— Ну, садись, поедем, — Кира приветливо распахнула дверцу автомобиля.

Девушка молча смотрела в окно, не досаждая разговорами, а расспросы начала Кира. Заговорила не потому, что ей была интересна попутчица, просто надо было переключиться с размышлений о встрече со Златой, о том, что надо будет ещё встретиться с Еленой и с ней уже вести разговор, и перестать думать о том, что до сих пор страшно увидеть Кирилла, испытать боль, узнав, что он про Киру забыл.

— Значит, тебе надо сейчас искать недорогое жильё и работу в школе, желательно поблизости. В Конашове кто из близких остался?

— Тётя, мамина сестра.

— То есть, как я поняла, тебя не огни большого города манят, а лишь из-за того, что твой парень спит с другими, ты решила не возвращаться.

— Я боюсь с ним опять начну отношения. А он опять предаст.

— Разумная ты какая! — усмехнулась Кира.

Она разумной не была, всё время ждала Кирилла, в каждую минуту казалось, что это его шаги на лестнице, это звук колёс его машины под окнами. Широкоплечая фигура Кира мерещилась на улице в толпе прохожих. И пусть бы опять предал, лишь бы вернулся. Сейчас, после сеансов психолога, после отношений с другими мужчинами, поняла, что тосковала не по нему, а то тем эмоциям, что давал ей Кирилл, по тому градусу отношений. Но даже понимая это, сегодня особенно тщательно собиралась к Федулову: вдруг встретится в доме его сын.

— Пока место ищешь, можешь у меня остановиться. Приючу на пару дней.

Слова эти вырвались у Киры сами собой. Сказала и удивилась: зачем ей в доме эта рыжая? Как говорит Георгий, «мы в ответе за тех, кого вовремя не послали». Но девчонка ей чем-то неуловимым нравилась. «Пусть поживёт денёк-другой, с матерью про Конашов поговорит», — успокоила себя Кира. Людмила Михайловна переехала к дочери, но в родной город ездила регулярно, Кире поехать с собой не предлагала, зная, что получит отказ, но порассуждать о конашовских событиях любила.

В машине зазвучал «Вальс цветов» Чайковского — звонок с работы. Кира включила телефон, преобразилась, в голосе зазвучали ледяные нотки:

— Почему я должна тебе повторять: мы не берём эустомы! Даже по такой цене. Ира, мы торгуем всем, вплоть до кактусов, а эустомами не торгуем. Да, такая вот концепция!

Кира раздраженно бросила телефон в сумку и остановила ауди перед подъездом новой многоэтажки:

— Ульяна, выходи. Приехали.

Ульяна не понимала, кто эта дама в белом плаще, просто представившаяся ей Кирой. Зашла за незнакомкой в стеклянный подъезд, прошла мимо консьержки к серебристым дверям лифта — всё такое шикарное, как и дама, которая здесь живёт. И квартира у дамы была такая же белоснежно-элегантная, как и хозяйка. В огромном зеркале светлой прихожей Ульяна увидела себя — рыжие взлохмаченные волосы, круги под глазами — как не соответствовало её отражение интерьеру квартиры!

— Мам, я тебе землячку привела. У Федулова встретились. Поживет у нас, пока с жильем не определится.

Востроносая старуха критически, как показалось Ульяне, рассмотрела гостью:

— Ну, обувай тапки, проходи на кухню, — и сразу повернулась к дочери: — Это чего тебя к Федулову понесло? Кирилка твой объявился?

— Мам, прекращай! Заказ пришёл, — дом Федулова к юбилею хозяина живыми цветами оформить.

— Ну и как он, Федулов, узнал тебя?

— Никто никого не узнал. Девочку покорми. Она с поезда, сегодня только приехала.

Людмила Михайловна, что-то пробурчав, повернулась к Ульяне:

— Чего в дверях встала? Сказано было: на кухню проходи.

— А где у вас кухня? — Ульяна растерялась в сложной планировке квартиры.

— Прямо и налево, только сперва сюда, в ванную, зайди, руки помой. В поезде сейчас что хочешь можно подцепить.

На кухне, поставив перед Ульяной на стеклянный круглый стол тарелку с борщом, Людмила Михайловна села напротив девушки и начала расспросы:

— Ты Зотова?

— Нет, Костюченко.

— Но родня-то Зотовы?

— Мам, ну, что ты пристала? — на кухню зашла Кира. — Дай человеку поесть.

— Я понять хочу, кем она Зотовым приходится.

— Я Зотовых не знаю, — произнесла Ульяна и подумала: «Я никаких своих родственников, как оказалось, не знаю».

— Мам, в Конашове с населением в двести тысяч человек совсем не обязательно всем быть родственниками.

— Да причём здесь двести тысяч? Я как её увидела, — Людмила Михайловна кивнула на Ульяну, — так сразу папашу твоего вспомнила. Да ты сама посмотри: волосы зотовские, ни с кем не спутаешь, а рот… Зотовская порода. Отец твой известный кобель был, сколько по Конашову тебе братиков, сестричек наделал, одному богу известно. Уже помирал, а медсестру ущипнуть пытался.

— Мама, прекращай. Человека уже нет, а ты всё счёты с ним сводишь, — перебила Кира Людмилу Михайловну.

— Что прекращай? Мне Верка рассказывала, она у него в больнице была, как его инсульт прихватил. Руку трясутся, а всё туда же.

— Слушать не хочу, — Кира ушла с кухни, из коридора крикнула: — Я в офис поехала.

— Поела бы и ехала, — так же громко отозвалась Людмила Михайловна. — Или Федулов накормил?

— Я с тобой ела три часа назад, — донеслось из глубины квартиры.

— Так есть, как ты ешь, скоро ноги таскать не сможешь, — выкрикнула мать.

Ульяна ничего толком не поняла из этого разговора, ясно было только, что бережно относиться друг к другу в этой семье не принято.

— У меня сумка в камере хранения осталась. Как мне от Вас до вокзала доехать? — Ульяна тоже стала собираться.

— Никуда твоя сумка не денется, — Людмила Михайловна была явно раздражена разговором с дочерью. — Ступай, помойся, я тебе полотенце и халат дам, а потом ложись, я в гостиной постелю. Выспись, а то сидишь, носом клюешь. Поспишь и тогда на вокзал поедешь.

Приняв душ и закутавшись в белоснежный мягкий халат (бывают же такие чудесные халаты!), Ульяна легла на застеленный для неё диван, накрылась мягким пледом и моментально провалилась в глубокий сон. Сновидения были прекрасны — Ульяна видела себя поднимающейся под руку с Матвеем по парадной лестнице великолепного особняка, в котором она сегодня была. Но это дом не Федулова, а почему-то её. Они с Матвеем останавливаются на блестящем мраморном полу и любуются картинами, украшающими стены. Матвей целует волосы Ульяны, её шею, но тут распахиваются двери и пространство заполняется людьми: это и роскошная Злата с идеальной фигурой, которая сегодня встретила девушку, и её мать, и ещё какие-то люди. Они окружают Ульяну с Матвеем, сжимаются кольцом, а блондинка вдруг громко произносит: «Она всем врала — она не родная дочь, она удочерённая! У неё плохая наследственность, как у всех детдомовских. Она была не нужна даже родной матери!». Матвей оттолкнул Ульяну и, как случается во сне, куда-то неожиданно исчез, а все стоящие вокруг начали громко возмущаться: «Врунья!», «Лгунья!», «Обманщица!», «От неё можно ждать Бог знает чего!», «Она дочь алкашки или наркоманки, и сама будет алкашкой или наркоманкой!», «От нормального ребёнка родители не откажутся!». Ульяна в ужасе пытается убежать и просыпается: в комнате уже темно, наверное, она проспала несколько часов.

В комнату зашла Людмила Михайловна, скомандовала:

— Поднимайся, хватит спать. Что ночью будешь делать?

— Я не сплю, — подала из-под пледа голос Уля.

— Тогда иди ужинать.

На кухне сидела Кира, она была без макияжа, в домашнем спортивном костюме, но без туфель на высоких каблуках и нарядной одежды она выглядела не менее элегантно, чем днём.

Ульяна смущенно запахнула халат и, пожелав приятного аппетита, села за уже накрытый стол.

— Ты говорила, что педагогический окончила? — Кира вопросительно посмотрела на Ульяну и, не дожидаясь ответа, продолжила: — в школе раньше первого сентября учиться не начнут, можешь у меня летом поработать. Секретарь моя в декретный уходит, посидишь на телефоне, пока я замену подберу.

— Конечно. Я ещё на компьютере быстро печатаю. И пишу грамотно. У меня врождённая грамотность, — радостно затараторила Ульяна.