— Разве была ей выгода в том, чтобы приютить невестку?

Бобо вскинулся:

— О. Я вам открою глаза, господин Мурин. Елена. Карловна. Да Юхново не тронули. — Бобо сделал гримаску: — Два плюс два. Поняли?

— Нет.

— А у Бонапарта — вестфальский и баварский полки. Да Юхново не тронули. Теперь улавливаете связь? Два плюс два.

— Не уверен.

— Немка она. Невестка эта. Или вообще француженка. Карл тот же Шарль. Улавливаете? — Он приставил ладонь ко рту и прошелестел: — Шпионка.

Он торжествующе откинулся на спинку стула. Мурин не ахнул. Коловратов был слегка разочарован.

— Думаете, нет? Зря.

— Человека нельзя судить только по тому, кем он родился.

Коловратов заморгал, соображая услышанное. Раздался звонкий крик Маши:

— Бобо! Поднимись ко мне! Посмотри. Что ты об этом думаешь?

Он как бы не сразу достиг слуха супруга.

Коловратов задумчиво смотрел Мурину в глаза:

— Может, и нельзя. В конце концов, ведь и правда — не в нашей воле выбирать, где нам уродиться. Это-то так… Но вы «»просто этого не видали, Мурин. Если б видали, как подобрела старая Юхнова к этой Елене, то вы бы тоже нашли это крайне… крайне… крайне…

Умственный механизм Бобо заело.

— Странным? — подсказал Мурин.

— Не знаю… — задумался Коловратов. — Скорее уж… Как бы сказать…

Из мыслительной трясины его вырвал призыв:

— Бобо!

— Иду, ма шер! — засуетился Бобо, придерживая полы халата. — Надо бежать. — И извиняющимся тоном объяснил: — Маша любит знать мое мнение.

— Да и мне пора, — Мурин тоже поднялся. У него слегка гудела голова от беседы с хозяином.

Коловратов хлопнул себя по лбу.

— Уф. Извините. Наговорил я вам тут с три короба. Чепуху всякую. Сам не знаю… Я ведь не семи пядей, — откровенно признался Бобо. — А тут еще напасти все эти. Бонапарт напал, Коловратово сгорело. Не привыкну никак. Что я Лизаньке и Николаше, деткам своим, по себе оставлю? Тревожусь. Обидно мне. Вот и лезут на ум всякие злые мысли. От зависти, наверное.

Коловратов вдруг показался Мурину симпатичным малым. Глупым — но симпатичным.

— Отстроитесь еще, — попробовал утешить он бедного помещика. — Пока еще Николаша подрастет.

Коловратов посмотрел на него с приязнью, хлопотливо махнул рукой:

— Ой, они страх как быстро растут. Дети.

— Ничего. Не сквозь землю же Коловратово провалилось.

— Этого нет, — согласился Коловратов, несколько повеселев.

Он проводил Мурина в прихожую. Подал, раскрыв, тулуп.

— Извините, господин Мурин. Чуть не забыл главное-то. Моя Маша больно интересуется… Только вы, Мурин, не обижайтесь. Дамы. Бог весть что они считают важным…

Мурин не знал, что и думать.

— Почту за счастье утолить любопытство вашей супруги. Если смогу.

— Вы больше насчет блондинок? Или брюнеток?

— Что? — Мурин остановился с руками, отведенными назад.

Но Бобо был безмятежен:

— Может, шатенок?

Мурин выдохнул.

— Признаться, я затрудняюсь с ответом.

— А все-таки?

У Мурина покраснело ухо. Он вспомнил Нину, ее черные локоны.

— Все-таки не внешность главное, — поспешил заверить.

О, Нина, Нина… Влез в тулуп. Хозяин приветливо наблюдал, как он берет кивер. «Бобо! Бобо!» — звенело со второго этажа. Но Коловратов умел проявить и твердость. Только покрикивал иногда: «Иду, душенька!» Бобо объяснил Мурину, как найти дом отставного коллежского асессора Соколова. Оба стали кланяться. Полетели уже «Благодарю за визит!», «Кланяйтесь от нас госпоже Макаровой! И сестрице ее кланяйтесь!», «Доставили огромнейшее удовольствие». У самого порога Бобо придержал гостя за рукав. Вид у него сделался самый таинственный.

— Я обдумал ваши слова. — Зашептал: — Кажется, теперь понимаю.

На Мурина накатила усталость. Он почувствовал, что больше не может. Собрал в кулак волю, чтобы не треснуть господина Коловратова по обсаженной бабочками-папильотками голове.

— Какие же слова?

Бобо стрельнул глазами направо, налево:

— Насчет дамской внешности.

И конфиденциально сообщил:

— Главное — все-таки не внешность, а приданое, — подмигнул.

Мурин выпучился. Но ответил ему взглядом уже медный лев. Дверь закрылась.

Некоторое время Мурин постоял на улице. И даже сделал губами: «бр-р-р-р». Чтобы голова снова пришла в порядок.

Народу теперь прибавилось. Мурин огляделся, у кого бы спросить нужный ему дом.

— А сабля где? — вдруг раздался позади звонкий голосок.

Мурин обернулся. Мальчишка лет тринадцати-четырнадцати в рваном тулупе прищурил зеленоватые глаза. На ногах у него были огромные валенки.

— На квартире сабля лежит, — честно ответил Мурин. — Знаешь, где живет доктор Фок?

— Может, и знаю. А на что доктор вам? Захворали?

— Копейку дам, если отведешь.

Зеленые глаза блеснули. Зыркнули направо, налево, точно соображая, успеют ли его хватиться те, кто его, очевидно, послал с другим поручением. Решил рискнуть:

— Идем, — мотнул подбородком.

Они потопали вдоль улицы. Некоторые лавки были заколочены, ставни наглухо. Большинство уже торговали. Мужик с седой бородой разгружал у ворот сани. С шорохом сорвалась, пролетела стая воробьев. Из-под репицы у лошади вывалилась дымящаяся груда. Воробьи подскакивали к ней, снуя между копытами, клевали, отскакивали. Лошадь махнула хвостом, стукнула копытом. Они — фррррр — так же дружно улетели. «Napoleon n’est plus» [1], — подумал Мурин. Зачем только все это было? Зачем все эти люди были здесь? Что им всем от нас было надо? Зачем они убивали нас? А зачем мы убивали их? Жизнь спешила вернуться на круги своя. Уже возвращалась, и ей до этих вопросов не было никакого дела, ей было все равно. Мурину вдруг стало грустно.

— Чего вы набычились? — спросил мальчик. «Наблюдательный», — отметил Мурин.

— Нога болит.

— К дохтору затем идете?

— Угу. А ты откуда знаешь, где доктор живет?

— А я все тут знаю, — ответил мальчик с некоторым высокомерием.

— Ну-ну.

— Проверьте.

— Отчего помещица Юхнова померла?

— Ее немка отравила.

Мурин чуть не поперхнулся.

— Откуда такие сведения?

— Люди говорят.

— Зачем она ее отравила, говорят?

— Чтоб самой всем владеть.

— Как же эта немка ее отравила?

— Немку и спрашивать надо.

— А ты бойкий.

Мальчишка ухмыльнулся уголком рта.

— Что еще люди говорят про юхновскую помещицу?

— Дельная была барыня.

— Добрая?

— Такого не говорят. Соображение имела. В кулаке все держала. Поедом людей зря не ела. Свое добро берегла и о мужиках тако ж пеклась. Такую не надуешь. Сама везде разъезжала с утра до вечера и за хозяйством наблюдала. Пришли. Вот он.

Они остановились у двухэтажного деревянного дома.

Мурин полез за кошельком.

— Да ладно, — остановил мальчик.

— Чего ладно? Заработал.

— Дайте лучше шляпу вашу померить, — глаза жадно впились в кивер.

Мурин покосился подозрительно на его темя:

— Вши есть?

— У кого их нет. Божьи твари. Еще скажите, у вас никогда не было.

— Бывали. Ты прав, это не беда.

Мурин отстегнул ремешок. Мальчишка проворно стащил шапку, зажал между коленями. Принял кивер затаив дыхание, точно это был полный самовар. Возложил себе на голову. Взгляд его затуманился. Он постоял мечтательно. Так же двумя руками снял и вернул Мурину.

— Вещь, — сказал. — Расскажу своим — не поверят.

— Спасибо, что указал дорогу.

Мальчишка махнул ему рукавицей и побежал в своих огромных валенках прочь.

Доктор Фок принял Мурина тотчас. Это был моложавый и совершенно седой господин. Первым делом он извинился за домашнюю бархатную куртку, придававшую ему нечто артистическое. Вызова он не ждал.

— Ваше имя мне незнакомо, — приветливо объяснил он. — Из чего я сделал вывод, что вы в Энск только что приехали, а значит, медицинская помощь вам понадобилась неотложно. Чем могу вам помочь?