— Ты так и не поняла, что единственное настоящее у меня было с тобой. Мне хотелось думать, что и ты меня не забыла. Я тогда у клиники психанул, а потом понял: неважно, что это был не мой младенец, в жизни всякое бывает, но ни с одной женщиной я не испытаю того полёта, как с тобой.

Кира хотела закричать: «Это был твой ребёнок! Ты был моим единственным мужчиной!», но вместо этого она произнесла:

— Ты так и не ответил на мой вопрос.

— А что тут отвечать? Лора хороший человек, я ценю её доброту, порядочность, но как женщина она давно меня не интересует. Она это знает, мы живём параллельно, у каждого своё частное пространство, но мы уважаем друг друга, у нас добросердечные, проверенные временем отношения. Я ответил на твой вопрос?

— Да, спасибо!

— Тогда ответь и мне. Ты меня действительно любила или я был просто богатый москвич, сын Федулова?

— Любила. Очень любила, — Кира чуть не добавила: «И сейчас люблю». Она понимала, что они теперь чужие люди, у каждого своя жизнь, просто случайно пересеклись, чтобы вновь расстаться навсегда, но что-то алогичное ей шептало, что можно подойти и поцеловать этот красивый рот, прижаться к этому телу. Кира пугалась этих мыслей, гнала их прочь, и при этом осознавала, что помнит родинку на груди Кирилла, помнит шрам на его плече…

На улице стемнело. Надо было попрощаться, чтобы вернутся к своим делам, но не получалось. Кира вспоминала, как составляла свой первый бизнес-план, обдумывала собственную стратегию развития цветочного магазина, Кирилл рассказывал, как на Алтае табунщики пасут лошадей, как планирует переехать в этот горный край и заняться коневодством.

А потом случилось то, чего так боялась и так желала Кира. Губы Кирилла сомкнулись с её губами, и оба почувствовали, что больше нет сил терпеть эту бесконечную разлуку. Кирилл жадно целовал шею, грудь, и Кира ощущала его неровное обжигающее дыхание. Мелкая дрожь одновременно пробежала по их телам, волна желания достигла максимальной высоты. Кира хотела, чтобы возлюбленный поскорее вошел в неё, и тут же ощутила его внутри себя.

Через полчаса Кира лежала на кожаном офисном диване и слушала, как бьётся её сердце. Впервые за много лет она ощущала себя счастливой. За эти годы на не раз бывала довольна результатами своей работы, торжествовала, радовалась, однако счастье почувствовала только рядом с Кириллом.

— Я скучал по тебе, но я знал, что мы встретимся, — Кир нежно целовал тонкие пальцы улыбающейся своим мыслям женщины. — А ты скучала по мне?

— Я запрещала себе это делать.

— Почему?

— Боялась сойти с ума от тоски.

— А почему ты не вышла замуж за столько лет?

Кира подумала: надо бы сказать, что ждала его, но не хотелось лжи, даже такой невинной

— Мужчину, который меня поддерживал всё это время, устраивал другой формат отношений, как и меня.

— И что это за мужчина, который поддерживал тебя? — Кирилл отстранился. — То-то, я смотрю, ты нормально так на цветах поднялась.

— Я должна была хранить тебе верность все эти годы?

— Ты и когда со мной была, не очень-то верность хранила. А этому, кто в тебя бабки вкладывает, ты тоже рога наставляешь? На этот раз с кем? С африканцем или, может быть, с латиносом? Тоже, наверное, страстные ребята.

Кира встала с дивана, начала, не торопясь, застегивать блузку. Говорят, что в одну и ту же воду нельзя дважды зайти, так нет же, полезла. Кирилл ещё что-то говорил о своих переживаниях, упрекал, но Кира его перебила:

— Немедленно вышел из моего кабинета.

— Правду слушать неприятно?

— Вон пошёл!

А когда дверь за Кириллом закрылась, опустилась на пол посреди кабинета и по-бабьи, в голос, причитая, разрыдалась.

Ульяна сошла на перрон и столкнулась нос к носу с Викой.

— Ты зачем приехала? — ища кого-то глазами, подруга, не здороваясь, бросила Ульяне. — Я же тебе сказала, чтобы в Москве сидела, если надо, я тебя бы вызвала.

— И тебе доброе утро! Во-первых, ты мне не говорила, чтобы я в Москве сидела, а во-вторых, у меня, кроме твоих, ещё свои дела имеются, — Уля оборвала Вику и, довольная собой, подумала, что именно так бы ответила Кира, окажись на Ульянином месте.

— Ладно тебе. Я просто не так сказала. Ты не обижайся, видишь, я вся на нервах. Ты того, поменьше болтай, и, главное, ты всем говори, что мы с Барановым у тебя в Москве в понедельник были.

— А зачем ты наврала про меня? Ведь Матвей сказал следователю, что его твой муж избил. Чего тень на плетень наводить?

— Уль, ты не представляешь, как я тогда испугалась. Думала, что Матвей не выживет, от страха и ляпнула первое, что в голову пришло. Теперь жалею. Но сейчас вроде бы там утрясается — отец Санькин с кем надо договорился. Если тебя спросят, то подтверди, что мы в понедельник с тобой по Москве гуляли, а поздно вечером в Конашов уехали.

Ульяне стало неприятно, что она, пусть и заочно, оказалась втянута в такую грязную историю; хотела сообщить Вике, что обманывать никого не собирается, как в эту минуту её подруга, кого-то увидев, бросила на ходу «Пока!» и устремилась к красивому высокому парню. Уля удивлённо наблюдала, как Вика недвусмысленно прижалась к незнакомцу и как они, обнявшись, пошли вдоль платформы. То, что жизнь ничему подругу не учит, Ульяна поняла ещё в колледже, но осуждения не было, только изумление — «безумие и отвага наш девиз», сама Уля так никогда бы не смогла: и стыдно, и боязно. На память пришло, как на главной площади города целовалась Вика с Матвеем, не опасаясь быть замеченной, не задумываясь о последствиях. Впрочем, последствий для неё и не было, это Ульяна рассталась с женихом, а может, оно было и к лучшему? С этими мыслями прямо с поезда Уля поехала в центральную больницу, где, по словам Вики, лежал Матвей.

Ульяна боялась, что её не пустят к тяжелобольному, но в справочной ей сразу назвали номер палаты, и она без сложностей прошла в хирургическое отделение. Матвей был уже несколько дней назад переведен из реанимации, нос заострился, под глазами круги. Когда Уля пришла, он спал. Рядом с его кроватью сидела круглолицая блондинка и держала спящего за руку.

— Доброе утро! — тихо поздоровалась Ульяна. — Я знакомая Матвея, хотела узнать о его самочувствии. Что врачи говорят?

Блондинка строго посмотрела на Улю, но отпустила руку Матвея, встала и глазами указала на дверь. Девушки вышли в коридор.

— Я Настя, невеста Матвея. А ты кто ему?

Уля чуть было не представилась «бывшая невеста», однако вовремя осеклась:

— Я же сказала, что знакомая. Меня Ульяна зовут. Матвей про меня не рассказывал?

— Не рассказывал.

Ульяна подумала, что зря помчалась в Конашов: такая решительная Настя о Матвее и без посторонней помощи позаботится, видно, что вцепилась в своего жениха бульдожьей хваткой. Вдруг Настя понизила голос и почти шёпотом спросила:

— Ты знаешь, кто его изувечил? — и не дожидаясь ответа продолжила: — Его Александр Баранов убить хотел, а теперь родственники этого Баранова пытаются дело закрыть. Мотя ещё в реанимации лежал, к нему никого не пускали, а они уже с деньгами примчались. А потом следователя подкупили. Теперь получается, что Мотя зачинщик, а этот урод оборонялся. А тут, вообще, какой-то новый пришёл и говорит, что Мотя обознался, а Баранова будто и в Конашове в тот день не было. Представляешь! Но я этого не допущу, я везде напишу, что преступника хотят оправдать. Если ты Барановых знаешь, то передай, что их семейке не удастся своего бугая защитить. Он условкой за нанесение тяжких телесных повреждений не отделается.

— Хорошо, передам, — машинально кивнула Ульяна. Её умилило по-детски ласковое «Мотя», сказанное про Матвея, она так своего бывшего жениха даже мысленно не называла.

— А я сразу догадалась, что тебя Барановы прислали. Думаете, что за Матвея постоять некому? Так вот, знай, мы с Мотей заявление в ЗАГС подали, я ему самый близкий человек и правду доказать смогу. Какие же вы, Барановы, все мерзкие! — с отвращением произнесла Настя.