Кроме того, он расставил ловчие сети — осведомители Непорочных были повсюду в квартале Мастеров. И приказал всем филиалам Ордена в провинциях хватать парней четырнадцати — пятнадцати лет, на которых пало подозрение в незаконном применении яджу. И всего этого оказалось недостаточно!
Правда, тогда он еще не знал про «пестрые» глаза, бледный шрам и накожный рисунок. Да и что скрывать от самого себя — он всерьез опасался, что такими бурными поисками заинтересуется Королева — она всегда отслеживала активности Ордена — и обратит внимание на избыточное усердие в преследовании едва достигшего совершеннолетия юнца. Ведь Элмера всем сердцем ратует за справедливые суды яджу! Она же Милостивая. А тут — миловидный мальчонок из народа, прошедший все ужасы Казаросса, совсем юный, белокурый… Да кого он ему напоминает?! — злился Жрец.
Ну а главное — он не знал, что прионс приказал умертвить порха-кортавида на Игре. Ведь Тухлый Краб лишь сообщил «прискорбную весть» о побеге порха и вернул полученный кошель с деньгами, и еще один — за моральный ущерб, причитая и тряся от страха жирным задом. Если бы Краб поведал о болезненном интересе Белого принца к этому порху, Жрец бы «рыл землю», чтобы добыть объект раньше него и выпытать его тайны.
***
— Я должен осведомить вас, мой прионс, о том, что посетивший вас человечишка из Службы Правопорядка, — а именно Зигор Болли — преступник, негодяй и предатель.
— С чего бы? Он добыл для меня нужные сведения… — нахмурился Лизард с подозрением глядя на Жреца.
— Я сразу узнал этого прохвоста — видел его в Казаросса, он продает туда свободных простолюдинов, коих похищает из…
— Не интересует! — оборвал его Лизард, шаря глазами по полкам с эликсирами. Ищет настойку желтых орехов сизу, — догадался Жрец. — Пристрастился. Это хорошо.
— Думаю вас заинтересует, что именно Болли не ликвидировал порха, как было приказано, а продал его в Казаросса, что дало простолюдину шансы выжить и сбежать…
— И этот говнюк ожидает награду?! — Лицо Белого принца стремительно покраснело. — Казнь! Прилюдная казнь на площади Искупления! — рявкнул он, брызжа слюной.
— Болли — отработанный материал, мерзавец, порочащий доброе имя Службы порядка и спокойствия, — продолжил Жрец, следя за тем, чтобы не упустить нужного ему настроения Лизарда. — Думаю, публичное наказание лишь скомпрометирует службу в глазах простого люда.
— Пожалуй, — протянул Лизард, усмехнувшись. — И что ты предлагаешь, учитель, — прионс перешел на «ты», что являлось хорошим знаком. — Может, отдать его гиеноголовым на ужин. Живьем?
— Прекрасное решение, мой прионс. Преступник мясист, выхолен и послужит неплохим блюдом для наших преданных йену. Пусть порадуются.
— Вот-вот, — сглотнул Лизард, — к ним же на корм пойдет и выродок из Грайорде! — Прионс швырнул хамелеону мышь, которую тот перехватил в воздухе длинным склизким языком, и уставился неподвижным взглядом на сцену медленного пожирания добычи. Его бледные щеки снова порозовели.
— Я всегда защищал твои интересы, мой мальчик, и потому обязан предупредить — мы поступим опрометчиво, если сразу уничтожим сей объект без пользы для тебя…
— Чем может быть полезен худородный? Мне — прионсу Лаара!? — презрительно оттопырил губу Лизард.
— Не торопись, мой мальчик! Я прошу лишь принять совет старого преданного Учителя, который желает помочь тебе. — Скаах ан Хар добродушно улыбался прионсу, сложив пухлые кисти с паучьими пальцами на округлом животе. Пожав плечом, Лизард бросил на него равнодушный взгляд и вновь уставился на сцену пережевывания самкой хамелеона еще живой мыши. — Позднее! Сейчас я не в духе выслушивать твои советы, учитель!
Упертый придурок! — бесился про себя Жрец. Нет, не просто так ты хочешь уничтожить порха, обвинив его в наглости. Ты аж трясешься от ненависти и желания растерзать худородного. Здесь кроется нечто «тухлое», и это тухлое я раскопаю. Светлые волосы, разноцветные глаза, тату на руке…. — опять смутное воспоминание мелькнуло в голове Скааха. Он закрыл глаза, втянул в себя губы и сосредоточился, пробиваясь сквозь глыбы информации, сохраненных в его цепкой памяти…
Жаль, что он не видел татуировку, о которой упомянул прионс, описывая мальчишку. Тогда, на Играх рисунок был скрыт под бронзовой краской, которой щедро полили кортавида. Но эта деталь почему-то казалась Жрецу очень важной! Скаах вспомнил, что Зигор Болли, торопясь быть полезным, рассказал, что ему было велено удушить щенка и затем отрубить ему голову и руки… Голову — понятно, чтобы Лизард мог убедиться в смерти худородного… Но руки?
Жрец заерзал, чувствуя, что приближается к вдруг вспыхнувшей в мозгу догадке, потрясшей его до холодного пота. Он пытался схватить и удержать мысль. Неужели он прав!? Отец Непорочных чуял, что сумеет вытянуть невидимую пока рыбку, увязать концы, но ему требуется еще немного информации. Что ж… Придется допросить любимого ученика, хотя это вызовет у того неприятные побочные эффекты. Ну, не в первый раз…
Владыка Тайного избегал использовать яджу, если результата можно было добиться обычными способами, — как в ходе допроса злосчастного скорпа Болли. Но не только поэтому. Скрипя зубами от уязвленного самолюбия, он не мог не признать, что после применения силы, ощущал опустошение и мучительную головную боль… Да, да, в отличие от Элмеры Милостивой — носительницы древней крови генуса Сарэй. Но что поделать, придется, — прионса ведь не допросишь с помощью раскаленных клещей… Жрец размял длинные пальцы, механически кивая на высокомерные рассуждения Лизарда, и снял свои круглые очки…
***
— Даааа… о чем я? — продолжил через пять минут побледневший, как полотно, Лизард. — Ну, да! Худородный сдохнет! — Его вырвало на роскошный ковер и он потерял сознание. Ногой толкнув прионса и повернув его на бок, Жрец подал знак порху, который тут же подполз, принявшись приводить в порядок лицо и одежду Лизарда. Затем Скаах бросил на ковер крошечный пузырек, и порх привычно приподняв Лизарду голову, влил содержимое пузыря ему в рот, осторожно удалив остатки с губ. Затем втащил его на кресло, уложив ноги на широкий пуф. Жрец дрожал, не смея поверить, что ему в руки, наконец, идет великая удача. Приемыш кузнеца оказался племянником прионса! Внебрачным сыном Рунара! Носителем крови генуса Сарэй! Теперь понятно, кого он напоминал Жрецу — Рунара в четырнадцать лет. И Лизарда, — они же близнецы. И понятно, почему Лизард скрывал, что ищет родственничка — опасался, и вполне обоснованно, что дед с бабкой признают незаконного внука. Болван — надо было сразу расправиться с племянником, а не перепоручать это важное дело подчиненным. Болван.
Жрец оголил в улыбке десны и острые зубы. Мечта его жизни — использовать священную кровь генуса в своих опытах, чтобы найти средство сравняться в силе с Королевой — приблизилась к Скааху почти вплотную. От нетерпения заполучить объект его опять затрясло. Всю жизнь он работал над этим, тайно собирая и исследуя кровь близнецов, и безжалостно уничтожая покорных его воле исполнителей, добывавших ее во время порезов, ссадин или половых утех братьев. В детстве у прионсов порой бесследно пропадали няньки, воспитатели, служанки, а после тринадцати лет — партнеры по интимным забавам, включая простолюдинок и дорогих хуср, пажей — фаворитов Лизарда, или фрейлин, которых предпочитал Рунар.
Он прекрасно видел, что Рунар много сильнее Лизарда, и терпеливо ожидал, когда он «созреет» и наберет полную мощь. И тут прионс бессмысленно погибает в дебрях Дивного леса. Жрец досадливо поморщился, вспоминая свою злость, когда он узнал о потере такого многообещающего материала. Жаль, что он не успел «порыться» в Рунаре, как в Лизарде, — тот избегал общения с Орденом, а с ним — тем более. И это уязвляло и бесило Скааха. Ну ничего — теперь в его распоряжении окажется ублюдок Рунара, который, судя по всему, перенял от отца его силу и даже превзошел его…
И все же загадка о том, кто позаботился об одном из братьев в страшном Дивном лесу, так и осталась загадкой. Тогда он ублажил Красного короля и Милостивую, стремительно проведя дознание и обвинив жреца Ирвинуса — учителя Рунара. Но выявить истинные причины не удалось, хотя к Ирвинусу применили допрос высшей степени жесткости. Ни точных доказательств, ни улик… Ничего. Хорошо, что Милостивая в то время находилась в состоянии ступора от горя, и не способна была сама заняться расследованием.
