— Это неуместная шутка, фетрой.

— Похоже, что мне весело? Самуил трижды в неделю употреблял кровь разжигающего искру. Его силы при вхождении в шар возрастали, барьер расширялся. Незначительно, ненадолго, но факт. Тогда впервые все стали говорить о том, что искра Хартманов не стабильна и продолжает раскрываться в полную силу, увеличиваться, расти. Я был против подобного допинга, другие братья поддерживали Самуила. Однажды Сэймир тоже попробовал. Тогда я начал расследование. Разумеется, допрос Самуила ничего не дал. Люди, на которых он указал как на поставщиков крови, были убиты. Считалось, что людей с искрой разжигающих уже всех истребили. Оказалось, что это не так. Я начал искать, обнаружил пять семейств. Удивился, узнав, что среди правящих пятого дистрикта тоже был такой.

— Антуан Георг, — взволнованно кивнул Оуэн.

— Во всех семьях дар тщательно скрывался. Они жили тихо и без потрясений и лишь в одной семье пропал человек с даром разжигающих. Теперь вопрос: откуда Самуил брал кровь, если всех истребили?

— Может, есть еще семьи, ты плохо искал?

— Нет. Поверьте, я знаю, о чем говорю. К тому же, тело вашего сына не было обнаружено.

— Да. Меня пытались убедить, что он сгорел дотла, но это невозможно.

— Невозможно, — подтвердил Харви. — Члены Конгресса любят устраивать поединки силы за более высокие должности. В последнее время участились случаи возрастания силы заведомо более слабых родов, соответственно и их победы.

— Кровь дает короткий эффект, — согласился Оуэн. — Думаешь, кто-то держит моего мальчика? Торгует его кровью?

— Боюсь, не кто-то…

— Правящие?

— Я жалею, что использовал Флер для проверки. Убедившись, что она — разжигающая искры — братья разве что глотку мне не перегрызли, требуя отдать ее им. У меня нет сомнений. Антуан у них. И пока я не выясню все до конца, Флер и близко не должна подходить к Аклуа Плейз! Надеюсь, мне удастся найти вашего сына до того, как вы угаснете.

Оуэн улыбнулся, хотя сердце его было неспокойно. Хартман подарил ему надежду и сейчас как никогда фет Сайонелл жалел, что плохо искал. Все эти годы отцовское сердце не было спокойно, не верило, что сына нет. И сердце оказалось право.

— Почему же ты, вместо того, чтобы присоединиться к братьям, борешься с ними? Почему убил Самуила?

— Потому что из человека он превратился в монстра. Полигон меняет… сильно. Он ломает личность, стирает понятия добра и зла… Но со мной что-то пошло не так, потому что нельзя обречь на вечные муки и страдания одного человека ради мнимого блага других. Мнимого, потому что я видел, что делает человеческая кровь. Она хуже наркотика! Самуил потерял себя. Злой, нервный, жестокий, не знающий пощады и жалости… Теперь я замечаю изменения в Сэймире, который всегда был самым слабым по силе, но наиболее тщеславным.

— Зачем ты рассказал мне все это?

— Вы должны были знать. Он ваш сын. К тому же, мне может понадобиться помощь…

— Я свяжусь с Марком Гаем. В день, когда тебе понадобятся союзники, на твоей стороне будет сила пятого дистрикта. И мое благословение. Где бы я ни находился.

Ландрин Флер Аллевойская

Я спохватилась, что даже не бросила фету Сайонеллу ТМС-ку, что скоро буду. Но толку-то теперь? Нас разделяет два человека в очереди за горячим пирожком и кофе на обед, пятьдесят этажей и длинный коридор. Чтобы порадовать пациента, которому сладкое уже точно не повредит, я взяла два больших кофе со взбитыми сливками, ванильным сиропом и шоколадной крошкой сверху. Я же теперь богатая, могу себе позволить шикануть!

По коридору шла, словно с бомбой замедленного действия в руках. Мне пришлось слизнуть часть шапки из сбитых сливок со своего стаканчика, чтобы они окончательно не разбежались и теперь я шла усатая и перемазанная. Двери были закрыты, но стоявшие возле них рейгверды помогли это исправить. Мои-то руки были заняты.

— Кому сладенького? — триумфально заявила я, вытянув перед собой стаканчики. — Вам, фет Барский, не положено. В капельницу кофе не нальешь, а вы, Оуэн, заслужи… ли…

Наконец, опустив стаканчики, я заметила, что фет Сайонелл был не один.

— Я бы не отказался. От сладенького, — нагло заявил Хартман и, приблизившись, слизнул сливочные усики с моей верхней губы. Языком! Никогда прежде мои глаза не были распахнуты так широко. Пусть из-за широкой спины фетроя Оуэн такого непотребства не видел, жест все равно получился слишком… провокационным! Обескураживающим! Наглым! У меня была еще куча прилагательных, но Ползучее Великородие опомниться не дало:

— Было любопытно выяснить, что я попал в черный список.

— Я была занята, а вы не переставали звонить, — обошла его Наглюшество и протянула довольному Оуэну лакомство. Не понимаю, чего это он так искрится от счастья?

— Спасибо за доброту, Александрин, — фет Сайонелл взял мою ладошку и мягко сжал. Из-под его пальцев заструился мягкий белый свет.

— Что это? Что за магия?

— Моя благодарность. Только и всего!

Он отпустил мою руку и сделал глоток, подтвердив, что ему нравится.

— Флер, нам нужно поговорить.

Я делаю это ради Тана и Альби. Самовнушение не очень помогло, но страх за ребят отрезвлял. Зейда не погнушается причинить вред тем, кого я люблю, ни на секунду не сомневаюсь в этом.

— Не уверена, что это хорошая идея. Я на работе, фетрой. И вам тоже не помешает ею заняться! Наверняка дел по горло!

Словно в доказательство, в двери постучали и вошел один из рейгвердов, стоявших снаружи. Как я сама не заподозрила неладное? Палата Оуэна не охранялась. Ну, по крайней мере, рейгверды у дверей швейцарами точно не стояли.

— Фетрой, вас ожидают в Конгрессе. Пришли документы по поводу поединка с тор-аном.

Хартман никак не отреагировал, продолжал смотреть на меня.

— Вот видите — по самое горло. Ваше. Не мое.

Фет Сайонелл рассмеялся и почему-то пожал плечами, глядя на фетроя. Это что у них тут за посиделки с закулисными тайнами? Разве есть повод, по которому эти двое могли бы запереться в одной комнате и не поубивать друг друга?

— Александрин. Проводи фетроя до волара, сделай старику одолжение.

— Не хочу. Не буду. Не стану.

Не могу. Нельзя. Это повредит Тану и Альби.

В доказательство уселась на кровать и сделала большой-большой глоток кофе. По факту, я от нервов залпом выпила то, что планировала смаковать маленькими глоточками. Подтаявшая горка взбитых сливок, посыпанных шоколадной крошкой осталась внизу, а черпать их пластиковой ложкой в присутствии Великородия не хотелось. Еще подумает, что на непотребство намекаю. А я зареклась. Все. С Хартманом покончено. Окончательно. Мне проблем и без того в жизни хватает. Лучше послушаю Зейду. Похоже, она баба деловая, знает, как такие дела делаются.

И тут произошло то, чего я, прямо говоря, не ожидала. Фетрой развернулся и покинул палату. Ни тебе уговоров, ни тебе «пожалуйста» и все такое. Развернулся и с важным видом, как напыщенный индюк, продефилировал на выход.

Я еще долго смотрела в закрытую дверь и слушала тишину, а потом, когда осознала произошедшее, захотела бросить в двери стаканчиком. Но, поскольку убирать придется мне же, передумала.

— Значит, все-таки, влюбилась?

— Ага, — выдохнула я. — То есть. То есть не ага. Нет конечно. В смысле, не в Харви. То есть фетроя Хартмана. Не в фетроя, а… я…

Закрыла глаза и помотала головой, понимая, что несу полный бред, осознавая, в какой паутине увязла и совершенно не зная, что мне делать дальше.

— Понимаю, сейчас в твоей жизни происходят невероятные изменения. Одинокой юной женщине, которая не знает, кому верить, у кого найти поддержку и спросить совета, сложно со всем этим справиться. Не бойся чувствовать, Александрин. Не бойся ошибиться. У вас, живых, еще есть время, чтобы исправить совершённые ошибки. Это нам, мертвецам, каяться поздно.

— Не говорите так. Вы не мертвец!

— Сейчас не обо мне речь.

— То есть, я должна извиниться перед ним? Бежать и разговаривать? Вы хоть знаете, что у него невеста есть?