— Я подумал: может, она вас ругала. Ошибками попрекала, говорила, что не получается. А теперь вы из дому уехали, начали сами работать и поняли: нет, получается. Отлично все получается.

На какое-то время такое объяснение примирило Тома с реальностью. Но потом Тео заговорила о шифере. И сказала, что это шершавые серые волнистые пластины. Допустим, благородная дама не знала, как на самом деле выглядит шифер. Или знала, но забыла. Но в этом случае Теодора просто не смогла бы его описать. А она придумала какие-то волнистые пластины. Да еще и шершавые.

— Вот тут я задумался. Поначалу не всерьез, а потом…

А потом всерьез. Потому что количество ошибок нарастало. Тео утверждала, что ходила в зоопарк, но описывала слона, который сдох лет двадцать назад, а нового так и не купили. Тео просила в магазине набор для вышивания — с канвой, иголкой и нитками, но продавщица понятия не имела о таких наборах. Тео рассказывала, что лимонады пьют через трубочки, но Том никогда не встречал ни одного человека с такой трубочкой. И не встречал никого, кто бы встречал.

— Если каждый случай отдельно рассматривать, тогда все просто.

Ну, соврали вы насчет слона. Хотели приукрасить — бывает. Ну, придумали эти трубочки, чтобы меня, остолопа контрактного, удивить. Тоже можно понять. Но если посмотреть на все вместе…

Человек, который не помнит прошлого. Человек, у которого изменились интересы, поведение и характер. Человек, который не знает самых простых вещей — но уверенно говорит о том, чего никогда не существовало.

— Но я все равно не мог поверить. Каждый раз к этой мысли подходил, и каждый раз думал: Том, да ты рехнулся. Не бывает такого. Бредни все это, сплетни прислуги, ты же не в сказке живешь. А потом вы про обратную сторону Луны сказали.

В школе Том обожал астрономию. Если и было что-то, манившее его больше, чем неизведанные земли за краем карты, — так это бескрайний, таинственный, загадочный космос, наполненный миллионами звезд, каждая из который в тысячу раз больше и в тысячу раз ярче Солнца. Проглотив за несколько дней тощий учебник, Том отправился в школьную библиотеку и выгреб оттуда все, что хотя бы косвенно касалось астрономии. После школьной библиотеки пришла очередь городской, а потом мальчик Томми спустил все карманные деньги на книги из каталогов.

Математику он, конечно, не понял. Но все объяснения, все описания вызубрил чуть не наизусть — и точно, совершенно точно знал, что обратная сторона Луны еще не исследована. Никто не придумал способа увидеть то, что скрыто от глаз. Никто не знает, какие там тайны скрываются.

Никто, кроме Теодоры. Которая легко и просто описала моря и кратеры, невидимые человеческому глазу.

— О боже. Я срезалась на Луне. На гребаной, мать его, Луне.

— Ну… получается так, — смущенно улыбнулся Том. — Но вы не волнуйтесь: другие ничего не замечают. Это только я вижу — а я молчу, как гранитный памятник. Но с одним условием.

Ага. Вот оно. Вот то, ради чего затевалось все шоу.

— И что же ты хочешь? — ровным голосом спросила Тео.

— Вы мне рассказываете про Луну все, что знаете. И про Огасту. Ну и вообще… про все. Начинаете с шифера — и по порядку.

Сознание Теодоры словно раскололось на две части. Одна рвалась домой, в Огасту. Забыть об этом идиотском, неудобном, ненужном мире, вернуться в свою квартиру — с горячей водой из крана, с кондиционером, с интернетом. Ходить на привычную, безопасную работу, валяться на диване перед телеком, завести кошку.

Никакой дурацкой магии. Никаких корсетов. Никакого бойлера.

И никакого Тома.

Вот это было самое поганое. Потому что Том был отличным парнем. На самом деле хорошим. Рядом с Томом корсет не так врезался в живот, магия подчинялась, а бойлер… Бойлер по-прежнему бесил, но намного меньше.

Том был отличным парнем. Он этого не заслужил. Не заслужил, чтобы его бросили еще раз. Но вариантов было только два, и компромиссов жизнь не предлагала.

Если Теодора возвращается домой — она предает Тома. Если остается — предает себя.

Огаста — это не просто квартира, машина и работа. Это еще и профессия — чтобы получить ее, Тео влезла в кредиты, не спала ночами, а потом срывала ногти, взбираясь по карьерной лестнице. Это перспективы, ради которых Тео работала годами. Дело ведь не в нью-йоркской квартире. Дело в том, что в эту квартиру вложено. И дело в том, что на эту квартиру завязано. Тео жилы рвала, чтобы получить перевод в Нью-Йорк. Это была ее мечта — и скоро мечта должна была осуществиться.

И что же теперь? Отказаться от цели, к которой шла годами, только потому, что в соседней спальне дрыхнет какой-то Том Макбрайд? Это абсурд.

К тому же… Чем Тео может помочь? У нее нет денег, чтобы погасить долг. Нет влияния, чтобы пересмотреть условия контракта. Да мать же твою! Даже договор банк заключал не с Теодорой, а с Гербертом Ардженто. Это ему на самом деле служит Том, а Тео просто случайный человек.

Ради которого Том отказался от денег. От больших денег — с учетом того, какой убойной мощности информацию он мог предоставить кузену.

Но это же выбор Тома. Тео ни о чем его не просила, ничего не обещала. Это выбор Тома.

В любом случае все закончилось бы именно так. Кузен, осознав, что Том отказывается шпионить, разорвал бы договор, и контрактный вернулся бы в банковский барак.

Если Тео вернется домой, она не сделает хуже. Просто немного приблизит неизбежное. К тому же… к тому же она может помочь. Нужно собрать все наличные деньги и положить их на счет Тома, уменьшив кредитные обязательства. А еще можно вещи продать — все, что представляет хоть какую-нибудь ценность. И эти деньги тоже положить на счет.

Ну и договориться с предстоятелем, чтобы он объявил смерть Теодоры Дюваль совершенно естественной — в этом случае Герберт не сможет аннулировать ее финансовые решения.

В теории все было просто. Просто и правильно. А на практике… На практике перед Теодорой сидел Том, доверчиво улыбался и хлопал выгоревшими на солнце ресницами. Том, который выспрашивал все-все-все о космосе, об Антарктиде, о самолетах и подводных лодках. Том, тоскливо вздыхавший о том, что никогда не увидит кино и никогда не прокатится на автомобиле.

Нужно было сказать ему. Предупредить, чтобы хоть как-то приготовился. Но Тео не могла. Просто не могла — и бесконечно тянула время, убеждая себя, что просто пытается продлить последние счастливые дни. Потому что потом Тому будет очень больно.

Но он поймет. Гребаный Томми Макбрайд поймет, простит и даже поддержит.

От этого было еще больнее.

Где-то среди мельтешащих, как фруктовый салат в блендере, ошметков реальности, проскочила очередная заказчица. Осунувшаяся, изжелта-бледная женщина, присев на краешек кресла, говорила какую-то ерунду. Рассказывала, что в доме ее преследуют несчастья — и, естественно, предполагала магическую природу этих несчастий. Тео кивала головой, сочувственно улыбалась, но не слушала. Потому что теперь это были не ее проблемы.

— Как вы думаете, это опять неупокоенный дух? — набросился на Теодору Том, как только бестолковая жалобщица ушла.

— Я думаю, что это либо алкоголь, либо природная неуклюжесть, либо и то, и другое.

— Но госпожа Эвери говорила, что несчастья начались внезапно и не прекращаются.

— Да. Она поскользнулась на лестнице, обварилась маслом и подцепила пневмонию. Возможно, я тебя удивлю, но с лестницы можно навернуться без магии.

— Ну… да. Можно, — опешил от внезапной отповеди Том. — Но почему тогда вы заключили договор?

— Чтобы не спорить. Когда выяснится, что никаких проклятий нет, я возьму часть суммы за потраченное время, а остальное верну клиентке.

На самом деле Тео собиралась вернуть всю сумму. Но не лично. После смерти мага все договоры с клиентами расторгались автоматически — и госпожа Эвери, получив свои деньги обратно, могла опять прыгать с лестницы сколько ей влезет.

Теодору не интересовало будущее этой идиотки. Ее интересовало собственное будущее. И Тома.