Толпа бесновалась, журналисты жаждали сенсационных заявлений и кричали с разных сторон, в надежде на мой ответ. Кто-то задавал вопросы, а кто-то просто выкрикивал пошлости. В нашу сторону даже несколько камней летело, но с ними успешно справился накрывший меня телепатический барьер.

— Ландрин, если вы под покровительством Сайонеллов, почему вас охраняют рейгверды, а не крегирсманы?

— У таких как вы детей надо без суда забирать!

— Где вы провели сегодняшнюю ночь?

— Как относится фетесса Лоуренс к тому, что вы бегаете за ее женихом?

Бегаю за ее женихом? Так это выглядит со стороны? Неужели у этих людей нет ни капли совести? Стало противно и тошно. Глаза защипало от слез. Я понимала, что их упреки на счет моей опеки справедливы. Я не имею возможности полноценно заботиться о ребятах. Но разве в чужих семьях, с чужими людьми, которые их не любят и никогда не полюбят так, как я, им будет лучше? Толку-то от круглосуточного присмотра, если душа будет страдать и рваться к родным?

Только когда за моей спиной закрылись массивные гарцанные двери, словно отрезавшие безумный мир от нормального, смогла спокойно вздохнуть. От неожиданной тишины в ушах зазвенело. Широкие коридоры хранили молчание и были необычайно пусты. Примерно так, должно быть, выглядели древние библиотеки. Только стук синхронных шагов моей охраны, что по-прежнему вела меня в кольце, вернул в реальность. Бряк-бряк, бряк-бряк, бряк-бряк. Монотонно. Синхронно. Уверенно. Почему-то уцепилась за этот звук. Сердце успокаивалось, подстраиваясь под него, слезы постепенно высыхали. Они здесь. Ребята здесь. За одной из многих дверей. Если их попробуют забрать, я буду бежать, понадобится — ползти или лететь, но я узнаю, где они будут и выкраду! А потом мы сбежим в пятый дистрикт и будем жить спокойно… Вместе! Фет Сайонелл поможет. Наверняка он уже связался с Марком Гаем.

— Стойте здесь, фета, — скомандовал мужчина в костюме, а рейгверды, как по команде, расступились и рассредоточились. Мне позволили сесть на лавку и приказали ждать. Телепатовизор передо мной ожил, являя Тана и Альби.

Зареванные, с красными лицами, они сидели на лавке, обнимали друг друга и всхлипывали. Рядом с ними стоял какой-то мужчина и что-то говорил судье. Звука не было. С соседней лавки вскакивал Берли Хогард и орал, усердно жестикулируя. Он, разве что, волосы на себе не рвал, но защитника моих ребят это не волновало. Либо ему просто было насрать, ведь через общественных защитников в день проходят десятки детей. Когда это превращается в рутину, перестаешь замечать живых людей, начинаешь видеть «клиента», нечто обезличенное. А это не клиент! За каждым таким маленьким сердечком целая жизнь! Настоящая, живая, драгоценная! Своя история, своя трагедия.

Я накрыла рот ладошкой, чтобы не разрыдаться в голос.

— Не переживайте. Фет Питуэлл лучший в этом деле. Вам не о чем беспокоиться, — мужчина, что вел меня в здание суда, положил мне на плечо тяжелую ладонь и пытался приободрить.

— А вы кто вообще?

— Фет Дорский. Глава вашей личной охраны.

— А…

Это большее, что я смогла выдавить, глядя на бугая, состоявшего из мышц, мышц и, пожалуй… мышц. Даже лицо его, квадратное, большое, с несколькими шрамами казалось мускулистым. Думаю, такой и взглядом может убить, а кулаком и подавно.

Заседание длилось и длилось. Я успела ввести в курс дела фета Сайонелла, который заверял, что волноваться мне действительно не стоит, фета Питуэлла он знает и ребята останутся со мной. Максимилиан хотел оставить репетиции и приехать, чтобы меня поддержать, но я запретила. Его присутствие лишь даст повод для прессы очередной раз прополоскать мое имя. Это и постановке навредит, и Максу никакой пользы не принесет, да и чем он сможет помочь? Лоби просто написала, что она со мной, что бы ни случилось. Заодно скинула номер высококлассного, по ее словам, адвоката. В этом вся она. Никакого тебе сюсюканья. Есть проблема — предложит реальную помощь.

Наконец, судья, что удалялась в комнату для совещаний, вернулась и, стукнув молотком, велела всем встать. Появился звук и по коридорам разлился жесткий голос. Пока она долго и нудно зачитывала текст искового заявления Хогарда, описывавшего мои методы воспитания как «зверство», «изуверство», «запущенность», «аморальщина» и все такое, я успела искусать губы. Слушая самое важное, даже не дышала:

— Вердикт. Исковые требования Берли Хогарда к Ландрин Флер Аллевойской о лишении опекунских прав в отношении Альбертины Гертруды Аллевойской и Астанара Шона Аллевойского отклонить, в иске отказать полностью, — ребята вскочили с лавки, начали обниматься, а я, наконец, смогла выдохнуть и уже не сдерживала слез и стона, утонувшего в несвязных криках Берли Хогарда. — Дело о побоях передать в службу контроля, выделить в отдельное производство. Иск фета Питуэлла в отношении Берли Хогарда о защите чести и достоинства феты Ландрин Флер Аллевойской принять к рассмотрению. Берли Хогарда от занимаемой должности освободить на все время судебного разбирательства.

Стукнул молоток и этот стук эхом отдавался в моих ушах. Я уже не слышала ругательств отца Итана, не слышала рокот журналистов, допущенных в судебное заседание, я лишь смотрела на двустворчатые двери, ожидая, что они откроются и вернут мне Альби и Тана…

Сердце отсчитывало удары. Один. Второй. Третий… Еще чуть-чуть и оно остановится от страха. Словно в замедленной съемке двери открылись, выпуская сначала беснующихся журналистов, но рейгверды стояли плотной стеной, не давая им подойти ко мне. Между ними мелькнули белокурые головки, широкая спина и антрацитовый пиджак фета Дорского. Я привстала на цыпочки, выискивая ребят, которые, увидев меня, запрыгали, замахали и стали пробираться ближе. Шкаф Дорский, простите, фет Дорский схватил их и рывком отнес за живую стену из рейгвердов. Спаситель ребят спокойно прошел мимо толпы и остановился рядом с Таном:

— Жду вас в воларе. Необходимо выстроить линию защиты по делу о побоях.

Я хотела рассыпаться в благодарностях, но меня не удостоили и взглядом. Мужчина лишь сжал зубы и волевыми шагами унесся прочь. Плевать. Он спас нашу семью! Может хоть ноги об меня вытирать, хоть в розовой пижаме вокруг бегать и разговаривать на языке желтого дракона. Ему все позволено, потому что благодаря этому непонятному человеку семья Аллевойских по-прежнему семья. Мы молча сложили в круг руки и обнялись. Крепко-крепко. Не обращая внимания на щелкающие камеры, на едкие выкрики журналистов. Не существовало иного мира, кроме того, что сейчас был здесь, в закрытом кругу. Мы держались за руки, передавая друг другу тепло нашей любви и молчали. Потому что слова были лишними.

Не скоро, но первым заговорил Тан и сразу сломал царившее между нами напряжение:

— Там Пугало голодный.

Мы с Альби не выдержали и нервно рассмеялись. Улыбнулся и сам брат, после чего сказал то, что не решился сразу:

— Ланни, я был таким идиотом.

— Тшш… Не надо, Тан. Не надо. Ты ни в чем не виноват. Я очень вас люблю, вы знаете?

— Конечно знаем, знаем, Ланни, — ребята лишь теснее прижались ко мне, но потом фет Дорский намекнул, что достаточно давать прессе информационных поводов и повел нас в сторону воларов.

— Танар полетит с фетом Питуэллом, — сообщал глава моей личной охраны. — Вы с сестрой — в своем воларе.

Я кивнула, полностью доверяя себя и своих родных в руки этого мужика-кирпича. Он, похоже, прекрасно знал, что делал. А я, что делать, не имела ни малейшего понятия. В такие моменты всем просто жизненно необходим свой фет Дорский.

Журналистов стало еще больше. Кричали и бесновались они сильнее. До воларов разве что не с боем пришлось добираться. Я заметила краем глаза, что Тана в сопровождении рейгвердов отвели к Сайману, а мы с сестрой сели в наш темно-синий. Только оказавшись в воздухе смогли позволить себе вздохнуть. Мои руки дрожали, губы онемели от страха, сердце билось через раз. Мы с сестрой не выпускали друг друга из объятий, не в силах поверить, что все закончилось. Мы вместе и никто нас не разлучит. Никто. Никогда. Я сделаю все, чтобы этого не допустить! Все! Если это означает, что мне никогда не быть с Харви — пусть. Я усвоила урок.