Мурин прикинул: даже по самым скромным подсчетам, вышло добра на несколько тысяч рублей. Для мужиков сумма — оглушительная. Юхнова предпочла с ней расстаться, чтобы сберечь большую. А тот же Коловратов потерял все.

— И что ж потом?

— Вернулась в городской дом. Велела подать себе переодеваться. Они на обед всем семейством отправлялись. Все молодые уже одетые сидели, ее ждали да зубами щелкали. А голубушка моя сперва откушать хорошенько дома изволила.

— Она плотно поела дома перед тем, как ехать в гости?

— А как же. Не голодной же в гостях сидеть.

— Не понимаю. Она же в гости обедать ехала.

— Молодые, может, и думали, что обедать. А только голубушка моя шепнула мне, чтобы я подала ей хлеб, и масло, и варенье любимое, и чаю прямо в ее комнаты. Она сперва покушала у себя, потом переоделась без спешки, потом пасьянс сложила. Потом пукли приколола, чепец надела и шаль индийскую. И только тогда к молодым спустилась, которые в туалетах своих все сидели да бесились, и они вместе отправились туда, где поджидала ее кончина.

«Бесились». Мурин задумчиво пощипал ус.

Но этот чрезвычайно интересный разговор был прерван.

— Готова ль ты, Федора Семеновна? Ах… — Поленька увидала Мурина.

— Ну вот, сударь. И весь сказ. Только не знаю, как тебе это может помочь.

— Благодарю. Был рад с вами поговорить.

— О чем вы беседовали? — удивилась Поленька.

— Да о пустяках, душенька. Господин офицер все выспрашивал меня, что за образа там и вон там.

Поленька поглядела на образа на дальней стене. На старуху, на Мурина. В глазах ее мелькнуло недоверие.

— Иногда любопытствую, — сообщил Мурин.

— Боюсь, эти ничем не знамениты, — молвила Поленька.

Пока Мурин соображал, можно ли спросить «А какие бы вы мне посоветовали?» или это слишком похоже на вопрос к метрдотелю, она уже присела в поклоне, и Мурину пришлось тоже откланяться.

Вечером были пироги у Коловратовых, и из гостей Мурин явился, как и в прошлый раз, переполненным. Но на сей раз в области желудка. Вечер удался. Госпожа Коловратова ничего не делала вполсилы. Пироги несли и несли. С капустой жареной и тушеной кислой. Были с картошкой. Были с яйцом. Были с яйцом и капустой. Были с сушеными ягодами — всех видов, какие только родит местная флора. Как ни топорщил Мурин уши, о Юхновых не пролетело ни слова. Наверное, все соки из темы были к этому времени высосаны, и ее забросили. Дамы вступали в диковинные диалоги, в которых он не понял ни шиша. Так, госпожа Кокорина откусила один пирожок и скосила глаза к носу, высматривая начинку:

— Ах, у меня тоже всю малину, которую бабы в том году собрали по оброку, пришлось посушить.

— Да уж, нет сахара — нет варенья. Это все Бонапарт.

С вареньем точно пирогов не было. Зато был один с запеченной пуговицей, загаданный на то, которая скорей всех выйдет замуж, но он ни одной барышне не достался, а достался госпоже Козиной. Она решила, что это розыгрыш, и не сумела принять его с должной миной: зафыркала, запыхтела. Мурина стали пихать в бок, подмигивать. К этому времени все уже считали госпожу Козину и госпожу Макарову его тетушками, хоть и не первой ступени родства. Самому Мурину тоже так временами казалось.

— Как я объелась… как объелась, — принялась стенать госпожа Макарова, когда обе дамы были привезены домой на собственных дрожках четы Коловратовых: привилегия полагалась всем пожилым гостьям.

Мурин эти полторы сотни шагов прошел пешком.

Пожилая горничная совлекла с хозяек теплые салопы.

— Я теперь всю ночь буду ворочаться. На полный-то желудок. Хоть вовсе не ложись.

К тому же после пирожков всем хотелось пить. Завели чай.

— А вот интересно… — за чаем улучил момент Мурин. — Часто покойная госпожа Юхнова такие артикулы откалывала?

— Она все время какие-нибудь артикулы откалывала.

— Я имею в виду — как тот у госпожи Кокориной. Когда Юхнова явилась на обед с таким опозданием, что вовсе ничего есть не стала.

— Постоянно, — заявила госпожа Козина.

— Никогда, — одновременно отрезала госпожа Макарова. И тотчас повторила: — Никогда. Иначе бы ее артикулы никого не заставали врасплох и не производили столько эффекта. В этом было их действие. Ты никогда не знал, что она выкинет.

— Нет, душенька, — возразила сестра. — Все как раз знали, что Юхнова непременно что-нибудь выкинет, и даже иногда догадывались что. Эффект был не в неожиданности. А в сатирических речах, которыми она сопровождала свои выходки. Никто не знал, на кого именно она обрушит бич и за что.

— Нет, милочка. Ничего сатирического в ее речах не было. Обычное злословие.

— Нет, душенька. Не обычное. Юхнова иной раз была весьма тонка.

Но пыл угас: продолжения не последовало, и никто его не потребовал. Мурин тяжело моргал, все трое позевывали. Как ни охали старые дамы, что нипочем сегодня не уснут, как ни хотелось Мурину посидеть в тихом одиночестве и поразмыслить — неспеша разобрать и рассмотреть свой дневной улов, потому что его не покидало чувство, что были там перлы, которые он проглядел, — а только и получаса не прошло, как весь дом госпожи Козиной погрузился в сон.

Встали сестры точно с птицами. И Мурин тоже. Это оказалось легче, чем он думал. Сквозь стекло доносилось пиканье синицы, чириканье воробьев, мычание голубей и треск сорок. Возможно, энские птицы отличались от петербургских и вставали позже, то есть следовали общей местной философии, в новые детали которой его вчера посвятила госпожа Коловратова: зачем причинять себе неудобство?

Бодрый — даже и после морковной бурды — Мурин шагал по улице, приветливо глядя на высаженные в середине липы. Прошел мимо церкви. Ему казалось, что он в Энске уже давно. «Эх, а вот осесть здесь навсегда…» — мелькнула шальная мысль. Стать одним из местных оригиналов. «Отпущу бороду, пошью себе какой-нибудь небывалый сюртук. А выезжать буду — на собаках».

Солнце уже грело. В валенках становилось жарковато. Мурин предвкушал встречу со своим сапогом. Даже если ради нее придется терпеть компанию этого шута Аркадия Юхнова.

Но, как оказалось, Аркадий Борисович вовсе не спешил утруждать Мурина своей компанией.

— Барин еще не вставал. Спит-с, — сообщил в прихожей лакей-гренадер Осип. — Изволите доложить о вас барыне? Или той… особе? — вкрадчиво-едко добавил. Фронда по-прежнему доминировала в доме Юхновых.

— Не надо, — отказался от обеих Мурин. — Барин наверняка скоро выйдет.

— Очень в том сомневаюсь. — Подчиненное положение не мешало лакею иметь независимое мнение, а также сопровождать его высказывание сатирическим выражением лица.

Мурин бросил только:

— Я обожду, — и остался в гостиной один.

Обстановка выдавала вкус старой барыни. В вещах, покинутых своею хозяйкой, Мурину виделось что-то печальное. «Человека нет, а стол стоит». В камине был разведен огонь. От него распространялось приятное тепло. Мурин подошел ближе. Ощутил тепло на лице. Подвинул кресло. Сел и задумался о том, что вчера не позволил ему сделать сон.

Кто мог желать смерти старой Юхновой?

Список вышел велик. Но вполне подобал особе со столь дурным нравом и столь твердой жизненной позицией, каковой была покойная барыня по отзывам знавших ее людей.

Начать хотя бы с Аркадия и Татьяны.

Оба были на бобах, с матерью в дурных отношениях и только с наследством связывали надежду поправить дела. В итоге просчитались, но это вопрос другой.

Потом младший сын — Егор. Пока что он служит и расходы его относительно невелики: полк-то не гвардейский. Но Васюта Макаров писал матушке, что Егор метил в гвардию. Смерть матери открыла ему дорогу к этой карьере. Был у него интерес в кончине матушки? Еще какой.

Елена Карловна. Елена Прекрасная. «Черт, а хороша». Жалко только, что глупа. Но дуры бывают и прелестные, ласковые или обаятельные. Елена Карловна не показалась ему ни той, ни другой, ни третьей. Колода. Хотя колода и красивая. Или она умеет быть иной? Как-то ведь она сумела расположить к себе старую Юхнову, что та отписала все имущество младшему сыну? Как?! Теперь это казалось ему невероятным. Более разные натуры Мурин не мог представить. О чем эти две дамы вообще могли говорить? Он впервые об этом задумался. Но смерть старой Юхновой сделала Елену Карловну супругой богача. И теперь только Егор Борисович Юхнов отделял Елену Прекрасную от того, чтобы самой всем владеть. Она, положим, глупа. Глупа и робка. Но что, если все, что он видел, было лишь ее игрой? Что они все знают об этой Елене Карловне — особе, которая однажды оказалась на пороге их дома? Эта женщина будила во всех слишком много разных чувств, которые мешали зоркости. Мурин попробовал увидеть сухой остаток. «Женитьба скорая и тайная, Москва сгорела, горничная померла в номере трактира. Такие понятные обстоятельства. И такие удобные: не зря же говорят, война все спишет… Что, если проницательная старуха заподозрила дурное — и за это поплатилась? Это возможно». Мурин пощипывал губу, глядя на пламя в камине.