Кому-то, видно, не понравилось, что он улыбнулся.
— Эй, ты что скалишься⁈ Не вздумай тут колдовать!Небось пособничек вдеьмы! — И какой-то здоровенный мужик заехал ему сапогом по лицу. Мик не успел даже увернуться. От боли потемнело в глазах, по рассечённой губе потекла кровь.
— Мик! — Снова отчаянный крик! Он дёрнулся, но его держали крепко, повернул голову, чтобы увидеть чуть в стороне Нири. Её держали крепко. А она отбивалась. — Он не виноват! Слышите! Да пустите же меня!
Если бы он мог, сказал бы ей, что не надо так убиваться. И что вообще не надо ей смотреть на всё это. Пусть уезжает! Но крики толпы заглушали его голос. И Мик мог только смотреть, как держат Нири.
А толпа бесновалась.
— На костёр! На костёр! — Скандировали люди. Им хотелось крови и зрелищ. Такие же, как и придворные, охочие до развлечений и чужой боли.
Его больно толкнули и втащили на помост, поставили спиной к столбу. Мик попытался вырваться, но его держали крепко. Только кулаком получил по рёбрам. Перед глазами плыли чёрные точки, в ушах шумело. Мир виделся расплывчатым и размытым. Он попытался улыбнуться окровавленными губами. Улыбка вышла кривая. Встретить смерть с достоинством? Да, пожалуй, другого ничего больше и не осталось.
Верёвки вязали на совесть, так что Мик перестал чувствовать руки.
— Я не виновен, как и та женщина, что вы назвали колдуньей, — всё-таки попытался сказать он. Но где толпа и где правосудие? Нет его. Не в этой деревне точно.
— Если чист и не виновен, выживешь, — только хмыкнул крестьянин в ответ на его слова. Ну да, конечно. Дудки это всё. Кто может назвать себя чистым и невиновным? Он слышал про Божий суд. У князя Литара тоже была такая забава. Только он топил, а не сжигал. Если человек невиновен — выйдет сухим из воды. Ясно дело, что никто не выходил.
Мик поднял голову вверх и посмотрел на небо. Наверное, это его последние минуты. Но страха не было. Смерть предстоит всем. И смерть на костре ничем не хуже смерти в темнице, например. Конечно, он сделал не всё, что мог. Не всем помог. Да что там, он вообще был бесполезен, пожалуй. И вся его жизнь красной нитью протекла лишь для того чтобы встретить и защитить Нири. А теперь ей, пожалуй, не нужна защита. Она уже в своей стране и скоро встретится с дядей. А значит всё хорошо.
Он нашёл её глазами и улыбнулся. Не знал, видит ли Нири его улыбку, но пусть знает — всё хорошо. Пусть не печалится.
Толпа бесновалась. Всем хотелось крови и зрелищ. Кто-то кинул зажжённый факел и огонь быстро занялся, радостно прыгая по поленьям. Он нашёл глазами Нири. Что-ж, умирать он будет, глядя на неё. Хоть этой радости его никто не лишит. Она стояла, прижав ладонь к губам. По щекам прочертили дорожки слёзы.
«Прости, родная, что не справился, не остался с тобой до конца. Прости и знай, что я всегда любил тебя, с первого дня, как увидел».
Мик улыбнулся шире и запел знакомую песенку, которая на диво подходила к моменту. Если умирать, так с мужеством.
Ты воспой сегодня песню, свою песню менестрель.
В схватке с огненным драконом не спасёт тебя свирель.
Очень сильно провинился перед жадным королём,
Что за бедняка вступился. Будешь ты казнём огнём
Драконьей пасти.
Час пробил, врата открылись,
Затрубили в чёрный рог.
Крылья в небе заискрились,
Суд был словно грязный торг.
Доставал свою он скрипку, восхваляя небеса,
Что такую смерть за правду дарит Божья судьба.
Но случилось что и ждать никто из публики не мог —
В розы аспид превратился, рухнул с грохотом у ног
Пред менестрелем.
От дыма вскоре стало нечем дышать. Глаза начали слезиться. Мик уже не видел Нири. Всё вокруг заволокло дымом. Но он не чувствовал ни запаха дыма, ни жара. Прикрыл глаза. Всё-таки было немного страшно. А ещё больно. Как-то там Нири справиться без него? Наверное, она бы никогда не полюбила шута. Но достаточно было и того, что любил он сам. Мик представил её лицо, вспомнил её улыбку, голос. Пусть он умрёт с мыслью о ней.
Но смерть не приходила. А ещё вдруг стихли все звуки — рёв пламени, крики толпы. Осталась только тишина, вязкая и тягучая. Мик открыл глаза и ахнул. Он стоял в огромном лесу, деревья которого уходили так высоко в небо, что он даже не видел их крон. Он сделал шаг вперёд и увидел, что ничего его не держит. Ни костра, ни верёвок больше нет. А потом откуда-то сверху до него донёсся голос. Грозный и могучий он словно охватывал всё вокруг.
— Как ты оказался здесь?
Мик поискал глазами говорившего, но не нашёл. И всё-таки голос потрясал. Заставлял страшиться и трепетать одновременно. Мик склонил голову. Он не знал, где он и что должно говорить, но всё же попытался честно ответить.
— Меня сожгли на костре и вот я оказался здесь.
Не стал жаловаться, не стал просить. Ответил честно, как мог. А ещё попытался понять где он. Но вместо всех звуков его окутывала только звенящая тишина, а ещё необыкновенный чудный и дивный воздух. Дышалось полной грудью и так хорошо и свежо было вокруг! А ещё вдруг вспомнилось всё плохое, что он натворил в своей жизни. Если он умер, а так должно быть и случилось — вряд ли ему здесь будут рады.
Где-то он струсил, кого-то не защитил, где-то слишком горд был. Всё, что казалось вдруг неважным, все мелочи, которые он уже и не помнил, всё вдруг встало перед глазами, до последнего. И Мику стало мучительно стыдно. Как будто его увидели голым. Даже не тело, а всю душу. Он ещё ниже склонил голову, не смея поднять глаза.
И вдруг тот же голос ответил:
— Твоё время ещё не пришло.
И Мик почувствовал лёгкий ветерок, совсем лёгкий. А потом вновь вернулись все звуки. Он вдруг понял, что глаза его закрыты. Открыл их и увидел знакомую площадь и толпу народа. Только та смотрела на него, не мигая. Что стряслось? Мик пошевелил руками и ногами. Верёвок не было. Посмотрел вниз — от кучи дров остались лишь жалкие угольки. А с неба начинал накрапывать дождь, туша то, что ещё осталось от костра.
Он жив? Жив! Мик хмыкнул, поправил рубашку. Одежда тоже была целой, не сгорела и спрыгнул с помоста вниз.
Толпа отхлынула от помоста. Кто-то бухнулся на колени, кто-то истово крестился, кто-то делал знаки, отвращающие беду, а кто-то всё сразу. Чего это они? Странные люди, ей Богу. Мик улыбнулся.
В стороне стояла Нири. Её уже не держали и она несмело шагнула к нему навстречу. В глазах её было восхищение и, может ли такое быть, благоговение? Странное дело. Он ведь не совершил никакого чуда. Что они так смотрят на него? Однако сейчас было не до этого. Он подумает обо всём завтра.
И Мик направился к Нири. Она стояла под дождём. Косы растрепались, под глазами залегли тени, слёзы прочертили дорожки на щеках, смешивались с каплями дождя.
— Пойдём, промокнешь, — шагнул он к ней.
— Мик! — Она бросилась к нему, обняла, уткнулась ему в плечо. От нёе пахло чем-то таким неуловимым. Цветами, лесными травами.
Он неловко подхватил её и прижал к себе, вдыхая родной аромат. И всё же негоже стоять под дождём. Первый весенний дождь. Надо же. Он усмехнулся, взял Нири под руку.
— Пойдём, нечего тут стоять.
Мало ли, крестьяне ещё чего-нибудь придумают.
Они медленно двинулись туда, где была привязана их лошадка, теперь одна на двоих. Мик подсадил Нири, потом запрыгнул на неё сам и пустил лошадь прочь из негостеприимной деревни.
Он подумает обо всём потом. А пока надо бы переодеться и обогреться. Вряд ли их скоро ждёт тёплый приём.
Они немного отъехали от деревни. Нири всё время молчала, только всхлипывала. А он сам… Смущался, чего уж там.
Наконец, они спешились. И Мик занялся костром. Найти ветки, достать огниво. Ему было неловко, неудобно.
— Мик! — Нири легко дотронулась до его плеча. Он повернулся и пропал. Она стояла и так смотрела на него. — Я так испугалась. Думала, ты умрёшь. — И снова всхлипнула. — Она молодец, ещё стойко держалась. Мик снова прижал её к себе. Это было легко и правильно, как дышать. Одно дыхание на двоих. — Я боялась, что не успею тебе сказать, как сильно я тебя люблю. — Она гордо вскинула голову и посмотрела на него, сжав губы. Такая красивая. Его красавица. — Я не смогу без тебя жить.
