При рассмотрении данного варианта в коллективе СКБ-2 сформировалось единое мнение, что несмотря на любые трудности (а так оно и было) артсамоход должен вписаться в основную базу танка КВ-1С, то есть в шестикатковую подвеску ходовой части вместо восьмикатковой, принятую Трояновым.

Исходный проект варианта артсамохода на базе танка КВ-1С оформил конструктор Э. И. Зельцер в отделе Н. Ф. Шашмурина. А основная задача рабочего проектирования выполнялась броневым отделом под руководством В. И. Торотько. Когда проект был принят, дальнейшие этапы создания СУ-152 возглавил Лев Сергеевич Троянов.

В решении довольно сложных вопросов, связанных с созданием артсамохода, принял участие нарком вооружения Дмитрий Федорович Устинов, побывавший с этой целью на артиллерийском и танковом заводах.

После доклада проекта СУ-152 в ГКО 2 ноября 1942 года было принято решение во что бы то ни стало вмонтировать орудие в неподвижную рубку тяжелого серийного танка КВ-1С. Все проектировщики перешли на казарменное положение и не уходили домой в течение трех недель. Немало потрудились и металлурги над созданием более совершенной технологии литья крупных броневых отливок.

Котин немедленно направился на орудийный завод за гаубицей-пушкой, а тем временем в цехе установили шасси танка КВ-1С. Участник скоростного проектирования артсамохода СУ-152, один из ближайших помощников Котина в эти месяцы, доктор технических наук Н. М. Синев рассказывает:

«Как только орудие на железнодорожной платформе прибыло на заводской двор, мы скатили его с платформы, завезли в цех и установили на шасси. Опытнейшие модельщики стали выпиливать фанерные листы, закрывать ими пушку, а конструкторы тут же, на месте, делали с этих листов чертежи для раскроя броневых плит. Мы работали с полной отдачей сил – и уложились в срок, сделали машину за 25 дней!»

Чертежи, выполненные на ватмане, прямо с досок шли в цеха. Несмотря на усталость, все действовали дружно, четко, без суеты. И вот свершилось чудо – уже 25 января 1943 года первый образец СУ-152 был собран. Много лет спустя другой участник этой работы сказал:

– Как все это было сделано за три недели, мне и сейчас не понятно.

Правда, не обошлось и без курьезов. Один инженер допустил ошибку в броневой детали. Оплошность выявилась в самый последний момент, когда орудие уже опускали в проем рубки: оно не входило.

– Видел свою работу?—спросил конструктора Лев Сергеевич Троянов.

– Видел...

– Что будешь делать?

– Резать автогенным аппаратом по живому.

– Правильно, действуй.

А сам, повернувшись, направился к группе военных и представителей наркомата, которые прямо в цехе ожидали окончания сборки. На вопросы о том, что случилось, в чем причина задержки, он ответил:

– Да мы пушку не той стороной вставили.

Потом сказал еще что-то, но в общем хохоте его слова нельзя было разобрать. Напряженность у всех как рукой сняло. Все поняли, что ошибка поправима и нечего делать из нее трагедии.

Орудие вставили-таки, но осталось сомнение, выдержат ли механизмы ходовой части его сильнейшую отдачу. По дороге на испытательный полигон кто-то не без тревоги спросил ведущего конструктора:

– Не боитесь, Лев Сергеевич, что при первом же выстреле полетят торсионы, подвеска?

– Не должно быть! – И еще тверже повторил: – Не должно!

Над полигоном повисла тишина, настороженная, тревожная. Все смолкли в ожидании стрельбы. Грохнул выстрел, самоходка вздрогнула многотонным бронированным корпусом, но устояла, не сдвинулась с места. Значит, отдача оказалась нормальной. За первым выстрелом последовали другие. А дистанция с каждым разом увеличивалась: 500, 700, 800 и, наконец, 1500 метров.

Расчеты конструкторов подтвердились: поломок не было.

Произошло еще одно чудо: ровно через 25 дней и ночей первая партия самоходных установок пошла в серийное производство. [381]

Первая партия СУ-152 в количестве 35 штук уже 1 марта 1943 года прибыла под Курск, где ожидалось применение противником танков «тигр».

Артсамоход – серьезный укротитель «зверей». Его 152-миллиметровая гаубица-пушка МЛ-20С с начальной скоростью бронебойного снаряда 655 метров в секунду и массой 48,78 килограмма на расстоянии 2000 метров пробивала броню свыше 100 миллиметров. Бронирование маски пушки достигало 120, а лобовой части корпуса 70 миллиметров. Скорострельность орудия из-за использования поршневого затвора и раздельного заряжания составляла два выстрела в минуту. Приборы прицеливания состояли из панорамного прицела для стрельбы с закрытых позиций и телескопического – для стрельбы прямой наводкой. Дальность прямого выстрела – 700 метров. При массе 45,5 тонны артсамоход развивал максимальную скорость до 42 километров в час. Запас хода – 330 километров. Экипаж состоял из 6 человек.

Когда в Танкограде были изготовлены первые десятки СУ-152, началось формирование тяжелых самоходных полков. В каждом из них было четыре батареи по пять машин да боевая машина командира полка – всего 21 экипаж. Вроде и немного, но чтобы хоть одна самоходка стреляла, надо было, чтобы втрое-вчетверо больше людей обеспечивали ее действия и снабжали всем необходимым.

Конечно, во вновь формируемые тяжелые самоходные полки направляли в первую очередь танкистов из госпиталей, училищ, танковых бригад, оставшихся после боев без боевой техники.

Когда переформировывались танковые бригады и батальоны в самоходно-артиллерийские полки, чувства, охватывавшие танкистов, трудно описать.

– Как? Не танки? Неужели мы, танкисты, должны сесть на неуклюжие самоходки? – возмущались некоторые.– Танк – это танк, он сам поворачивается на гусеницах на месте, как юла, да еще башня у него крутится, наводи орудие на цель справа-слева, хоть сзади, наконец. Самоходки же должны всем корпусом разворачиваться на цель, если эта цель не прямо по курсу... [382]

– Не столько командир машины и наводчик орудия, сколько механик-водитель будет задавать тон в выборе цели, все фактически от него будет зависеть. На них же, механиков, какая ляжет нагрузка! – сетовали другие.

– Все это так,– резонно возражали более рассудительные.– Но ведь у самоходок и задача совсем иная – они предназначены для поддержки и прикрытия танков.

– Значит, мы пойдем позади танков? – усмехались ярые, влюбленные в свои машины танкисты.

– Не горячитесь,– убеждали командиры формируемых полков.– От того, что мы пойдем в бою на 200 – 300 метров позади танков, нас тыловиками не назовут. Когда потребуется, примем вражеский огонь на себя. И фактически окажемся на первой линии. В бою всякое бывает!

Танкисты рисовали в своем богатом воображении разные боевые ситуации, прикидывали, где будет их место в бою с громоздкими, тяжелыми машинами врага.

Думали, спорили, пока еще заочно сравнивали достоинства танков и самоходок, не подозревая, что в этих сравнениях и спорах вырабатывалась тактика ведения боя...

И вот во вновь формируюемые тяжелые самоходные полки стала поступать техника. Она прибывала эшелонами в известные каждому танкисту времен минувшей войны подмосковные танковые лагеря.

...Из-за поворота дороги одна за другой выходили самоходки – сначала торжественно выплывал ствол орудия, потом корпус, затем машины делали поворот и шли прямо.

Есть нечто завораживающее в движении военной техники, в ее внешней завершенности и внутренней, угадываемой мощи... Орудия уничтожения всегда доводились до последней степени совершенства, а порой и изящества: мечи, кинжалы, пистолеты и сабли – все из лучшего металла, ко всему приложен ум, необыкновенное мастерство, и, увы, человек всем этим всегда восхищался. И справедливо восхищался. Но, может быть, кто хочет возразить? Тому отвечу: если на твою землю лезут вооруженные всевозможными, самыми изощренными, невиданной убойной силы орудиями уничтожения варвары, то действительно, почему не восхищаться теми средствами, что Родина и народ дали нам, чтобы противостоять врагу. [383]

Сначала, сроднившись с машиной, самоходчики кратко именовали ее «моя» и «наша», безо всяких эпитетов вкладывая в эти слова всю нежность. Потом, увидев, на что способны самоходки, окрестили их «зверобоями», весьма точно выражая их сущность и назначение. После стали называть ласково, уважительно и почтительно: «матушки». И слышалась в этом слове надежда: «матушки» не подведут, «матушки» выручат...