Я вспомнила вечер пошагово, вспомнила самое его завершение, теплые тесные объятия, как хорошо нам было рядом друг с другом, подняла глаза и уверенно заявила:
— Ничего не было, Макс. Ты ничего не сделал, — он с облегчением выдохнул, — вот только…
— Что?.. Что только?!
— Ты меня только… целовал.
— Это я уже понял… узнаю свой почерк. Видимо, я вчера слегка… увлекся, — он закрыл лицо руками, кажется, боялся даже взглянуть в мою сторону, принялся повторять сквозь зубы, раскачиваясь, — твою мать… да твою же мать… Какого черта… ну, какого черта… сууука…
Сорвался с места, закрепив смятую ткань на бедрах, заходил по комнате, резким движением раздвинув шторы, рванул на себя поддавшийся створ окна. Жадно дышал полной грудью. Первый же порыв свежего ветра безжалостно уничтожил остатки вчерашнего волшебства, магию, что оставалась в этой комнате. Сквозняк заставил съежиться на кровати еще больше.
Отходя от окна, нервно бросил в мою сторону:
— Отвернись.
Надо же, какой стыдливый. Когда я повернулась, он уже натянул домашние штаны и свежую футболку, забыв задвинуть ящик. Прихватив со стола бутылку минеральной воды, снова высунулся в окно. Откупорил, нагнувшись, вылил ее себе на голову, отфыркивался, едва не захлебнулся, а когда вернулся, взгляд его приобрел былую уверенность, силу, и даже злость.
— Ладно, со мной вчерашним все понятно, но ты… ты-то зачем приперлась в мою комнату, Ника? Зачем пришла сюда, если видела, что я в коматозе? Да я вообще ничего не соображал! Я же без тормозов, когда синий, и ты это знаешь…
— Ну… кое-что соображал. И говорил ты довольно связно…
— Что я говорил? Что там еще нахрен я тебе говорил?? — он, не переставая, ходил по комнате, пока у меня не разболелась голова. Насупившись, наблюдала за его страданиями из самого центра развороченной постели.
— Ты говорил… разное… Мне показалось, ты говорил… искренне… — смущенно потупила глаза.
Он подошел, а потом присел передо мной на колени. С влажных волос на плечи, впитываясь в футболку, капала вода, а он не замечал.
— Ника… ты совсем дура? Ты что, не понимаешь… Ты не понимаешь, зачем я все это говорил? Да в том состоянии, в каком был вчера, я способен думать только об одном. Только об одном, ясно? Я уболтаю любую девчонку, разведу на секс, лишь бы… Не тебя, так другую, не другую, так третью… неважно, кого. Я хотел не тебя, я хотел бабу. Любую бабу. Была бы симпатичной мордашка да ноги раздвигались… — я покраснела, как помидор, — вспомни, я вчера хоть раз назвал тебя по имени? Уверен, что нет… Это просто похоть. Животная похоть. Инстинкт. Никаких чувств, эмоций, только удовлетворение потребностей. Я мужчина, Ника, у меня есть потребности… Что ты там себе навоображала? Выбрось все это из своей глупой головы… И вообще… какого черта ты оказалась рядом, можешь ответить? Чего молчишь?.. Да я с тобой скоро с ума сойду…
Я сидела, обиженно сжав губы и кулаки. Не так я представляла себе это утро. Совсем не так. А значит, представление пора заканчивать. Стоило ему отвернуться, спрыгнула с кровати, гордо оправила мятый подол сорочки.
— Можешь не сходить. Я сейчас же уйду. Открой мне дверь.
Он тоже поднялся.
— Ручка на месте, петли тоже. У тебя мозги вытекли? За ночь забыла, как открываются двери?
— Ты же запер ее вчера, придурок!
Теперь его челюсть отвисла по-настоящему. Макс заметно растерялся.
— Что, блин? Что я сделал??.. И на хрена я это сделал?.. А ключ куда дел?
— В переднем кармане своих джинсов поищи, — фыркнула я.
— Рехнуться можно. Нет, это уже ни в какие ворота… — копошась в карманах, приговаривал он, — это просто цирк с конями. Нет, скорее самый что ни на есть настоящий дурдом, — выудив, наконец, ключ, отомкнул двери, продолжая обвинять меня, — если знала, где ключ, почему раньше не ушла? Я что его, как цербер, всю ночь караулил?
— Ничего ты не караулил. Сначала не хотел отдавать, а потом… я не видела, когда ты разделся. Просто я… заснула.
— Ты просто заснула… со мной… — изумленно повторил, — охренеть… нет, это просто какой-то вынос мозга. Я отказываюсь что-либо понимать. Все. Уходи, а то у меня сейчас голова точно лопнет. Но… надеюсь, ты все уяснила, и мне не придется повторять? Не вертись больше у меня под ногами, когда я в дымину бухой… если и дальше собираешься дрожать над своей девственностью…
— Что-о?? — я резко, оскорбленно развернулась, — но откуда ты…
Он поморщился.
— Ох, перестань. По-твоему, я слепой? Я не идиот, прекрасно понимаю, что к чему. Думаешь, так незаметно? У меня на это глаз наметан, подруга…
От пренебрежения в его голосе меня мгновенно затопил гнев. Я подскочила к нему, толкнула пару раз в грудь, но он, конечно, не сдвинулся с места.
— Все это не твое собачье дело, так и заруби на своем любопытном носу!
— Вот именно, Ника. Именно! Пусть все так и останется. Ты продолжаешь и дальше нянчится со своей бесценной девственностью, пока не встретишь того, единственного, который и сорвет твой распустившийся бутон… а я… Сваливай уже, мне надо в душ.
Дрожа от возмущения, я прошла мимо, но у самых дверей он меня снова настиг, перехватив запястье. Окатив его с ног до головы ледяным презрением, я решительно освободилась.
— Лапы свои убери!
— Да подожди ты. Я только хочу узнать… вчера… ты сама сюда пришла или я тебя… заставил… черт… может, я применил силу? Было такое? Ника, скажи, — опустил глаза, — мне важно знать… насколько я подонок.
Нервные окончания оголились. В затылке отрабатывала сольный концерт какая-то несостоявшаяся рок-группа. Мой мир катился в тартарары, а он в упор не видел. Это стало последней каплей.
— Ты не подонок, Макс. Нет, ты не подонок! Ты просто круглый конченый дурак!!
Вышла, притворив за собой дверь, пошла по коридору, давясь сухими рыданиями. Меня догнал его звериный рык, глухой удар кулаком в стену, потом еще один. Я слышала, как он метался по комнате, вслепую натыкаясь на вещи, расшвыривая все, что попадалось на пути. Сердце в моей груди металось так же, вот только мне было гораздо больнее. Гораздо больнее, чем этому деревянному бесчувственному чурбану.
***
И надо же было подгадать, именно ту субботу мы с тетей планировали провести в салоне красоты. Планировали давно, и я не знала, какой предлог теперь выдумать, чтобы отказаться, потому что к обеду стараниями Макса выглядела, мягко говоря, не очень. Конечно, используя подручные средства, пыталась замаскировать отметины, пыталась усердно, даже накрасила губы поярче, растушевала тон. Скептически оглядела себя. Но если с губами вышло неплохо, то шея оставляла желать лучшего. Чертов Макс. Шарфом заматывать не стала — это глупо, все равно в помещении придется снять. Оставалось надеяться, тетя ничего не заметит.
Он вызвался нас отвезти. Сам. Похвасталась тетя, идя от него, заглянув на минутку, чтобы напомнить о времени выхода в свет. Не знаю, зачем это нужно было Максу, с утра я его еще не видела. Не хотела видеть. Собиралась игнорировать еще долго. На сердце выжигали татуировки злость и бессилие. Вот бы он больше вообще никогда не появлялся передо мной.
Надежды не оправдались, мы увиделись довольно скоро, и я скрипнула зубами, потому что Макс уже сидел в машине. Развалился, смотрел, не отрываясь — лишь чудом не оступилась. А стоило спуститься по лестнице и выйти под безжалостные прямые лучи солнца, как тетя ахнула, приглядываясь.
— Ника, что случилось? Что это за вид у тебя? А я вчера даже не заметила… но как же…
Я знаю, что именно она так расстроенно разглядывала. След от засоса на шее. Самый несдержанный. Невольно глянула на Макса: в этот момент он как раз надел темные непроницаемые очки, потом принялся беспечно поправлять зеркало заднего вида. С него как с гуся вода, а мне теперь за двоих отдуваться. Кажется, на этот раз мы поменялись местами. Но безропотно сносить все это не хотелось.
— Это не то, о чем вы подумали…
