбородке, Паша даже улыбнулся. – С возвращением в мир живых, Никольский, – сказал он.

– Что… Что происходит?

– Принести воды? Еды? И это ты мне скажи, что происходит. Может мне все-таки вызвать скорую помощь?

Придерживая за спину, держа за руку, Паша помог Никольскому хотя бы сесть. Движения у него были вялыми и неуверенными, как у человека после очень длительного сна. Часто моргая, Женя рассматривал и его, и комнату в доме, как будто впервые видел.

И когда, наконец, посмотрел ему в глаза осознанно, то…

– Какого хрена ты тут делаешь, Елагин?

Тот фыркнул:

– Спасаю тебя.

– Я не припомню, чтобы мы переходили на ты, – отстранился он, вырвав руку из легкого захвата.

– Серьезно?

Паша упал на задницу, потеряв равновесие.

– Что?

– Ты импровизируешь или тренируешься перед зеркалом?

– Соизволишь ответить на мой вопрос? Не расслышал с первого раза? – поинтересовался Никольский.

Паша почти завороженно наблюдал, как к Жене возвращался фирменный апломб. Он встал на колени, поднялся, даже не поблагодарил Пашу, который все время оставался рядом, вдруг придется подстраховать. Но не пришлось. Он оказался один на один с надобностью рассказывать Жене всю цепочку своих умозаключений.

Эйфория сразу же исчезла, уступив душевному дискомфорту.

– Я переживал за тебя, и не зря, судя по всему, – хлопнул Павел по пальто.

– Не о чем переживать, это паническая атака. Такое бывает. И всего хорошего, – схватив его за локоть, Женя вытолкал Пашу за двери.

Абсолютно не церемонясь.

И закрыл их прямо перед его носом.

– Знаешь, что?! – заорал Паша. – Тебя бы подучить манерам, Никольский…

Сжав кулаки, он надумал еще парочку оскорблений озвучить, но тут же вспомнил, что стоял на улице, в публичном месте, а Никольский уж точно не слушал его, прижимаясь к двери ухом с той стороны.

Так к чему устраивать представление?

В конце концов, чего он ожидал? Приглашения на чай? Благодарности банальной человеческой?

– Пф, – развернувшись, Паша осторожно, как и в первый раз, проскочил мимо БМВ и вышел за ворота. Не оглянулся, хотя и хотелось.

Он итак унизился по полной, а Женя даже и на один гребаный процент не был рад его видеть. Вот так поездочка им предстоит. В Нью-Йорк. И все же кое-что он узнал, и это никак не вписывалось в образ того глянцевого Евгения Никольского, которого люди видели на экранах. У него случались панические атаки. Из-за чего же?

У Паши был особенный способ приводить мысли в порядок – уборка.

Раз в несколько недель его мозг переполнялся эмоциями настолько сильно, что без экстремальной психотерапии не обходилось. Он включал танцевальный плей-лист, вооружался чистящим средством, губками, набирал тазик с водой и… Приводил в порядок свое гнездышко, не стесняясь постукивать рукой в такт с песней, вытирая пыль второй или, например, вертеть задом, стоя на стуле и дотягиваясь до антресолей. Выглядело со стороны это, пожалуй, комично, поэтому уборку Павел всегда затевал, оставаясь сам дома.

В пятницу днем его освободили от работы в «Алмакс», сказали отдохнуть и подготовиться к полету, мама еще не вернулась с работы, а Лера после университета отправилась на танцы.

Идеальная возможность, поэтому Павел подключил колонки к ноуту. From Ashes to New и Hidden Citizens сразу же подняли ему настроение бодрыми мелодиями.

И где-то полтора часа Паша тер и обтирал, поднимался и спрыгивал, переставлял и выбрасывал, не думая ни о чем конкретном. Что происходило с Никольским? Что его ждет в Нью-Йорке? Плевать, на все плевать! Бегая по квартире туда-сюда, Паша даже устал немного, выдохся и полностью перезагрузился, удалив все лишние проблемы, вместе с мусором.

Закончив, он стащил с рук перчатки и хорошенько помыл ладони с мылом, как делала мама. Кстати о ней…

В отличие от мамы, готовку Паша вообще не любил, а уже проголодался. Слава микроволновой печи, в ней он и собирался разогреть вчерашнюю еду. Лоток с макаронами и сыром стоял на верхней полке в холодильнике на самом видном месте.

Паша кое-как выгружал их в тарелку, когда в дверь постучали.

Он замер, повернувшись через плечо. Что за внезапный посетитель?

Точно не мама и не сестра, они никогда не стучали, а брались за ручку и ритмично опускали ее. Это был их личный сигнал, что переживать не о чем, все свои, можно открывать.

Его сегодняшний посетитель как раз таки стучал, и делал он это так настойчиво, будто считал себя достойным, чтобы ему побыстрее открыли. А Паша был любопытным.

Ну, и собирался уладить как можно больше дел перед отъездом в Нью-Йорк. Мама говорила, что у него комплекс отличника, а сестра называла его контрол-фриком. И они обе ошибались, ведь гипертрофированная ответственность за близких у Паши появилась не на пустом месте, в свое время он действительно за них отвечал.