Которая шантажистка и преступница на минуточку!

— Знаю, — он улыбнулся, подарив мне тепло васильковых глаз. — Об этом я знаю больше, чем ты думаешь.

— И поощряете такие мои чувства к почти женатому мужчине?

— В чувствах нет ничего предосудительного. Ты не можешь осуждать реку за то, что она течет, облака, за то, что они плывут, а дождь, за то, что он идет.

— Но я могу изменить русло реки, разогнать облака и заставить дождь прекратиться. Ну, не я конечно, а искристые и великородные, но сам факт.

— Можешь. Но любые насильственные изменения ведут к разрушениям и даже к гибели. Я пытаюсь тебе объяснить, что нужно осознать и принять собственные чувства. И не осуждать себя за них.

— Фет Сайонелл. Я принимала чувства к отцу, грешным делом даже деда любила, надеялась, что приедет к нам, после смерти отца, скажет, что мы ему нужны и все теперь будет хорошо. Со временем смога бы его простить даже. Я любила Таххира и не скрывала этого. А он любил блондинок с большими, уж простите, задницами. С Харви у меня нет будущего. А его невеста та еще грымза, запрещает нам общаться. Мое сердце и без того изранено, чтобы позволять какому-то Ползучему Великородию забраться в него, свить там уютное гнездышко, а потом пустить яд и отравить мою душу. Я не оправлюсь после очередного удара.

— Ты с ним об этом говорила?

Я усмехнулась.

— Поверьте, ему и дела нет до моих чувств. Он женщин воспринимает только в качестве объекта для… Фет Сайонелл, а чего это вы вдруг за него заступаетесь, я не поняла?

— Поняла бы, если бы поговорила с ним.

— Нет, — решительно тряхнула головой и запустила ложечку в остатки сливок, слизнула и объяснила. — Я и без того слишком далеко зашла. Рядом с ним у меня отключается разум! Я не понимаю, что делаю! А я не могу себе такого позволить. У меня брат с сестрой на попечении, мне нужно о них думать, об их будущем. Об их жизни и благополучии…

— А кто подумает о тебе?

Я задумалась, но потом махнула рукой. Со мной и так все хорошо. Знатно накуролесила за последние несколько дней.

— Разум порождает страх и сомнение, Александрин. Они нужны для защиты человека от опасности. Но так устроен мир, что любовь отключает разум, и правильно делает, иначе бы множество пар так и остались бы несчастными из-за чужих интриг и предрассудков влюбленных.

— Это не закончится ничем хорошим!

— Думаешь иллюзорный страх стать несчастной в будущем важнее реального счастья в настоящем?

Я задумалась. На такой вопрос ответа у меня не было.

— Когда вы вместе, ты счастлива? — помог Оуэн.

Наверное у меня на лице все отразилось, потому что фет Сайонелл сразу же продолжил:

— Тогда поговори с ним. Хотя бы это ты можешь себе позволить?

— Хорошо. Обещаю, что поговорю! Когда-нибудь…

Например, когда Зейда скончается, подавившись собственным ядом.

Оуэн неодобрительно покачал головой и сделал глоток. Я же отставила стаканчик на тумбочку и, сцепив перед собой пальцы, подбирала слова. В действительности мне хотелось поговорить о Тане, но я не знала, как лучше начать разговор. Впрочем, придумывать и не пришлось, потому что ожил планшет и на экране появилось фото Альби.

— Привет. Как…

— Ланни, они нас увозят! — закричала сестра севшим голосом.

Я не видела ее лица, лишь плечо какого-то мужчины, небо цвета грязного асфальта, осколки небоскребов, светлые локоны сестры, снова плечо. На заднем фоне слышались крики брыкающегося Тана:

— Пустите, сцакхи! Пустите!!! Альби! Альби, ты как?

— Что происходит? Альби, что…

Но связь прервалась. Я кричала на погасший планшет, тщетно набирала сестру и брата, но никто не отвечал. Сердце колотилось как загнанное, бросило в холодный пот, виски сдавило тисками. Альби, Тан! Мои родные! Единственные мои! Я же ничего не сказала Харви, зачем Зейда это сделала? Чтобы наказать? Чтобы продемонстрировать свою власть?

— Где они? Кто их забрал? — я беспомощно смотрела на фета Сайонелла, который уже второй раз пытался с кем-то связаться. — Опекунский суд? Зейда за это заплатит! Я убью ее, если с ними что-то случится!

Слезы обожгли щеки. Я схватила сумочку, чтобы немедленно отправиться в школу, где Тана сегодня быть не должно было. По пути к двери набирала ребят. Но ожил телепатовизор фета Барского, показывая мне белокурую головку сестры и брыкающегося брата.

— Сайонелл, да! Немедленно позовите фетроя! — от спокойного, но сильного голоса Оуэна внутри похолодело, но весь мой мир сузился до экрана зорыча. Я подошла ближе и подняла голову к потолку.

— Любимица публики и фетроев не устает радовать нас новыми скандалами! Сегодня нам стало известно, что несравненная фета Аллевойская-Сайонелл не только плохая подавальщица, — на экране — и откуда только нашли! — мои фото из Горького Горского и Флай Скай с крайне неудачных ракурсов, с надписями «уволена», — неудавшаяся балерина, отвергнутая любовница Венероликого, но еще и откровенно паршивый опекун.

— Мразь! — не сдержала грязной ругани, глядя в лицемерно прекрасное лицо Аландри, что смешивала меня с грязью, словно удовольствие от этого испытывая.

— Младший брат нашей героини не подкачал и подлил масла в огонь. Насколько тяжел кулак фета Аллевойского узнал Итан Хогард, сын Берли Хогарда, главы администрации тринадцатого района.

На весь монитор показали разукрашенную рожу Итана. Я удовлетворенно хмыкнула, отметив, что брат где-то научился неплохо драться. Пара синяков и разбитая губа этому белокурому отпрыску недочеловека не повредят точно. Глядишь, и мозги на место встанут. Если есть чему вставать, конечно. Когда блондин открыл рот, поняла, что нечему.

— Таких как Тан надо изолировать от общества! — простонал Итан, явно переигрывая. Рядом с ним стоял отец, с таким видом, словно после интервью сына в крематорий повезет. — Он напал на меня совершенно без причины! Злой, агрессивный, неадекватный! А все потому, что у него вместо матери шала… — я округлила глаза. Хоть слово и было запикано, но не догадался бы только слабоумный. Берли даже не одернул сына, словно это нормально на весь дистрикт подобные вещи заявлять.

— Вы считаете, за Танаром не было должного присмотра?

— Какой присмотр? Я точно знаю, сестра его дома через раз ночует, шатается по ночам аркх знает где. Вот и вырастают потенциальные разбойники и убийцы.

— Спасибо. Поправляйтесь и берегите себя! — произнес журналист, а картинка вернулась в студию.

— По последним данным, — вещала Аландри, плотоядно улыбаясь, — Танар и Альберта сейчас находятся в здании опекунского суда. С их действующим опекуном связаться не удалось…

— Вранье! — я проверила планшет — ни одного вызова.

— Потому дети получат общественного защитника…

Большего не требовалось. В моем квартале один опекунский суд и до него не меньше часа. Конечно, если по воздушному коридору для фетроев, то можно уложиться и в полчаса. Мне стоило лишь бросить взгляд на фета Сайонелла, чтобы услышать ответ:

— Все будет хорошо. Поспеши, Александрин.

Почему-то показалось, что это будет правильно. Я подбежала, поцеловала Оуэна в щеку и бросилась по коридору. Лоби тревожно смотрела вслед, накрыв ладонью живот, Марта ехидно скалилась, а рейгверды неслись за мной, пугая пациентов.

Всю дорогу до Опекунского суда я грызла ногти и отчаянно набирала то Тана, то Альби, хотя понимала — не ответят. Пальцы судорогой сводило от желания набрать Харви, но приказ великородной сцакхи не давал это сделать. Рука не поднималась. В прямом смысле. Впрочем, Харви сейчас в Конгрессе и, должно быть, как раз обсуждает поединок с тор-аном. Вот только до поединка мне уже было сиренево. Я могла лишиться семьи. В городе, где больше трех сотен миллионов человек нас могут развести навсегда. Спрятать ребят так, что найти в жизни не получится, пока Тану не исполнится двадцать один.

У здания суда толпились журналисты. Было не пропихнуться и на земной парковке, и на верхних этажах. Сделав несколько кругов, пилот с кем-то связался и решил приземлиться сверху, рядом с черным блестящим Сайманом Х9. Расступившиеся охотники за сенсациями вновь хлынули к нам с всех сторон, как только мотор затих. Я не боялась выходить к ним. К брату и сестре я была готова пробираться с боем, но этого не понадобилось. Подоспела моя охрана и невесть откуда взявшиеся другие рейгверды. Высокий мужчина в черном деловом костюме и широких солнцезащитных очках протиснулся к моей двери, открыл ее и помог выбраться. Затем, прикрывая меня собой и заставляя склонить голову, в плотном кольце из затянутых в парадную военную форму рейгвердов, повел в сторону входа.