— Он прекрасен! — восторженно прошептал Адвиль, не снимая завороженного и в то же время алчного взгляда. Как же он желал обладать сам этой вещью, а не отдавать её глупому щенку! Но его время было на исходе, а каэрский трон не принимал стариков. Рениса так явственно услышала его мысли, будто канцлер озвучил их. А потом вдруг всё исчезло. Свет померк, и грот погрузился в темноту, в которой эхом отозвался зловещий смех демоницы.

— Так не упусти же его! — пожелала она, растворяясь в темноте.

Адвиль ещё долго простоял без движения, заставив Ренису заволноваться. Она не была уверена, что сможет отыскать дорогу обратно без канцлера. Но вскоре тот пришёл в себя и пошарил в карманах, доставая кресало. И вот уже вновь огонь появился в гроте. Заскрипела калитка, и заскрежетал замок. После же была долгая и нудная дорога. Рениса старалась запомнить этот путь, но все коридоры походили друг на друга, как близнецы, а вездесущий настойчивый запах плесени лишь путал, не давал чёткого ориентира.

Они выбрались в комнату канцлера уже далеко за полночь. И, несмотря на невероятное возбуждение и множество мыслей, Рениса уснула сразу же, едва оказалась в своей комнате.

На следующий день Адвиль вёл себя особенно нервно. Его раздражало всё вокруг, он без конца срывался на всех, кто попадался на пути. В обед канцлер чуть не набросился на прогуливающегося по главной галерее принца Юджина, и лишь бдительный слуга вовремя успел заткнуть ему рот. За что беднягу не только выпороли, но и посадили в темницу. Однако в глазах Ренисы тот человек заслужил звание настоящего героя. Ему удалось предотвратить кровавую резню с бэрлокскими собаками! А такое стоило бы вознаградить, но, увы, лорд Адвиль предпочитал жестоко наказывать всякое добро, творившееся во дворце.

Когда же к вечеру канцлеру донесли срочную весть, что Элоф найден и направляется в надёжное укрытие, его лицо просветлело. Впрочем, на его поведении это мало сказалось, и весь следующий день прислуга вновь изнывала от бесчисленных придирок. Порой, наблюдая за очередными издевательствами, Рениса испытывала почти непреодолимое желание задушить мерзкого старика. Иногда она приглядывалась к его рукам и шее, прикидывая, сможет ли с одного удара впиться в дряхлую морщинистую кожу. Её яд вполне мог убить коварного канцлера или хотя бы приковать его к постели на долгие недели. Но каждый раз, когда подобные мысли заполняли её голову, рядом с Адвилем появлялся кто-то, и Ренисе, опасавшейся нападать при свидетелях, приходилось отступать. Она уже всерьез размышляла не устроить ли суд над канцлером ночью, но, направляясь в покои лорда, оказалась внезапно поймана.

— А я всё думаю, куда же вы пропали, сэйлини Рениса, — произнёс Филипп Данье, крепко сжимая её шею. — А вы оказывается успели совсем одичать и уже поддаётесь змеиным инстинктам!

Ей хотелось зашипеть, но она сдержалась. В чём-то полукровка был прав. С той самой ночи Рениса не меняла обличья, предпочитая оставаться в змеиной ипостаси. Так она чувствовала себя в большей безопасности. Данье же ей просто стыдно было показываться на глаза. Та неловкость, которую она испытала, оказавшись ночью в одной комнате, заставляла его избегать.

— А я всё лишь хотел узнать, как ваши успехи, — мягко пожурил Филипп, чуть ослабив хватку. Рениса тут же попыталась вырваться, но Данье просто перехватил её другой рукой, вновь сжимая шею. Больше он ей не доверял, и вот так донёс до своей комнаты.

— Поужинаете со мной? — любезно спросил Филипп, отпуская, наконец, Ренису.

Ей отчаянно хотелось сбежать, но это было слишком невежливо, вдобавок в комнате витал дурманящий аромат жареного мяса. Неохотно вернув себе человеческий облик, Рениса с интересом покосилась на стол. На серебряном подносе высилась целая гора румяных птичьих ножек с хрустящей кожицей. Один только вид уже способен был заставить рот наполниться слюной.

— Угощайтесь, — предложил Данье. Он уже отодвинул стул, приглашая Ренису занять место.

— Откуда это? — опасливо спросила она, глотая слюну и едва сдерживаясь, чтобы не накинуться на блюдо. — Вы сходили на охоту?

— Что вы! Я всего лишь наведался к местным птичникам.

— Вы сделали это ради меня? Почему?

— Хотел загладить вину, — понизив голос, ответил Данье. — Всё-таки той ночью я повёл себя не совсем правильно. Мне до сих пор стыдно, что я вас схватил. И потом… мне следовало всё-таки разбудить вас в день похорон.

Он и самом деле выглядел виноватым. Даже опустил голову и впервые не смотрел прямо. Признаться, такое его поведение смущало ещё больше. Теперь уже сама Рениса чувствовала себя виноватой. Избегая Данье, она, наверняка, заставила его волноваться, ведь вполне возможно, что Аулус приказал ему присматривать за ней. Но стоило ей только вспомнить о демоне, как приглушённый страх вернулся, завладев всем телом. Прошло уже два дня, и пока ничего не изменилось.

— Если вы и в самом деле хотите загладить свою вину, вам лучше придумать, как мне попасть домой, — насупившись, заявила Рениса.

— Обещаю уладить этот вопрос, как можно скорее, — пообещал Данье, и только после этих слов Рениса присела за стол.

Птица была великолепна. Пряный вкус с травяными нотками вызывал практически блаженство и развязывал язык лучше доброго вина. Рениса и сама не поняла, когда выболтала почти всё, что удалось узнать об Адвиле. Казалось, она просто отвечала на любезные и ничего не значащие поначалу вопросы, а потом, расслабившись, уже не смогла остановиться. Рениса искренне ругала коварного канцлера, уличая того в подлости, причём в какой-то момент между ней и Данье будто рухнули незримые барьеры, и она свободно начала говорить абсолютно всё, что приходило на ум. Словно беседовала не с подозрительным помощником демона, а со старым другом.

— Как, говоришь, выглядела та демоница? — переспросил Филипп, и в его голосе почудились нотки напряжения.

— Очень красивая! — обсасывая тонкую косточку, выдала Рениса. — Идеальная фигура, а уж лицо — ох! Я даже слова такого не знаю, как описать! Недостижимое совершенство!

— Скажи, — глухо продолжал допытываться Филипп. — А твоё «недостижимое совершенство» не пыталось соблазнить старика-канцлера?

— Ну-у, — протянула Рениса, вспоминая походку и платье демоницы. — Мне кажется, это просто в её природе. О Полоз, мне бы хоть толику её красоты!

— Не думаю, что от неё тебе что-то на самом деле нужно, — критично бросил Данье, а после и вовсе добавил: — Ты и так красивая.

— Что? — Рениса застыла с поднесённой ножкой ко рту. Ей послышалось? Полукровка только что назвал её… красивой⁈

— Я сказал, что тебе не нужна демоническая красота, — повторил Данье. — И пусть твои черты не столь идеальны, это вовсе не значит, что они не привлекают внимания.

Рениса резко отложила ножку: аппетит внезапно пропал. А вместе с ним исчезла и непринуждённая атмосфера.

— Пожалуйста, — неловко поднимаясь из-за стола, начала Рениса. — Больше не говорите мне подобного. Я прекрасно знаю, как выгляжу, и неискренние комплименты мне неприятны!

— Почему неискренние? — в свою очередь удивился Данье.

Ошеломлённо глядя на полукровку, ей хотелось крикнуть: «Да посмотри же на меня!» Но он на самом деле смотрел, и на его лице отражалось только лёгкое недоумение.

«Да не может быть, чтобы кто-то, особенно с такой невероятной внешностью, считал меня красивой!» — Рениса даже разозлилась. Всё это походило на дурную шутку или розыгрыш, и, словно в подтверждении тому, в памяти всплыл обрывок сна и холодный голос, требующий от Филиппа соблазнить какую-то женщину.

«Ей же не могу быть я⁈» — подумала было она, но, вновь взглянув на слегка встревоженного затянувшейся паузой Данье, ей стало по-настоящему страшно. И не только от того, что нелепое предположение могло оказаться правдой, куда больше её испугали собственные чувства. Она совсем не была уверена, что смогла бы устоять перед чарами красивого полукровки.

— Мне надо уходить, — не найдя ничего лучшего, Рениса попросту решила снова сбежать. — Лорд-канцлер сегодня собирался вернуться в грот. Думаю, мне стоит снова проследить за ним!