Напуганные, растерянные, сбитые с толку, мы с ней, не сговариваясь и не переглядываясь, начали судорожно анализировать ситуацию, искать другие варианты, иные пути решения, но всё это оказалось неважно.

– Я уважаю ваше решение, – твёрдым, величественным голосом наделённого властью человека ответил лорд Армейд, продолжая удерживать мою похолодевшую ручку в своей руке и тем самым по факту не позволив броситься к отцу.

Я непонимающе посмотрела на архимага, но Ренар на меня даже не взглянул.

Эинрай Эвард решил добить нас всех:

– У меня два условия.

Так как я продолжала с надеждой вглядываться в лицо Ренара, то уловила его едва заметную мимолётную усмешку, скользнувшую даже не по губам, а промелькнувшую в глазах. Появилось ощущение, что он уже знает, что это за условия, но всё равно склонил голову, позволяя моему папочке их озвучить.

– Первое, – папа смотрел исключительно на архимага, – моя жена давать показания не будет.

Лорд Армейд не ответил, мама же протянула к любимому руку с отчаянным:

– Эинрай…

– Не будет, – с нажимом повторил папа, выразительно посмотрев на маму.

И говорить что-либо ещё она не стала, медленно, бессильно опустив руку.

Я поняла, что едва не плачу, но тут отец, не дождавшись хоть какой-то реакции от Ренара, озвучил и второе условие:

– Аделия и Ириса не должны присутствовать.

Что-то внутри оборвалось от горечью осевшего на губах понимания: это конец. Просто конец… Эсшеера за попытку солгать или уйти от ответа убивает. Если у папы спросят, готов ли он до конца своих дней верой и правдой служить королю, правильного ответа он дать не сможет. На нём подавляющее волю заклинание высшего уровня, работавшее больше десяти лет, о чём знает папа, знает Ренар и что почувствует Эсшеера.

Если Альвхейда призовёт, папа сопротивляться не сможет.

А, значит, и дать правильный ответ проклятью он не сможет, как не сможет и не присягнуть королю на верность, потому что без клятвы верности преступника его уровня ждёт смерть…

Это ловушка, из которой нет выхода.

Это замкнутый круг, это…

Это конец.

* * *

В чайном доме «Эринсвель» подавали изумительные песочные корзиночки с нежнейшим фруктовым кремом, а к ним – горячий шоколад с воздушной шапкой взбитых сливок, посыпанной тёртым шоколадом и дроблёным орехом.

В опустившемся на столицу холоде это оказалось как нельзя кстати.

С полудня город затянули чёрные тучи, поднялся ледяной ветер, стемнело, как ночью – по этому поводу даже уличное освещение включили. Усиленный магией суровый мужской голос прозвучал на всех улицах разом, сообщив о плановой проверке и порекомендовав всем по возможности скрыться в зданиях. Народ у нас опытный, так что к тому моменту, как с неба упали первые крупные капли чуть мерцающего дождя, все уже сидели по домам, ресторанчикам и чайным, с интересом припав к окнам.

И никто, совершенно никто из них даже не догадывался о военном положении, введённом в стране личным указом Ренара Армейда. Но вот о заклинании шептались даже здесь.

– «Ландро-Декерц», максимальный уровень… они кого-то ищут!

– Кого-то сильного, раз вся стража во главе с архимагами отыскать не сумела…

– А Армейд-то – силён…

– Ох и силён…

– Так стражи же помогли.

– Помогли, но заклинание-то Армейд создал, и по центру в небе именно он был… А как стражи падать начали, так он же их магией подхватывал и на землю бережно опускал.

Благоговейный шепот вообще не стихал, лишь умолкал на короткое время, когда небеса содрогались от очередного раската магического грома, да такого, что стёкла жалобно дребезжали и стены дрожали, а чашки на столиках чуть подпрыгивали.

Рина в очередной раз направила на меня задумчивый взгляд, но говорить ничего не стала, улыбнулась и снова отвернулась к большому окну, рядом с которым мы сидели на двух маленьких беленьких диванчиках напротив друг друга.

Вообще-то, когда Ренар вывел из магически изолированной тюремной камеры в коридор и спросил «К Рине?», кивнувшая дезориентированная случившимся я искренне полагала, что его портал вынесет нас в коридор или сразу в палату городского госпиталя, но… мы оказались на зелёной опушке посреди жаркого летнего дня и перед стеной тёмного, кажущегося непроходимым леса.

Мой изумлённый взгляд, загадочная улыбка любимого, его сжимающая мою ручку ладонь, шаг вперёд и сказанное с почтением:

– Сообщите младшей Царице, что к ней прибыла леди Эвард.

Лес в ответ пошевелился так, словно на него ураган налетел. Но как налетел, так и полетел себе дальше, а суровые тёмные деревья вновь стали безразличными, но откуда-то из кажущейся серой листвы на нас обрушилось громогласное, закладывающее уши невозможно ехидное:

– Как прибыла, так пусть и убывает отсюда. Границы закрыты.

Мне от такого стало жутко и откровенно не по себе, но лорд Армейд спокойно так, доброжелательно, вообще без угрозы спросил:

– Мне оставить вас без границ?

Серо-зелёная листва угрожающе зашумела и рывком раздвинулась, а на нас высунулось… что-то. Что-то явно было духом, потому как громадное лицо его сложилось из веточек, кореньев, листиков и ярких, буквально-таки сверкающих привлекающих внимание кокетливых розовых цветочков, усыпающих всю голову духа. А ещё у него реснички были тоже из этих цветочков, так что жуткие тёмные провалы глаз весьма оригинально подчёркивались ярким розовым контуром. И россыпь тех же цветочек на щеках, имитируя веснушки, и губы выделялись тоже ими же, так что… если вид лесного духа должен был пугать и страшить всех, кто подходил к границе леса, то кто-то явно просчитался.

И не знаю, как Ренар, но лично я стояла искренне шокированная.

Архимаг встретил гнев существа невозмутимо, спокойно, безразлично даже – истинно в духе Ренара Армейда.

– Лешего тебе в прадеды, Армейд! – раздосадованно сплюнул дух на землю.

На месте его плевка из земли мгновенно пробился десяток росточков, те вытянулись, обзавелись сочными листиками и распустились… розовыми цветочками!

Хранитель леса яростно зарычал, с ненавистью взирая на результат собственной несдержанности, после бросил нам мрачное «Ожидайте» и исчез, вернув лесу первоначальный вид.

И вот только когда мы остались одни, я придвинулась ближе к Ренару и изумлённо спросила:

– А что это сейчас было?

Лорд Армейд повернулся ко мне, обнял обеими руками, загадочно улыбнулся и поведал:

– Доай, страж земель Изумрудного дома.

И я вспомнила:

– Это дом Каррин! – обрадованно посмотрела на нежно улыбающегося любимого снизу вверх. – И про стража она мне рассказывала, что он вредный очень и у лесных есть одна большая общая мечта – «гадость эту упокоить»! А ещё, что всех очень печалит факт его бессмертности…

Ренар тихонько рассмеялся, склонился и оставил медленный нежный поцелуй на моих губах. И у адептки Государственной магической академии ноги подкосились и голова поплыла, но в чувство привёл громкий хмурый голос успевшего вернуться, а, может, и не уходящего никуда стража:

– Ничего, теперь все мечтают другую гадость упокоить, и тот, похоже, тоже теперь бессмертный! – на последних словах Доай перешёл на рычание, от которого задрожала земля и я.

Но Ренар даже не заволновался, однако меня обнял крепче, успокаивая. И я действительно успокоилась, вновь перевела взгляд с леса на его лицо, заглянула в глаза и… забыла, как дышать.

Чувство абсолютного счастья накрыло стремительно и основательно, закружило, лишая ощущения собственного тела и унося куда-то далеко-далеко, туда, где были только мы с ним, где…

– Лия! – громкий, искренне радостный крик.

И устрашающие тёмные деревья вдруг содрогнулись! Натурально! А потом вытащили корни из земли, частью их, как руками, подхватили землю с травкой и цветочками, которая у широкого ствола была на подобие юбочки, и, высоко вскидывая остальные корни, поспешили сбежать!

И я увидела её.

Моя любимая единственная лучшая подруга Каррин Энжеро, дриада по происхождению, бытовой маг по упрямству, потому что на бытовика она из упрямства вопреки воле семьи пошла… Так вот она бежала к нам! Распущенные зелёные волосы волной колыхались за спиной, на голове так изумительно идущий ей венок из белых цветов, платье… откровенно странное, но такое красивое и так невероятно смотрящееся на Рине! Обнимающая грудь плотная зелёная ткань, такая же юбка от бедер до колен, а вот шея, живот и ноги прикрыты лишь полупрозрачной светло-зелёной вуалью, концы которой длинным шлейфом летели за дриадой.