— Конечно! Он работал с толстяком Ниро Вульфом, любителем ветчины и орхидей. Ладно. А фильмы вы смотрите?

— Иногда. Люблю старые фильмы ужасов. «Рассвет мертвецов», «Байки из склепа», «Невеста Чаки»…

Я даже остановилась. Посмотрела на него с опаской.

— Вы серьезно?!

— Ну да. А что такого?

— Вам нравится эта гадость? Брр…

— Фу, Татьяна, критиковать чужие вкусы некрасиво. И почему сразу гадость? Они атмосферные, с чудесной режиссурой и операторской работой. И в целом очень смешные.

— Вам смешно, когда людей режут на кусочки?

— Нет, это, конечно, печально. Если воспринимать всерьез. Вот только герои в этих фильмах такие идиотские финты откалывают, что радуешься, когда им достается за их глупость.

— Наверное, вам понравится в квест-комнате ужасов, — рассуждаю вслух. — Поищу для вас подходящий.

— Давайте вы не будете мне планы раскрывать. Хочу сюрпризов.

Достает брелок, щелкает, в темноте приветливо мигает фарами большой и дорогой автомобиль.

— Прошу. Экипаж подан.

Ремезов открывает для меня дверь и помогает устроиться.

Садится за руль и лихо выводит автомобиль со стоянки.

В салоне тепло, пахнет дорогой кожей и ухоженным мужчиной. Одеколон у Ремезова смоляной, с мистической маскулинной ноткой. Мне нравится.

А вот владелец одеколона вызывает смешанные чувства. Ремезов слишком уж непредсказуемый. Даже для меня. Никогда не догадаешься, что он выкинет. Рядом с ним невозможно расслабиться.

Ладно, продолжим исследование загадочной личности господина Эр-в-кубе.

— Вы что-нибудь коллекционируете, Родион Романович?

— Нет. Не понимаю коллекционеров. Зачем захламлять квартиру ненужными вещами? Пивными кружками, статуэтками, зубочистками… что там еще люди собирают?

— Как это ненужными? Эти вещи приносят радость их владельцам.

— А вы наверняка коллекционерка, угадал? И что складируете в шкафах к своей великой радости?

— Карандаши и брелоки.

— Карандаши еще могу понять. Ими можно писать, ими удобно чесать спину. А брелоки? Сколько их у вас?

— Не считала. Штук пятьдесят где-то. Подвески для ключей, для сумочек, для телефона…

Он качает головой, не отводя взгляда от дороги.

— Наверное, в прошлой жизни вы были сорокой, раз любите все блестящее.

— Кто-то из нас недавно упомянул, что критиковать вкусы других некрасиво.

— Да, это был я. Но я не критикую, я объективно замечаю: увлечения у вас не по возрасту.

— Да боже мой! Ну, скажите, что я инфантильная. Давайте! Мне все время это говорят.

— Не буду. Раз вы это уже слышали.

— А вот давайте я вам докажу, что я не инфантильная.

Я возбудилась, разозлилась и повернулась к Ремезову. Он ответил мне косым, полным насмешливого любопытства взглядом.

Он меня специально подначивает, это понятно! Ну вот, добился своего. Таня взорвалась, Таню понесло!

— Что такое инфантилизм? — вопрошаю и начинаю загибать пальцы. — Это неумение нести ответственность, распределять финансы, идти к цели. Желание перекладывать решение на чужие плечи. Отсутствие воли, завышенная самооценка.

Все пальцы загнуты, получился кулак, который так и хочется впечатать в нос Ремезова, когда тот подтверждает:

— Все правильно. Незрелость.

Скрещиваю руки на груди и продолжаю наставительно:

— Ну так вот… я несу ответственность за свой выбор. Живу так, как мне хочется, и не требую, чтобы кто-то обо мне заботился. Финансами распоряжаюсь разумно. Зарабатываю мало, но не делаю дорогих покупок и даже откладываю на черный день. Если я чего-то сильно захочу — то добьюсь этого, черт побери! Да, возьму и доеду автостопом до Кордильер. И ни разу не пожалею о своем решении! Самооценка у меня нормальная. Свои недостатки знаю. С некоторыми борюсь, а другие принимаю как часть себя. Как должен поступать каждый зрелый человек. Все прочее — навязанные требования общества, дурацкие социальные нормы. Будь как все, страдай как все! Заводи семью, делай карьеру! Ничего не имею против семьи и детей. Скоро замуж выйду. А вот карьера меня не интересует. У меня другие приоритеты. Пусть у меня маленькие цели, но от этого они не менее ценные! Пусть их называют глупыми, но глупость — лишь точка зрения.

Замолкаю, потому что у меня закончилось дыхание.

Вот! Знай наших, Ремезов! У меня все-таки высшее образование, и диплом приличный. Могу аргументированно объяснять.

— Хорошо сказали. Впечатляет, — уважительно соглашается Ремезов. — Считайте, что я проникся. Так, это ваша улица и ваш дом? Приехали.

— Спасибо, что довезли.

Открываю дверь и хочу поскорей сбежать, но Ремезов ловит меня за руку.

— Стоп, куда?! Телефонами давайте обменяемся. Итак, до субботы?

— До субботы.

— До свидания, Таня. Рад, что познакомился с вами. Вы мне очень понравились. Буду думать о вас весь вечер. И о наших будущих совместных приключениях.

Он говорит это очень серьезно, загадочно, добавив в голос бархата. Перед таким голосом ни одна не устоит.

И я поверила в то, что понравилась Ремезову. Его проникновенный горящий взгляд наводит на определенные выводы.

«Опасность! Аларм!» звенит в голове.

— До свидания, — вежливо вырываю руку и несусь к подъезду. И чувствую, как пиратский взгляд сверлит мою спину между лопаток.

Захожу в квартиру, без сил сажусь на табурет и истерически смеюсь.

Ну и вечер выдался! А какой месяц ждет впереди!

Но нужно объясниться с Эдуардом. Все-таки наш договор с Ремезовым очень и очень сомнительный. Любой мужчина будет негодовать, если его невеста начнет выходить в свет с его шефом.

Звоню Эдику.

— Привет. Можешь приехать ко мне? Срочно. Мне нужно кое-что тебе рассказать и посоветоваться. Это очень важно!

— Танечка, я еще на работе, — расстроенно говорит Эдик. — По телефону можешь сказать, что там такое у тебя важное?

— Нет! Давай по скайпу!

— Ладно…

Включаю ноутбук, запускаю программу и делаю вызов.

На экране появляется утомленное лицо Эдика. Он в кабинете. Кругом синие папки, бумаги с распечатанными таблицами, мятые обертки от шоколадок, грязные кружки. Работает, бедняга… А Ремезов даже и не сразу вспомнил, что оставил его пахать до ночи.

Я рада его видеть. Мой Эдик, такой простой, предсказуемый и родной, улыбается.

— Ну что, Танюша? Как вечер провела?

— Сложно описать в двух словах. Была на бизнес-выставке, потом в ресторане с твоим шефом. И заключила с ним странный договор.

— Что? С Ремезовым?!

Эдик стремительно подается к камере, и от этого его лицо смешно искажается, расплывается как блин.

И это очень негодующий и недоумевающий блин, с нахмуренными бровями и грозно гуляющими желваками.

— Не понял. Ну-ка, рассказывай…

И я рассказываю. Со всеми подробностями. У Эдика глаза сужаются в щелки, челюсть каменеет, но потом на его лицо набегает тень мучительной задумчивости.

— Да, Эдик, тебе достался самый странный на свете шеф, — завершаю я рассказ. — Теперь нам нужно решить, что делать. Я дала Ремезову предварительное согласие. Он обещал, что должность завотделом будет твоей через месяц.

— Таня, ты понимаешь, насколько это для меня унизительно? — говорит Эдик стальным голосом, но тут в микрофоне случаются помехи, и его мужественная фраза заканчивается мышиным писком.

— Догадываюсь.

— Я получу повышение не за свои заслуги, а за то, что отдам свою девушку в пользование шефу. На что это похоже?

— На первый взгляд, это похоже на что-то крайне аморальное. Но, с другой стороны, по словам Ремезова, ему нужна не эскортница, а аниматор-психолог.

Эдик молчит. Его рука хватается за ворот и делает рывок. Будь он в галстуке, он бы драматическим жестом распустил его. Но Эдик в свитере, который связала ему мама, нитки трещат, и Эдик испуганно отдергивает руку. Мама не простит ему растянутого ворота.