Звоню еще раз. И еще.

Наконец, Эдик отвечает:

— Да, Танечка? Ты еще не спишь? — он слегка растягивает гласные, как будто только что проснулся. Далеким фоном звучит музыка, неясные голоса.

— Эдик, еще только восемь, даже «Спокойной ночи малыши» еще не показывали! Ой, у меня столько произошло! Угадай, где я была!

— В зоопарке? В бассейне? Сдаюсь.

— В стриптиз клубе!

— Ух ты! — смеется Эдик. — Как гостья или как танцовщица? Или на мальчиков ходила полюбоваться? Смотри мне!

Да, вот такой мой Эдик! Он сразу настроился на мою волну и готов шутить, а не обвинять.

— Мальчики там слащавые, но пляшут забавно. Надо бы и тебе научиться. У тебя фактура подходящая, ты бы лучше на сцене смотрелся.

Эдик хмыкает. Музыка фоном становится громче.

— Ты где сейчас?

— В коворкинге с ребятами. Задание делаем для курсов, статью обсуждаем. Танечка, я тебе утром позвоню, ладно? А то я занят немножко.

— Пока! Целую! Скучаю!

Нажимаю отбой и вдруг понимаю, что по Эдику я не шибко соскучилась и даже о нем почти не думала эти дни. Некогда было.

Мне стыдно. Я легкомысленная и пустая особа. Договор с Ремезовым превратился из обязанности в удовольствие.

Чтобы себя наказать, решаю сесть за работу, как и Эдик — хоть немного оправдаться в своих глазах.

До среды Ремезов ни разу не звонит. И Валерия тоже. Я бы хотела получить от нее весточку. Узнать, как у нее и что.

Как прошла ее консультация с Арсением? Поговорил ли с ней Ремезов, как и обещал? Признался ли ей в любви?

…И поцеловал ли ее страстно, от души?

Но звонить первой неловко, мало ли что.

В среду утром от Ремезова приходит скупая смска: «В шесть заеду. Одевайтесь как хотите».

Зря он так. Я ведь могу натянуть латексный костюм кошки с хвостиком. Но решаю не рисковать, одеваюсь прилично: плиссированная юбка до колена, блузка со скромным вырезом. Долго укладываю волосы и крашусь, тщательнее, чем обычно. Почему-то сильно волнуюсь. В одну минуту я радостная, в другую — печальная.

Без пяти шесть приходит второе сообщение: «Спускайтесь. Я внизу».

Бросаю на себя последний взгляд в зеркало. Щеки порозовели. Сердце прыгает.

Что сегодня приготовил Ремезов?

Подхожу к автомобилю и настораживаюсь.

Ремезов сидит за рулем мрачнее тучи. Приветствует меня усталым голосом, который ему не идет:

— А, Таня. Добрый вечер.

— Добрый, — сажусь рядом с ним.

Не узнаю Ремезова. В нем что-то изменилось. Он задумчив. И даже как будто осунулся. Небрит — некогда идеальная бородка потеряла форму, скулы темны от щетины.

Он кладет руки на руль, поворачивается ко мне и смотрит черными как антрацит глазами. Да смотрит так сурово, что я ежусь.

— Как у вас дела? — спрашиваю с показной беспечностью.

— В целом неплохо, — говорит он зловеще.

— А у Валерии?

— Еще лучше, — он иронически хмыкает.

— Вы с ней поговорили, как я советовала?

— А как же.

— А… поцеловали так, чтобы у нее ноги отнялись, закружилась голова и в глазах вспыхнул фейерверк?

Ремезов смотрит на меня еще внимательнее, уже с интересом, как будто хочет прочесть все мои фантазии.

— Нет, поцеловать не успел.

— Почему?

Ремезов выдерживает драматическую паузу и объявляет:

— Видите ли… у меня больше нет невесты. Все благодаря вашему ценному совету.

— Как нет?!

— А так. Валерия мне рта не дала раскрыть. Заявила, что не уверена в своих чувствах и ей надо подумать, подходим ли мы друг другу. И что наш договор должен был остаться шуткой. Она пересмотрела приоритеты и хочет пожить для себя.

— Ой…

Хлопаю глазами.

Мне очень жалко Ремезова. Прекрасно знаю, каково это, когда тебе разбивают сердце. Но в то же время мне отчего-то радостно.

— А вы как на это отреагировали?

Он пожимает плечами.

— Злюсь. Мне обидно. Я что, оказался для нее недостаточно хорош?!

Он резким движением поворачивает ключ, заводит автомобиль и выезжает со двора.

— Возможно, вы слишком для нее хороший, — бормочу себе под нос.

— Не надо меня утешать.

— Надо. Родион Романович, все можно исправить… Если вы Валерию сильно любите, то найдете способ ее вернуть. У вас же отличная фантазия! Устройте ей сказку, романтическое приключение! Она не устоит.

— Не уверен, что это нужно делать, — резко отвечает он.

— А почему вы вообще решили на ней жениться?

— Потому что она славная, умная девочка, и я был уверен, что она не преподнесет мне неприятных сюрпризов.

Ого. Ясно. Раньше женщины ему уже преподносили такие сюрпризы. Мы имеем мужчину, разочарованного в прекрасном поле.

Замолкаю и не расспрашиваю.

Машина заезжает во двор элитной новостройки и катит мимо поста охраны.

— А куда это мы приехали?

— Ко мне домой. Сегодня веду вас к себе в гости.

— Зачем?!

— Таня, не надо смотреть на меня как на маньяка! У меня был тяжелый день. И тяжелое вчера. И позавчера. Я хочу провести спокойный вечер перед телевизором. Для расширения вашего кругозора я собирался познакомить вас со своими увлечениями, поэтому устрою вам вечер просмотра киноклассики ужасов.

— Чего?! Я не хочу!

— Новое всегда вызывает отторжение. Но потом вам понравится, обещаю.

— Да не хочу я расширять свой кругозор в этом направлении!

— Таня, вы не знаете, кто такой Фредди Крюгер! Это позор. Это надо исправить. Все. Цыц! Вы лишили меня невесты, поэтому вы мне должны. Сегодня вы исполняете мои прихоти. Будете грызть попкорн, пить колу, смотреть со мной ужастики, пищать и бояться. А я буду над вами шутить, чувствовать себя храбрым, сильным и умным. Мне это сейчас нужно.

Звучит зловеще. Мне делается не по себе.

Ремезову нужно тешить самооценку, а я страдай.

Но любопытство оказывается сильнее, поэтому без возражений иду с ним к подъезду. Дом человека — зеркало его личности. Мне очень интересно посмотреть, как живет Ремезов!

…Хорошо живет. Квартира в стиле «лофт». Гостиная огромная, с окнами от пола до потолка. Мебели минимум — гигантская панель на стене, стеллажи, удобный кожаный диван посреди комнаты. За стойкой — кухонный уголок, девственно чистый, готовят там нечасто.

На мой вкус, слишком много свободного пространства, окно как аквариум — нет чувства защищенности, словно будто весь мир на тебя смотрит. Хотя вид за окном прекрасный — город как на ладони.

Ремезов нажимает кнопку на пульте, вниз с шорохом ползут жалюзи, вспыхивают встроенные светильники — их не видно, но они дают приглушенный, таинственный свет. И комната вдруг становится уютной — темные углы, матовый блеск поверхностей.

— Проходите. Не разувайтесь! — прикрикивает Ремезов. Но я по привычке уже сбросила туфли и осторожно ступаю босыми пятками по полу.

Ремезов, не таясь, рассматривает мои ноги — ярко-красный лак на ногтях, цепочку на щиколотке, и больше не настаивает, чтобы я обулась.

А я вдруг ужасно смущаюсь.

— Садитесь на диван, — командует он.

Сажусь. Диван удобный, но низкий. Ноги задираются, и юбка вдруг оказывается слишком короткой. Тяну подол, пытаясь закрыть колени. Спина покрылась испариной.

Ремезов опускается рядом, его твердое бедро касается моего, и мое сердце чуть не выпрыгивает из груди.

Да что со мной такое!

Кошусь на Ремезова. Он успел стянуть джемпер и остался в черных джинсах и рубашке. Кожа на шее кажется очень смуглой по контрасту с белой тканью. Верхняя пуговица рубашки расстегнута, видны черные волосы на груди.

Я облизываю губы и отвожу взгляд. Слишком интимная ситуация — я дома у шефа Эдика, мужчины, который только что расстался с невестой и на взводе. Полумрак, мы сидим близко, и сейчас будем смотреть очень страшное кино.

По позвоночнику пробегает дрожь.

Чтобы скрыть растерянность, я смеюсь — неуместно, громко.

— У вас миленько! — говорю весело.

Ремезов откидывается на спинку дивана, заводит руки за голову, со вкусом потягивается, хрустя суставами.