Он подошел к двери, открыл ее и высунулся.
Вопил точно Миша.
— Ой, барыня… Ой, пустите…
А потом забухтел голос госпожи Козиной. Очевидно, между учеными особами возникло разногласие. Настолько суровое, что госпожа Козина прибегла к рукоприкладству. «Быстро с нее слетела вся демократия». Мурин нахмурился и поспешил на выручку бедному гражданину, пока тот не сделал неверных выводов о том, что такое свобода и равенство.
Когда Мурин вбежал в столовую, ухо гражданина помещалось в пальцах госпожи Козиной, а сам Миша вставал на цыпочки, жмурясь от боли. Госпожа Козина была багровой и задыхалась от гнева:
— Что учинил! Ах, супостат…
— Сударыня! Опомнитесь! — крикнул Мурин.
Госпожа Козина выпустила жертву — более от неожиданности. Миша не стал мешкать. Отбежал и спрятался за своего защитника.
— Этот супостат!..
— Это не я! — пискнул Миша.
— А как же!
— Что он такого натворил?
Но госпожа Козина все бушевала:
— Ты что, извести нас всех тут решил? Злодей!
— Суд-дарыня. — Мурин начал уставать от ее риторических упражнений. — Я уверен, это была просто шалость или несчастное стечение обстоятельств!
— О нет, господин Мурин! Этот супостат прекрасно знал, что творил!
— Я все же уверен…
— Я сама его этому выучила! На свою голову! Иуду!
Мурин удивленно обернулся на виновника ее гнева. Тот был испуган, но стоял на своем:
— Это не я.
— А кто? Бонапарт? — наступала госпожа Козина. — Рассадил! В самом доме! Где люди вкушают пищу!
— Я б так не поступил!
— Хорошо хоть, я успела заметить, пока не случилось беды!
Мурин был между ними, как между двух артиллерийских батарей. Встрял:
— Да что он натворил? Что?
— Что? А вот что! — Госпожа Козина выбросила руку, как мадемуазель Марс в трагедии Расина, и, как она, застыла, словно статуя.
Мурин посмотрел, куда указывал обличающий перст. На залитый весенним солнцем подоконник, на котором стоял стакан с несколько выветрившейся водой. Веточка его, в самом деле, зацвела. Пока он носился по присутственным местам и подмазывал чиновников, в ней словно приоткрылись зеленые глазки. А на верхушке успели раскрыться два маленьких листка. Радость вдруг заполнила Мурина до самого темени. Чуть не приподняла над полом. Зацвела!
— Не понимаю, что вам смешно, сударь, — насупилась госпожа Козина и заговорила, застрочила: — Это совершенно. Не. Смешно. И не вздумайте извинять этого супостата его якобы невежеством. Он должен знать. Я сама его обучала. А если он позабыл, то это дурно, дурно. Ученый должен помнить такие вещи, хоть среди ночи разбуди. Ну! Так что это такое?! — снова вскинулась и нацелилась она на бедного Мишу, топнула. — Отвечай, супостат! Зря я тебя учила, что ли?
— Красавка, — нетвердо отозвался тот.
— Нет, он издевается! — всплеснула она руками и завопила: — Латынью! Латынью!
— Atropa belladonna.
— Свойства!
— Многолетнее травянистое. Корень стержневой. Цветки о пяти лепестках. Плоды…
Мурин захохотал. Оба уставились на него.
— Сударыня… Михаил…
Мурин приложил руку к сердцу в знак искреннего раскаяния, в данный миг весь мир казался ему залитым солнцем, все люди — братством:
— Позвольте разрешить ваш важный спор. Это растение принес я.
— Вы?! — Брови госпожи Козиной подскочили до самого чепца.
— Плоды — фиолетовые ягоды, сладкие на вкус, — завершил описание Миша. И с мрачным удовольствием добавил: — Смертельно ядовиты.
— Что? — Веселость Мурина погасла, точно задули свечу.
Миша показал размер большим и указательным пальцами:
— Вроде маленьких вишен или большой черники.
— Черники…
Госпожа Козина фыркнула:
— Ах, сударь, ну что вы так дивитесь. Для этого большой учености не надо. Это растение любая сколько-нибудь образованная барышня знает. А девки и бабы — подавно.
— Белла донна, — повторил Мурин и, поскольку бывал в итальянской опере, легко перевел: — Прекрасная дама.
Он вспомнил, как ветки падали и падали на снег. Как щелкала ножницами Поленька. Бедная мышка. Незаметная сирота. Тихий голосок. Никто.
Он подумал: фиолетовые ягодки, которые, сварив варенье, можно выдать за чернику. Он подумал: прекрасная дама, которую, если одеть в дорогие платья, можно выдать за Елену Карловну Юхнову. В обоих случаях проявился один и тот же ход мысли. Действовал один и тот же ум. Блистательный. Холодный. Беспощадный.
Он… восхитился, пожалуй, да.
Стакан вырвался из рук Мурина, грохнулся об пол, брызнула вода, осколки.
Глава 13
Тулуп Мурин застегнул на бегу. Шапку забыл, о кивере не вспомнил. Перчатки тоже остались в доме. Холода он не чувствовал. Руки его горели. Глаза не понимали, что видят. Он столкнулся с каким-то господином, «пардон», пробежал мимо госпожи Коловратовой, не ответив на ее звонкое приветствие, от которого раньше подпрыгнул бы, как не прыгивал и в мазурке.
Тупо уставился на большую карету, которая загораживала ворота Юхновых, не подивившись, а стоило — так она была забрызгана грязью. Но хлопнули вожжи, карета отвалила, покатила по главной улице, прочь. Открыла обзор.
Дом Юхновых показался Мурину мрачной громадой. Спящий сад — таящим угрозу: «Садик семейства Борджиа». Мурин взбежал на крыльцо. Постучал. Никто ему не ответил. Мурин не мог ждать. Повернул ручку и вошел. В передней лакея не было. На подносе для визитных карточек лежали зеленые очки. В другое время они бы привлекли внимание Мурина. Но сейчас он встретился с их круглым зеленым взглядом на бегу. Шум отдаленной суматохи занимал его. Мурину казалось, он слышит голоса Татьяны, Аркадия и как что-то падает на пол. Бам. Шлеп. Бам. Бам. Звук доносился из библиотеки. Мурин толкнул дверь, остановился на пороге.
Брат и сестра замерли, увидев его.
Татьяна была красна, прядь волос падала ей на лоб. Мокрые кудри Аркадия покрывала пыль. На полу грудами валялись книги. Полки щерились беззубыми челюстями.
— Мурин! — крикнул Аркадий. — Идите сами помогите себе. Сейчас не до вас! Дезоле!
И стал трясти книгу страницами вниз. Потряс, отбросил — бам! Снял следующую.
Татьяна спохватилась. Осторожно присела в книксене. Только тут Мурин осознал, что стоит она — на стремянке. Татьяна выпрямилась и тотчас схватила с полки книгу, принялась ее трясти.
У Мурина свербело в носу от пыли.
— Татьяна Борисовна, Аркадий Борисович, мне нужно поговорить с вами по неотложному делу.
Очередная книга полетела, хлопнулась на пол.
— Ах нет, простите.
— Потом, Мурин, потом.
— Оно чрезвычайно важно! — крикнул Мурин.
— Потом, потом, — бормотала Татьяна, лицо ее было безумным. Безумным и сосредоточенным.
— Сейчас ничего не может быть важней, чем… Простите, Мурин! Не сейчас! — Аркадий тоже казался полоумным.
— Это не может ждать! — крикнул Мурин.
— Прошу прощения, сударь, — учтиво и невозмутимо заговорил голос по-английски. — Могу ли я оказаться вам полезным?
Мурин обернулся. Этого человека он никогда не встречал. Но… Или встречал?
— Не думаю, — ответил Мурин по-русски.
Тот и бровью не пошевелил. Продолжал по-английски:
— И все же позвольте мне попытать мои скромные способности.
Во фразе был разлит такой тонкий яд, что Мурин сразу вспомнил, где уже видал это лицо, слышал этот голос — и чьи очки лежат сейчас в прихожей. Господин, встреченный им на почтовой станции по пути в Энск, собственной персоной. Мурин перешел на французский:
— С кем имею честь говорить?
Молодой человек ответил по правилам этого нового тона петербургских, как они себя называли, dandy. То есть чуть устало — и по-прежнему по-английски:
— С хозяином этого дома. Князь Тверской, к вашим услугам.
Мурин тоже представился.
Шлеп — продолжали падать за его спиной книги. Бам. Бам, бам.
— Как с хозяином? — изумился Мурин чистосердечно, так как сам пока еще не был dandy — из-за войны все пропустил.
