— О чем это ты?
— Опекунский суд. Вечерние тмс-ки, — она хищно улыбнулась, продолжая сидеть, закинув ногу на ногу, а одну руку — на спинку лавочки. — Ты правда думала, что он расплавится, как сыр в духовке и кинется к тебе? Мы долго смеялись над твоим сообщением. Прежде, чем заняться умопомрачительным сексом. И для твоего сведения. Я только что сделала тест, — она протянула мне знакомую каждой женщине дистрикта палочку Киссенджера. Ту самую, при помощи которой лекари определяют беременность и которую подделать невозможно. Положительный. Беременность: семь часов. Пол: мужской. Отец: Харви Хартман.
Сцакха плешивая! Чтоб тебе пустынный мертвоед голову откусил! Это получается, уехав от меня, он с этой… этой… Зейдой? В тот момент, когда я смотрела на его великородную рожу по зорычу, он делал наследника? Отказалась я, засандалил фетессе? Шустрый! Все знают, такой тест не подделать! Ведь не подделать же?!
— Кстати, для тебя потрясающая новость, — она улыбнулась так, что заранее повеситься захотелось. — Твои услуги в шаре больше не требуются. После твоей выходки и нашей радостной новости, неужели ты думаешь мы с Харви будем терпеть твое присутствие? Ты разожгла искру моего мужчины до максимума и больше не нужна. Теперь с твоей задачей в полной мере могу справиться я. Войти с ним в купол. Конечно, это не безопасно для ребенка, но фетессам выбирать не приходится. И да. Разрешаю позвонить ему и убедиться в правдивости моих слов. Сейчас. В моем присутствии. Ты услышишь его голос последний раз.
Холодные слова словно ножами резали по сердцу. Последний раз…
Нет. Последний раз у нас был в воларе, когда он говорил, что хочет от меня ребенка. Я запомню его таким. И последний раз, и Харви. А с этого момента великородный для меня умер. Великородный обманщик. Лжец и манипулятор. Зачем он играл моим сердцем? Зачем говорил о ребенке, когда сам обрюхатил свою невесту?
— Мне не нужно. Достаточно и вашего слова.
— Ну же, — на лице Зейды отобразилось поддельное сочувствие. — Мне жаль, что тебе пришлось узнать об этом именно так. Но я посчитала, что будет лучше сделать это без прессы и избежать неловкого разговора с моим мужем.
Я хмыкнула. Какая в сущности разница. Будущим, настоящим, но мужем.
— Зато теперь ты можешь полностью посвятить себя балету и фету Ронхарскому. Ты нравишься ему.
— Это вы по новостным сюжетам определили?
Ее губы дрогнули в ухмылке.
— Нет, дорогая. По тому, как он смотрит на тебя, когда ты рядом. Давай говорить начистоту. С Харви у тебя нет и не было будущего. Я верю, что ты любишь его. И что он тобой увлечен, поэтому делал все, что делал. Но такие, как он, женятся на таких, как я. Это суровая правда жизни, которую тебе следует принять. На нем слишком большая ответственность и порой приходится выбирать между тем, что необходимо и тем, что хочется. Ты была его прихотью, но, как видишь, — мне снова помахали палочкой беременности. — Всему приходит конец. Мне правда жаль, Ландрин, что все вышло именно так. По-настоящему жаль.
Ага. Такое же настоящее сожаление, как твоя грудь! Силиконовая.
— Я поняла, Зейда. Фетесса Лоуренс.
— Вот и славно! — она поднялась и, окинув меня сочувствующим взглядом, развернулась и пошла прочь. Не сразу заметила черные тени рейгвердов, державшихся неподалеку.
— Вот и славно! — подтвердила я, посмотрев наверх. Туда, в пепельный-сизый туман, скрывающий верхние этажи Арт Паласа. Такой же пепельно-сизый, как чьи-то глаза. — Катитесь к аркху под хвост, фетрой Хартман. Разожгли свою искру? Воспользовались мною? Ну так будьте счастливы со своей невестой и ребенком! А я буду счастлива баз вас! Может, вас тор-ан на поединке пристукнет, только рада буду!
Словно в насмешку, мне на лицо плюхнулась крупная капля. Как божественный плевок. Затем другая, третья. Кажется, само небо плакало вместо меня. А вот я плакать не буду. Запретила себе. Хотела сорвать с безымянного пальца кольцо Хартмана и вышвырнуть в мусорку, но оно неожиданно вспыхнуло золотым светом и намертво впилось в кожу, отказываясь участвовать в подобном акте вандализма. Я вскрикнула от боли, потрясла рукой, вглядываясь в золотистые блики, окружающие герб Харви.
— Ползучее Великородие! Великогад поганый! Ненавижу!!! Слышишь меня? Ненавижу тебя!
Слезы все-таки хлынули из глаз и, пока не передумала, поплелась ко входу. Мы станцуем с фетом Ронхарским. Так станцуем, что весь девятый дистрикт перед нами на колени упадет! И мы станцуем, как положено! С финальным поцелуем. И этот поцелуй будет настоящим, от души! Харви знает, что это значит для меня. Он хотел меня сломать? Растоптать? Посмеяться? Ну так пусть обломается. Аллевойские не сдаются. Вытерла рукавом слезы и решительно выдохнула. В Арт Палас входила не брошенная женщина с разбитым сердцем, в Арт Палас входила балерина, чье имя в скором времени прогремит на весь мир.
Я хмыкнула. Какая в сущности разница. Будущим, настоящим, но мужем.
— Зато теперь ты можешь полностью посвятить себя балету и фету Ронхарскому. Ты нравишься ему.
— Это вы по новостным сюжетам определили?
Ее губы дрогнули в ухмылке.
— Нет, дорогая. По тому, как он смотрит на тебя, когда ты рядом. Давай говорить начистоту. С Харви у тебя нет и не было будущего. Я верю, что ты любишь его. И что он тобой увлечен, поэтому делал все, что делал. Но такие, как он, женятся на таких, как я. Это суровая правда жизни, которую тебе следует принять. На нем слишком большая ответственность и порой приходится выбирать между тем, что необходимо и тем, что хочется. Ты была его прихотью, но, как видишь, — мне снова помахали палочкой беременности. — Всему приходит конец. Мне правда жаль, Ландрин, что все вышло именно так. По-настоящему жаль.
Ага. Такое же настоящее сожаление, как твоя грудь! Силиконовая.
— Я поняла, Зейда. Фетесса Лоуренс.
— Вот и славно! — она поднялась и, окинув меня сочувствующим взглядом, развернулась и пошла прочь. Не сразу заметила черные тени рейгвердов, державшихся неподалеку.
— Вот и славно! — подтвердила я, посмотрев наверх. Туда, в пепельный-сизый туман, скрывающий верхние этажи Арт Паласа. Такой же пепельно-сизый, как чьи-то глаза. — Катитесь к аркху под хвост, фетрой Хартман. Разожгли свою искру? Воспользовались мною? Ну так будьте счастливы со своей невестой и ребенком! А я буду счастлива баз вас! Может, вас тор-ан на поединке пристукнет, только рада буду!
Словно в насмешку, мне на лицо плюхнулась крупная капля. Как божественный плевок. Затем другая, третья. Кажется, само небо плакало вместо меня. А вот я плакать не буду. Запретила себе. Хотела сорвать с безымянного пальца кольцо Хартмана и вышвырнуть в мусорку, но оно неожиданно вспыхнуло золотым светом и намертво впилось в кожу, отказываясь участвовать в подобном акте вандализма. Я вскрикнула от боли, потрясла рукой, вглядываясь в золотистые блики, окружающие герб Харви.
— Ползучее Великородие! Великогад поганый! Ненавижу!!! Слышишь меня? Ненавижу тебя!
Слезы все-таки хлынули из глаз и, пока не передумала, поплелась ко входу. Мы станцуем с фетом Ронхарским. Так станцуем, что весь девятый дистрикт перед нами на колени упадет! И мы станцуем, как положено! С финальным поцелуем. И этот поцелуй будет настоящим, от души! Харви знает, что это значит для меня. Он хотел меня сломать? Растоптать? Посмеяться? Ну так пусть обломается. Аллевойские не сдаются. Вытерла рукавом слезы и решительно выдохнула. В Арт Палас входила не брошенная женщина с разбитым сердцем, в Арт Палас входила балерина, чье имя в скором времени прогремит на весь мир…
