– Ты что делаешь? – я нахмурилась.

Архимаг улыбнулся уголком губ и честно сказал:

– Жду, пока в обморок от ужаса свалишься, чтобы поймать, головушку твою светлую от болезненного удара уберегая, и в постель унести.

– А потом уйти на свою самоубийственную операцию?! – вопросила мрачно, не скрывая гнева.

– Да, примерно так, – он в ответ не стал скрывать правды.

И меня такое отчаяние захлестнуло, так неожиданно обернувшееся бессилием и безнадёжностью. Руки опускались. И плечи невыносимо сильно вниз тянуло, словно неподъёмный груз на них возложили.

– Ренар, – позвала тихо, грустно, тоскливо, – как же мне до тебя донести, что нельзя тебе сейчас туда? Как?

И он сократил разделяющее нас расстояние одним шагом, подошёл вплотную, ласково руками меня обнял, головой к животу своему прижал и таким же тихим голосом ответил:

– Лиюша, как же мне тебя, упрямую, убедить в том, что всё со мной хорошо будет?

Я молча отстранилась, он без вопросов позволил отодвинуться, но рук не убрал и из объятий не выпустил. А я из них и не вырывалась, я до боли в шее подняла голову так, чтобы сильно снизу вверх хмуро посмотреть в теплящиеся любовью серо-зелёные глаза, но сказать ничего не успела.

– А давай всё же заключим сделку? – повторно предложил лорд и поспешно добавил. – Другую. Я сейчас ухожу, и возвращаюсь целым и невредимым, сохранив жизни всех тех, кто участвует в «моей самоубийственной операции», – улыбнулся тепло, когда я нахмурилась сильнее, и продолжил, – ты убеждаешься, что и маги целы, и артефакторы задержаны…

– И? – поторопила я этого, решившего вдруг загадочно помолчать.

Ренар терзать меня не стал и всё с той же улыбкой, всё тем же мягким, обволакивающим голосом закончил:

– И принимаешь ранее мною предложенную сделку.

Я хмыкнула, не скрывая всего того, что думала и о лорде Армейде, и о его коварстве и хитрости, и об условиях, озвученных им.

Это, получается, если я соглашусь, то автоматически приму сразу две сделки. Причём обе с максимально странными и возмущающими условиями. Буквально «Или я живой и ты моя, или я мёртвый, а ты дальше как-нибудь сама, без меня, но по моему плану». По одному из шестнадцати!

Шумно выдохнув, я оттолкнулась, высвободилась из его рук, поднялась со стула по другую от архимага сторону и прошла к окну. Вид находящейся на уровне глаз, пусть и в пятидесяти шагах от окна, магически закалённой сетки тренировочного полигона удивил и озадачил в первое мгновение, это уже потом я запоздало вспомнила, что больше не в башне. Вот из её окна вид открывался сказочный, как с высоты птичьего полёта: деревья далеко внизу, и видно их так много-много, а не только стволы ближайших елей, а за лесным ковром светлеющие из-за расстояния всегда снежные горы, между которыми в любое время суток сверкал и блестел диск озера. Красота! И словно правда в сказке живёшь. А теперь вот… у меня был вид на полигоны.

– Ай, хорг с тобой! – выпалила на одном дыхании, чтобы не передумать, и ощутила, как сжимается, мешая сделать вдох, что-то в груди… во всей груди…

– Лия, всё хорошо будет, – повторил ничуть в этом не сомневающийся ректор, мягко, как опытный хищник, подступая ко мне со спины.

– Ты мужчина, вы всегда убеждены в своей силе, правоте и неуязвимости, – пробурчала угрюмо, обхватив себя ладонями за плечи и устремив невидящий взор в лес.

Через мгновение меня осторожно обняли сзади, плавно придвинули и прижали к ровно и уверенно вздымающейся от дыхания груди.

– Одно из двух, – отозвался архимаг, – тот, кто говорит это, или действительно силён, прав и неуязвим, или глуп и самонадеян.

Я развернулась прямо в его руках, снова безжалостно издеваясь над занывшей шеей, закинула голову и с вызывающей ухмылкой и вскинутыми бровями выразительно посмотрела на мага.

– Намекаешь, что я отношусь ко вторым? – верно понял он ход моих мыслей и улыбнулся так спокойно-уверенно, как точно никогда не улыбнулся бы глупый и самонадеянный человек.

Нет, в Ренаре Армейде уверенность и сила ощущались словно на интуитивном уровне. Если бы здесь активировали определители магического фона, то те не показали бы ничего, однако все присутствующие люди, будь их хоть тысяча, согласились бы с тем, что от этого архимага волнами расходилась сила.

Я не стала ничего отвечать, и так ясно, что я о подобном и не думала никогда, да и сам Ренар подыграл, отвлекая от тревог, да вот только те и не думали уходить.

Но я понимала, что как бы ни рвалось сердце и не выла душа, а он всё равно уйдёт, и мне всё равно придётся его отпустить…

Больно это. Ощущать смертельную опасность, изо всех сил стараться оградить и понимать, что он же всё равно по-своему сделает, потому что не воспринимает слова всерьёз, потому что слишком гордый, чтобы отступить, и потому что уверен, что опасность действительно крайне высока… вот только думает он об этом не в контексте собственной жизни, а заботясь обо всех тех невинных, что могут от этой опасности пострадать.

И тут, словно услышав, о чём я думаю, или прочитав эти мысли в моих ярко сверкающих от подступающих слёз глазах, Ренар коснулся ладонью моей щеки, погладил ласково, улыбнулся, когда я невольно к его руке сильнее прижалась, и сказал:

– Если мы не сможем, его никто не остановит, душа моя.

Я это понимала! Но сердце, оно же не железное, и ему же не прикажешь успокоиться. Моему сердцу с каждым мгновением всё тяжелее и больнее становилось, словно один за другим в него медленно вгоняли ножи и с безжалостностью их проворачивали…

– Иди, – выдохнула тихо и хрипло, чувствуя, как горло сжало рыданиями, которые я сдерживала из последних сил, чтобы при Ренаре не плакать и собой от страшной операции не отвлекать. – Иди же, Ренар… только возвращайся, светом тебя заклинаю, возвращайся обратно!

– Вернусь, – сказал он с той уверенностью, которая немыслимым образом часть боли и тревоги бесследно изгнала.

И меня поцеловали… не так, словно прощались, а так, словно успокоить хотели и убеждали в том, что всё действительно хорошо, и не страшно ни капельки, и ничего плохого не произойдёт.

– Я быстро, – отступая к двери спиной, заверил любимый, – одна нога здесь, другая там.

– Вот давай без этих шуток! – попросила нервно, помня о взрыве в ресторане.

Он улыбнулся, как улыбался только мне – светло, широко, открыто.

И ушёл, не разрывая нашего взгляда до тех пор, пока дверь не закрылась. Даже когда закрывалась, он всё в уменьшающуюся щель смотрел, до последнего взгляд мой удерживал.

Ушёл. И такое ощущение, словно вместе с ним ушла часть моей души. Очень большая, жизненно важная, без которой внутри стало пусто, холодно, одиноко.

Продолжая сжимать ледяными ладонями плечи, я вернулась за стол, мазнула взглядом по книге, которую схватила в попытке успокоить нервы и привести в порядок мысли, посидела так, раздумывая.

И когда только он успел с эльфами соглашение заключить? Да и как могли они на такое пойти – человечку, да ещё и магичку, согласились своей признать и защиту обеспечить? Это было той загадкой, на которую я очень сильно хотела получить ответ, но только устный, рассказанный самим Ренаром.

Ещё хотелось, чтобы он, где бы сейчас ни находился, осознал всю серьёзность моих слов, хлопнул себя по лбу, одумался и вернулся, послав лесом всё и всех. Лесом, да прямиком к хоргам.

Но лорд Армейд, не смотря на все слухи, что гуляли по континенту вокруг его персоны, был человеком благородным, честным, ответственным и заботливым. Заботился он обо всех. Даже о тех, кого знать не знал. Он был из тех редких людей, которые жили по принципу: большая сила – большая ответственность. Сила Ренара была большой… удивительно, как не дрожали и не ломились плечи от тяжести лежащей на нём ответственности.

Мои собственные вот дрожали – от страха.

Впрочем, недолго. Жизнь научила: когда страшно и в мыслях неразбериха, нужно не страдать, а что-то делать. За делом и страдания утихают, а если заняться чем-то полезным и направленным на причину своего страха, то его потом и вовсе не будет – смысл бояться, когда уже нашла управу?