Вот только… что бы ни происходило в моем медийном пространстве, Макс неизменно хранил гробовое молчание. Порой мне казалось, он давно уехал, забил на нас. Может, даже не в курсе происходящего. Но от тети я знала: Макс по-прежнему в городе, и, конечно, слухи о нас с Русланом до него уже дошли. Вывод напрашивался сам собой: ему все равно. Значит, он для себя все решил.
До отъезда к родителям оставался почти месяц, но я в расстроенных чувствах начала потихоньку собираться. Увидев следы сборов, тетя запретила мне разорять комнату, пообещав, что оставит все, как есть, чтобы я в любой момент могла в нее вернуться. Это был очень трогательный и длинный разговор, в конце которого мы с ней не смогли сдержать слез и расплакались в объятиях друг друга. Судя по всему, совсем скоро мне предстоит потерять еще одного человека, который успел стать родным.
В то воскресенье я планировала выйти на прогулку. Особых предпочтений не было: может, позвоню Маринке, а может, Рус свободен и куда-нибудь нас отвезет. В последнее время начала замечать, они не прочь провести время в компании друг друга. Кажется, только наша затянувшаяся постановка и мешала их отношениям прямо сейчас начать развиваться. Об этом я тоже собиралась с ним на днях поговорить. Пора заканчивать эту игру. Бронежилет, в который мы близоруко целились, определенно, пули подобного калибра не пропускает.
Почти собравшись, закалывала волосы. Зажала последнюю шпильку во рту, когда на телефон вдруг тяжело упала смска. Подошла. И глазам не поверила. Смс от Макса:
«Ты не могла бы спуститься? Хочу поговорить. Я здесь. Я жду внизу».
Долго разглядывала сообщение. Потом долго сидела на балконе, глядя в одну точку на горизонте. Я давно ее для себя избрала, знала каждую веточку. Макушка стоявшей особняком сосны. Накатила усталость. Боль. Злость. Мне не хотелось идти. Мне уже ничего не хотелось. Зачем я все это затеяла? Он трус. Он сбежал. Оставил меня. Значит, поговорить хочет. Теперь, когда понял, что я уже не одна, решил вернуться. Зачем? Заявить о своих правах на меня? Благословить? Испортить мне настроение? В очередной раз сообщить, что ему на меня плевать?
Но ведь если я не пойду, не узнаю…
Услышав мои шаги, Макс сразу же поднялся с дивана, оборачиваясь к лестнице. С трудом его узнала. Совсем отвыкла. А еще, Макс, наконец, постригся, причем очень коротко, почти по-армейски… он выглядел теперь по-другому. В пиджаке… скорее солидный молодой мужчина, нежели прожигающий жизнь повеса. И снова надо привыкать. А может быть, мне уже не придется. Новая прическа невероятно ему шла. И почему он раньше не придерживался такого лаконичного стиля? А впрочем… это же Макс. Ему все пойдет.
Он тоже смотрел на меня во все глаза. Но ведь я была все та же. Сдержанно улыбнулся одними губами. Похоже, тоже не знал, как теперь вести себя со мной. Недосказанность висела в воздухе. Неловкость вернулась. А может, и не уходила никуда.
— Думал, ты уже не появишься.
Звук его голоса лег минорным аккордом на душу, безжалостно вороша воспоминания.
— А у меня нет привычки прятаться, — пусть не рассчитывает на снисхождение, — что ты хотел, Макс? Знаешь, у меня мало времени.
— Вижу. Много времени я не отниму, — он внимательно оглядел мой выходной наряд, но никак не прокомментировал, и это тоже было ново, — я… Ника, даже не знаю, как начать… с чего… — почесал бровь. А жесты остались прежними, и я захлебнулась теперь мажорными воспоминаниями, — все это для меня немного… сложно и…
В гостиную вошла девушка из клининговой службы. Они только что спустились со второго этажа — шли за мною по пятам. Вежливо поздоровавшись, принялась обмахивать пыль с мебели. Все как обычно. Макс хмуро следил за ее отточенными движениями. Я следила за ним, не отрывая глаз. Все еще не могла насмотреться. Может, этот раз — последний?..
— Говори уже, что хотел, — напомнила нервно, отвесив себе мысленную пощечину, — и я пойду.
Он огляделся, словно искал что-то в родительском доме. Оказалось, тихий угол.
— Пойдем в кабинет? То, что я собираюсь сказать… Не хочу, чтобы нам мешали.
Я равнодушно пожала плечами. В кабинет, так в кабинет. Порывисто распахнул двери, пропуская меня вперед, а когда протиснулась, вошел следом, сразу же закрывая. Посторонние звуки отсеклись. Только он и я. Интересно, в кабинете всегда царит такая оглушительная тишина? Профессиональная. Не замечала.
Привалился спиной к двери, наблюдая, как я перемещаюсь по комнате. Тронула корешки книг, провела пальцами, оглядев остальные высокие стеллажи. У дяди внушительная библиотека, и почему я здесь редко бываю?
— Ника, — отвлек меня от созерцания. — Ника, что бы ты обо мне не думала… мне не все равно, что происходит в твоей жизни…
— Неужели? — я подняла брови, — и ты пришел сказать мне об этом?
Он пришел сказать не об этом, я это видела, но опередила его, первой начав высказывать то, что действительно думаю: хотелось закончить уже этот театр абсурда. Следующий мой разговор начистоту сегодня будет с Русом.
— Боишься, что Руслан сделает мне больно? Пришел предупредить? Это же твой друг, Макс, разве ты не хочешь, чтобы он был счастлив? Чтобы была счастлива я? Если собираешься отговаривать… не старайся, я уже все для себя решила…
— Нет, я не стану тебя отговаривать. Я тоже уже все решил. Счастлива ты с ним не будешь, — я только открыла рот, чтобы начать перечить, но он сказал, — подожди. Я просто скажу, что думаю, и уйду.
Я остановилась возле стола. Оперлась рукой, разворачиваясь к нему. Сердце колотилось. Было напряженно. Чуточку тревожно. Самую чуточку.
— Говори, Макс. И уходи.
Он так и продолжал стоять возле дверей, не делая попыток приблизиться. А мне так хотелось почувствовать его рядом. Хотя бы в последний раз. А он просто стоял. Но смотрел так, будто сдаваться пришел. А потом — как обухом по голове, без всяких предисловий:
— Ника, я влюбился в тебя, — я судорожно сглотнула. — Нет, не так… Я люблю тебя… — беспомощно захлопала ресницами. — Люблю настолько, что мне сносит крышу, стоит подумать, что кто-то… что с кем-то… Я влюбился в тебя давно, но только недавно это понял. А признаться смог — только сейчас.
В голове происходила какая-то перезагрузка… или перегрузка, я толком не поняла. Кажется, Макс не шутил. Но как же… вот так, просто… а ведь смелости ему не занимать.
— Это… Макс…
— Помолчи. Я еще не закончил… Я не могу тебя потерять… вот так глупо. И не могу тебя отпустить. Я знаю, что затянул… вижу, все это неправильно, и выглядит, как попытка в последний момент запрыгнуть на подножку отъезжающего с платформы поезда, и я не знаю, успел ли, но… Ника, я тебя прошу: останови этот поезд.
Потрясение было настолько сильным, что пришлось ухватиться обеими руками за стол, чтобы устоять. Лед рушился, но, кажется, это неожиданно вызвало к жизни землетрясение.
— Макс, я…
— Да не перебивай, блин!
Он выглядел очень взволнованным. Очень. Еще — бледным. Как бы в обморок не грохнулся. И я тоже вдруг ощутила приступ безотчетной тревоги, меня потянуло к нему. Довольно уже этой болтовни…
А Макс вдруг достал из внутреннего кармана пиджака небольшую квадратную коробочку.
Сердце подпрыгнуло и застряло где-то в горле, я давилась им, но проглотить не могла. Раздался пронзительный гудок. Скрежет тормозов. Кажется, кто-то только что дернул стоп-кран, чтобы остановить этот проклятый поезд. Неужели это происходит со мной?
— Ника, я понимаю, сейчас это невозможно, — он сжимал коробочку очень крепко, будто от этого зависела его жизнь, — совсем скоро я уеду отсюда, скорее всего, надолго… а ты… ты вернешься к родителям, во Флориду… и, конечно, ты еще слишком молода, чтобы… и я даже не спросил… и все это не вовремя…
— Макс, — нахмурилась я. Нужно было срочно вытаскивать его из этих джунглей, — ты предложение-то делать собираешься?
— Ах, да, — спохватился он, подходя ближе. Глубоко вздохнул, будто перед прыжком в пропасть, провел рукой по коротким волосам, видимо, по привычке, и… изящно опустился передо мной на одно колено. Прикрыв рот ладошкой, я с немым изумлением смотрела на него. Смотрела и все равно не могла поверить. — Вероника… — торжественно начал, видать, и впрямь готовился.