– Знаешь, чем ты отличаешься от остальных?

Паша помотал головой.

– Например, уровнем обучения, – сказал Никольский. – У них у всех красные дипломы МГУ, как на подбор.

– А у меня нет, – подхватил Паша. – Спасибо, – добавил он, взяв у Жени из рук свою порцию ваты в стакане.

Он заметил, что себе Женя сладкое не купил.

– У тебя, что, не было амбиций отличника? Эти церемонии, гордость факультета, будущее юриспруденции.

– Не всегда находил общий язык с преподавателями.

– Ага, особенно на втором курсе, – пошел вперед Никольский, потому не заметил, как Паша прирос к месту.

Его будто ударили по лицу. Больно зарядили, дезориентировав ехидным намеком. Ну и что, что он соврал Жене об истинной причине его плохих отметок? Они же не были друзьями, всего лишь учителем и учеником, которые несчастных три дня назад познакомились. И Паша не собирался сразу же делиться слезливыми историями о своей семье и матери.

– Если я вас не устраиваю, почему вы выбрали меня?! – вспыхнул он.

Женя, как раз поднявший левую ногу, резко остановился.

Сразу же пожалев о своем выпаде, Паша чертыхнулся. Ему оставалось только наблюдать за тем, что последует дальше.

Как Никольский отреагирует, что ответит.

Взглянув на раздосадованного Павла, Женя поманил его пальцем.

Почему вы выбрали меня?

Задолго до того, как Павел озвучил этот вопрос, тот звучал у него в мыслях, так и иначе.

Он спрашивал у себя одно и то же, пытаясь докопаться до истины. Но без особого результата, если честно. Сколько угодно строя гипотезы, почему Женя вел себя именно так, Паша не приблизился к реальной разгадке. Может быть, Никольский и не был гением, однако мыслил он нестандартно и умел удивлять, а Пашу почти профессионально ставил в неловкое положение раз за разом.

То казался милым, то бил по больному месту.

Чем больше Паша с ним общался, тем чаще вспоминал интервью некоторых его клиентов. Как они характеризовали Никольского на публике? Называли спасителем, а порой и робко заявляли, что у него отсутствовали сердце и совесть. Наверное, Паша бы тоже написал такое в анонимном бложике, если бы его прямо сейчас оставили в покое, потому что нельзя вести человека в долбанный Диснейленд на минималках и унижать там за отсутствие красного диплома.

– Почему вы выбрали меня? – повторил Паша, подойдя ближе.

Женя скрестил руки на груди, опираясь на одну ногу, а вторую грациозно поставив на носок.

– Ты уверен, что хочешь это знать?

– Я же спрашиваю, – выпятил подбородок Павел.

Сладкая ложь – не его формат.

Если за действиями Никольского скрывались подковерные интриги или он вообще случайно ткнул пальцем в имя Паши, тот хотел знать это точно.

Долой иллюзии, приятные в том числе.

– И даже если я отвечу только на один твой вопрос честно? Подумай, всего один вопрос, честный ответ.

Паша стоял, как рыба, выброшенная на берег, будто перед ним не человек оказался, а какой-то инопланетянин с совершенно извращенной логикой. Или полным ее отсутствием. Игру, в которую играл Никольский, он не понимал, и не собирался в ней участвовать. Мало ли, какие он по ходу дела придумает правила.

И хотя в мозгу у Павла на секунду вспыхнула дурацкая идея спросить, например: «вы бы могли влюбиться в такого, как я?» или «между нами что-то может быть в будущем?», он сразу же отбросил ее в сторону, поразившись своей секундной наивности.

Посмотрев в лицо Жене, который был с ним одного роста, подтвердил:

– Ответьте, почему вы выбрали меня, – делая акцент на каждом слове.

Женя вздохнул, он выглядел как человек, ожидавший, что Павел выберет что-то другое.

Опустив голову, взяв его за плечи, Никольский склонился, почти коснулся носом щеки Паши. Тот даже вздрогнул, осознав, что боялся и так же желал, чтобы вопреки всякому здравому смыслу Женя поцеловал его.

– Ладно, как скажешь, – начал тот легкомысленным тоном. – Я обратил на тебя внимание, ведь ты был единственным из толпы стажеров, кто не пытался понравиться нам, мне, – самодовольно хмыкнул Женя. – Я размышлял… Интересно, он так сильно верит в себя? Или считает, что без проблем обойдет конкурентов? И потом я понял, что это чертовски умно. Я бы тоже так сделал, выделиться на фоне всех остальных, ведя себя абсолютно иначе. Возможно, в тебе даже что-то есть, Павел Елагин.

И мгновение их зрительного контакта не оборвалось.

Женя так ничего и не добавил, но рассматривал его, вгоняя в неловкость; а Паша застрял где-то между самодовольным «я рад, что вы оценили мой маневр по достоинству» и правдивым: «да на самом деле я дико боялся даже подойти к вам». Всю жизнь он балансировал между этим, с одной стороны, была его полная неспособность заводить знакомства, как говорили, а с другой – уверенность, что он имел все предпосылки стать крутым юристом или адвокатом.

Отстранившись, Женя скривился.

– Теперь я вижу, что ты, пожалуй, такая же посредственность, как и все остальные, – поджал он губы.

– Нет.

– Что, нет? – уточнил.

– Я не посредственность.

– Правда?

– Увидите, – перешел в наступление Паша.

– Ты лучше их всех?

– В сто раз! – выкрикнул он, дав выход эмоциям, о которых и сам не догадывался. И застыл. Оглянувшись, все еще тяжело дыша, Паша увидел, как бежавшие в разные стороны люди, семьи с детьми и подростки, пялились на него в упор. – Четрт, извините, – опустил он голову вниз, надеясь, что Никольский просто забьет.

Тот легонько коснулся его подбородка, заставляя посмотреть на себя.

– Вот эта страсть и поможет тебя стать хорошим адвокатом. Почаще используй ее, послушным мальчиком и дома успеешь побыть, Павел.

Если бы Женя знал о Павле чуточку больше, не назвал бы его «послушным мальчиком».

Еще каких-то три года назад Павел был парнем, курившим на кладбище и прокалывающим шины случайным автомобилям ради прикола. Он бы и рад сказать, что всему виной была плохая компания или его желание забыться и не думать, что где-то там боролась с раком мама.

Причины имели второстепенное значение.

Многие Пашу жалели, говорили, что он еще довольно неплохо себя показал, оставшись фактически главой семейства на несколько месяцев.

Но ничего достойного в своем поведении сам Павел не находил.

У него на попечительстве оказалась младшая сестра, пока отец зарабатывал на операцию маме в Европе, а он ходил по тонкому льду мелкого хулиганства и первых подростковых уголовных статей.

Паша вредил людям и не понес за это наказание лишь из-за счастливого стечения обстоятельств.

Он мог бы признаться, взять и сказать в лицо, что в темные времена Женя Никольский разбудил в нем что-то хорошее своим примером. Читая о нем, о его феерических победах, Павел и сам наполнялся верой, что для него еще не все было потеряно.

Не окончательно.

У странных людей появлялись странные кумиры.

– Думаю, с меня хватит, – Паша положил билет в карман, выбирая молчание. – Спасибо за вечер.

Никольский пошел с ним наравне.

– Ты не можешь вот так уйти.

– Почему? Ах да, как же я забыл, – сделал Павел большие глаза, указав на Женю пальцем. – Вы Евгений Никольский, вас все хотят.

– Ну да, точно, – кивнул Женя. – Именно поэтому. Ты ведешь себя странно. Буквально разрываешь шаблон. Мне это не по душе.

Ускорив шаг, Павел не посмотрел на собеседника.

– Я живой человек и не обязан вести себя как «шаблон».

– Ладно. Тогда я должен проверить еще одну теорию.

Павел не обратил внимания на эти слова, он даже смирился за последние двадцать минут, что Женя расценивал его как объект для изучения. Ну и пусть. И хорошо! Пусть Никольский забивает себе голову, а он, Павел, пойдет домой и переживет этот день.

Так он и думал, а Женя схватил его под руку и резко свернул в небольшой коридор, заканчивающийся тупиком.