Но вернемся на заседание ГКО в Кремль. Как только закончился разговор о тяжелом танке КВ, слово для справки о танковой пушке Ф-34 попросил В. Г. Грабин. Василий Гаврилович сообщил, что пушка для Т-34 правительством на вооружение Красной Армии не принята.

Всех, кроме начальника ГАБТУ Федоренко, это сообщение ошеломило. Все молчали. Молчал и Федоренко.

Сталин внимательно слушал Грабина, а когда тот закончил, под густой проседью его усов промелькнула улыбка:

– Значит, вы, товарищ Грабин, с директором завода запустили в производство пушку, которая не была принята на вооружение? Это очень смело и рискованно. А если бы военные пошли на доработку кировской пушки Л-11, тогда что бы вы стали делать?

Грабин объяснил, почему риск казался ему оправданным. [270]

– Следовательно, вы, товарищ Грабин, знали кировскую пушку не хуже своих? – спросил Сталин и, услышав утвердительный ответ Грабина, обратился к начальнику ГАБТУ:

– Скажите, товарищ Федоренко, как войска и лично вы оцениваете пушку Грабина?

– Пушка очень хорошая, танкистам нравится, это самая мощная пушка в мире: наш танк Т-34 с этой пушкой господствует на полях сражений. Немецкие танки Т– III и Т– IV она поражает с расстояния 1500 – 2000 метров, тогда как немецкие могут поразить наш танк только с расстояния 500 метров и то при попадании в борт.

– Значит, вы считаете возможным принять пушку Грабина на вооружение танка Т-34?

– Так точно!

Буквально через два дня на завод прибыла комиссия с утвержденной программой испытаний. «Пушка Ф-34 испытания выдержала...» – было записано в отчете.

Примерно в то же время, когда проходило заседание ГКО, 7-й танковый корпус генерала П. А. Ротмистрова, выведенный из района боевых действий в 30 – 50 километрах севернее Воронежа, приступил к обслуживанию боевой техники. Танкисты любили свои машины.

Находившемуся среди подчиненных командиру 3-й гвардейской тяжелой танковой бригады полковнику Ивану Антоновичу Вовченко по полевому телефону позвонил Павел Алексеевич Ротмистров и сообщил:

– Сейчас к вам прибудут важные гости – конструктор танка КВ и конструктор двигателя этой машины.

– Чем вызван такой визит? – спросил Вовченко.

– Командированы Ставкой и наркоматом танковой промышленности. Стали поступать жалобы на эту машину,– ответил Ротмистров.

– Не может быть! – воскликнул темпераментный Вовченко.– КВ – это гордость не только наша – танкистов, но и ее создателей.

– Однако не все думают, как вы, Иван Антонович. Дело очень серьезное. Находится под угрозой дальнейший выпуск КВ, его хотят снять с производства. Так меня информировали конструкторы. Вашей бригаде досталось [271] больше всего синяков и шишек от немцев, поэтому я посылаю гостей к вам,– продолжал комкор.

Действительно, тяжелые танки бригады Вовченко в наступлении находились впереди, поскольку им менее страшен огонь противотанковой артиллерии. За ними двигались средние Т-34 и легкие Т-70. Поэтому КВ и досталось больше всех. Фашисты, зная мощь брони этих танков, в первую очередь сосредоточивали огонь всех видов артиллерии по ним.

– Спасибо за честь! – невесело ответил Вовченко и спросил: – В чем же недостатки машины?

– Некоторые из военных считают, что машина слишком громоздкая, тяжелая, неповоротливая, ломает деревянные мосты, много берет горючего, а все это беспокоит саперов, снабженцев, тыловиков и, конечно, командование.

– Мы примем гостей,– пообещал Вовченко.

Главный конструктор Челябинского Кировского завода Жозеф Яковлевич Котин и главный конструктор дизельного производства этого завода Иван Яковлевич Трашутин привезли с собой бланки актов, формуляры, их надо было заполнить на месте. Командир корпуса Ротмистров сказал им, что все они увидят непосредственно в бригаде, в боевой обстановке.

Котин и Трашутин наперебой рассказывали И. А. Вовченко о своих тревогах. Вовченко слушал и молчал. Своего заместителя по техчасти он предупредил, чтобы и тот не спешил с выводами. Пускай конструкторы сначала сами выскажут свое мнение.

– Некоторые военные требуют, чтобы КВ был полегче. Но ведь немцы все время увеличивают калибр орудий. Вместо 37-миллиметровых противотанковых пушек сначала появились 50-миллиметровые, а теперь уже и 75-миллиметровые, имеющие длинный ствол с большой начальной скоростью снаряда. На своем среднем танке 37-миллиметровую пушку гитлеровцы заменили 50-миллиметровой, а на Т– IV короткоствольную 75-миллиметровую пушку – длинноствольной того же калибра. Появились у них кумулятивные снаряды. Они упорно добиваются выпуска тяжелого танка с мощной броней и не менее мощной пушкой.

– Немцы только добиваются, а у нас уже есть такой танк,– вставил Вовченко.

Конструкторы сослались на жалобы из войск. [272]

Когда Котен и Трашутин благословили КВ в серийное производство, все будто бы было в порядке. А сейчас, оказывается, машина не оправдывает себя...

Вовченко представил гостям своего зампотеха как отлично знающего танк, его хорошие стороны и недостатки. После продолжительной беседы с ним Котин обратился к комбригу:

– Иван Антонович, теперь пойдемте к танкам и поговорим с экипажами машин и инженерно-техническим составом. Но я вас прошу меня не представлять. Я хочу откровенного разговора.

Вовченко повел гостей к танкам. Когда они подошли к командирскому танку и увидели возле него старшину Свириденко, Иван Антонович спросил подчиненного:

– У вас есть жалобы на танк?

– Жалобы? – удивился старшина.– Я из тех, кто не жалуется. Бывало, в МТС дадут не трактор, а такую рухлядь, что хоть в металлолом ее отправляй. И то работал! А КВ – это же класс! Мотор без ремонта отработал два срока, но и сейчас как часы!

Котин стоял рядом и записывал в блокнот. Комбриг нарушил уговор:

– Тут дело посерьезнее! С вами будут разговаривать сами создатели КВ. Так вы, земляк, не торопитесь, а дайте им возможность самим все пощупать. Потом выскажете свое мнение о машине. Дело государственное. От таких механиков-водителей, как вы, как ваши товарищи, может быть, зависит судьба КВ.

– Понял,– ответил старшина.– Все сделаем на совесть.

Старшина не хвастался. Только за несколько дней перед появлением гостей ремонтная бригада всю ночь «ворожила» возле его танка. К утру машина была готова к бою. Только вчера в ее башне застряли две болванки. Сотни раз танк царапали осколки и пули, в нем было с десяток вмятин от осколков бомб. Броня стала шероховатой, как дубовая кора,– так потрескалась от ударов. Однако танк выдержал.

Потом Вовченко с гостями подошел к группе бойцов, среди которых был и командир танкового батальона майор Гуменюк.

– Вот эти товарищи – конструкторы КВ и двигателя к нему. Вы сейчас их судьи,– обратился к подчиненным полковник. [273]

Коренастый черноусый Гуменюк засучил рукава линялой гимнастерки и произнес басом:

– Хлопцы! Ура нашим славным конструкторам!

Гостей тут же подхватили мускулистые, измазанные в солярке, пропахшие порохом и металлом руки и стали подбрасывать выше танковых башен.

Котин побледнел и схватился за голову. Еще осенью 1941 года, когда враг подошел к стенам ленинградского Кировского завода, как-то поздно вечером вой сирены возвестил о воздушной опасности. Тысячекилограммовая бомба, сброшенная вражеским самолетом, к счастью, слегка отклонилась от цели. Лишь воздушная волна хлестнула по зданию танкового КБ, вырвала оконные рамы, обрушила перегородки. Котина контузило и ранило так, что только через несколько суток он пришел в сознание. И вот теперь головная боль нет-нет да и давала о себе знать.

Отдышавшись, Жозеф Яковлевич взволнованно произнес:

– Я верил, что настоящим танкистам понравится наша машина. Верил!

Майор Гуменюк обратился к командирам экипажей:

– Рассказывайте конструкторам, что и как.

Котин и Трашутин осматривали побывавшие в боях машины, особенно те, у которых имелись вмятины от снарядов, беседовали с ветеранами. Все они давали высокую оценку боевым качествам КВ.