В мечтах он представал перед королем-дедом как законный внук и наследник его погибшего сына… Легче сказать, чем сделать. Нужны доказательства тому, что в Храме действительно состоялось Супружеское соединение его родителей. Что он предъявит властителям Лаара, даже если сумеет каким-то, пока совершенно невообразимым способом предстать перед ними во дворце? Надо добыть документ, или найти запись в Храмовой книге, подтверждающую его законнорожденность.

Перстень Рунара — это весомо, но… все это можно легко вывернуть шиворот навыворот. На месте Лизарда он просто обвинил бы самозванного «племянничка» в воровстве, или в том, что хусра Кьяра стащила этот перстень у прионса, соблазнив его… А что — именно так он и скажет… Хотя, — Бренн невольно коснулся плеча, — канги! Знак принадлежности генусу древних властителей Лаара… Ведь весь этот кошмар начался именно из-за того, что Белый принц заметил на его коже роковой знак! Наличие канги невозможно опровергнуть! А вот это уже доказательство для его деда Готфрида и бабки Элмеры Милостивой.

От вопросов распирало голову… Зачем и по чьему приказу казнили его бабушку, разыскивая Кьяру? Лизарду в то время едва исполнилось семнадцать, — с какой стати озабоченному юноше беспокоиться по поводу любовниц своего брата. Или же за всем этим стоит грозная тень низенького круглолицего человечка в красной шляпе?

И было еще кое-что невысказанное, которое пугало Бренна всерьез, — а вдруг король Готфрид вовсе не собирался признавать брак Рунара законным, и вводить в семью безродную простолюдинку? Если бы Рунар не погиб, то все могло сложиться по-другому… Но не сложилось.

Ну ничего… Еще сложится. Он не покинет Бхаддуар, на время схоронясь в Канаве, в лачуге, чтобы как следует разобраться во всем, не подставляя ни Морая, ни семейство Дуги. А девчонку, потерявшую память, отправит вместе с театром «Всякая всячина» колесить по городам Лаара — Хаган за ней присмотрит.

***

— Ешь — это вкусно! — Дуги сунул Айви в руку теплую и липкую от коричного сахара лепешку с яблоками. Соблазнившись ароматом, она впилась зубами в пышку, и брызнувший сладкий сок залил ей подбородок. Откинув голову, Айви засмеялась и Бренн довольно хмыкнул, радуясь, что она потихоньку оживает.

— Ну и во что вы такую милаху нарядили? — пробил его сосредоточенность густой хрипловатый голос «воздушной» великанши Марибэллы, которая поводила мясистыми плечами, неодобрительно разглядывая поношенное широкое платье и торчащие из кос спутанные пряди на голове Айви. — Поди ко мне, дета, сейчас мы тебя переоденем и причешем, как надобно…

Грациозно перемещая тучное тело с колышущимися под халатом огромными грудями, толстуха довольно улыбалась, доставая из ящика гребень и разноцветные шнуры и деловито усаживая чуть испуганную Айви на колченогий табурет. Расплетя ей косы, она принялась бережно расчесывать блестящие волосы, стекающие почти до пола. — Ах ты, красота какая, — залюбовалась женщина золотисто-медным водопадом, — да жених твой будущий рехнется от радости, увидав такое сокровище, дета моя, а пока — до хороших времен — мы лучше спрячем этакую замануху. — Марибэлла ловко разделила волосы на несколько рядов и стала быстро плести сразу четыре косы, оставляя на воле пряди, вьющиеся у висков и на затылке.

Бренн с удивлением смотрел, как быстро мелькают пухлые пальцы, перевивая тяжелые золотящиеся пряди синими и красными шнурами. И из памяти прорвалось воспоминание — тонкие смуглые пальцы матери также быстро плетут косу из отливающих каштаном, волос, через которые просвечивают лучи весеннего солнца.

Входное полотнище откинулось и внутрь зашел рыгающий Многожор, две крепкие девушки-акробатки Тина и Славия, а вслед за ними — силачи Руни в полосатых трико, обтягивающих их мощные тела и выпуклые мускулы. — Мари! Бэлла! — заорали они вразнобой, скаля в улыбке крупные зубы со щербинкой. — Скоро на выход, Пушинка, а ты тут в куклы играешься, — добавил один из братьев, с ухмылкой дергая Айви за косу.

— Не шуми, Бо, не шуми — успеется! — фыркнула толстуха, выуживая из сундука и встряхивая темно-красное с синим лифом платье и легкие потертые башмачки. — Переодевайся, дета, — она указала на старую деревянную ширму с почти стертыми росписями цветов и зверей на полотняных створках, за которой Айви спешно натянула платье, опасаясь, что кто-то заглянет за ширму. — А теперь посмотри-ка на себя, — Пушинка подтолкнула ее к старинному, покрытому пятнами, зеркалу.

Айви невольно замерла, не желая подходить к темной глади, где отражались горящие свечи, оплывающие в оловянных подсвечниках рядом с рамой. Почему-то зеркальная поверхность наводила на нее страх. — Глаза то открой! — услышала она голос Дуги, и поняла, что стоит с зажмуренными глазами. Любопытство пересилило. Из зазеркалья на нее смотрело лицо миловидной незнакомки с розовым ртом и настороженными зелеными глазами. Платье подчеркивало высокую грудь и гибкую талию, но выглядело пристойно и скромно. По спине и вдоль висков, до самого пояса, стекали четыре перевитые шнурами косы, а выбившиеся пряди пышно вились вокруг лица. «Зеркальная» девушка неуловимо напоминала Айви того, кто спрятался в клубках памяти, и не желал выходить на ясный свет.

— А ты оказывается… красивая, — воскликнула Тина, с веселой усмешкой подмигивая Бренну и видимо считая, Айви его подружкой.

— А то! — крякнул Бо, выпятив широченную грудь, — не хуже нашей прионсы Илайны, а то и лучше!

Айви покосилась на него, осторожно улыбнувшись, и на щеках появились милые ямочки. — О чем это ты трындишь, Бо? — раздраженно поинтересовалась Лея с малышом Стефаном на бедре, которая, скользнув в шатер, услышала последнюю фразу силача. В этот момент ее нежное личико излучало такую неприкрытую злость, что Дуги озадаченно потер кудрявый затылок, наблюдая за «семейной сценой». — Может лучше с сыном пообщаешься, — добавила она, перекидывая мальчика на мускулистое предплечье покрасневшего Бо, и вышла, резко дернув полог. — Ну прям как дверью хлопнула, — утробно хохотнул Многожор, почесывая пузо.

— Раньше-то она прилюдно не объявляла, что наш котяра Бо папаша Стефана, — хихикнула Тина, — а тут видать припекло… — Она потрепала по темным вихрам Стефана, умостившегося на руках у растерянного силача, и добавила, обращаясь к брату Бо: — А может это твой наследник, Дан? Вас ведь с Бо почти и не различишь, особо в темную ночку…

— Я вот лично нипочем не различу! — серьезно заметил Многожор, вызвав еще один безудержный приступ веселья.

Заметив смущение Айви от неприязни и необоснованной ревности Леи, Хаган потянул ее к другому выходу из шатра, где вечерний воздух наполняли дрожащие звуки лютни. — Ты ведь еще не знакома с нашим юным песнопевцем Арно… А зря. Еще пару лет назад этот мелкий проказник вовсе не собирался стать любимцем публики. Что он обожал делать, так это задирать юбки матрон, пробегая среди рыночных рядов, и вызывать довольный хохот мужиков, включая стражей порядка.

Сидевший спиной к шатру юноша, перебирал струны старой лютни, наполняя вечерний воздух сладкозвучными струями волшебного голоса, от которого у толпившихся вокруг женщин и дев разных возрастов мечтательно увлажнялись глаза. Его длинные вьющиеся волосы, небрежно брошенные на спину, колыхались под легким ветром… и Айви вдруг увидела, как по этим светлым, как лунный свет, кудрям, стекают ручьи крови, превращая их в липкую кроваво-черную массу…

— Жасмин! — вдруг закричала она, задыхаясь, и прижав кулачок к бешено бьющемуся горлу, рухнула во тьму.

Дуги бежал так, что казалось, сердце лопнет, не выдержав такого напряжения. Поскользнувшись на раздавленном яблоке, проехался коленками по камням, содрав кожу, и теперь на штанах красовались две окровавленные дыры. Но боли он не чувствовал. В полутемном шатре горел масляный фонарь, пыхтел длинной трубкой дядька Гримар, да негромко болтали Тина и Лея, кормившая грудью Стефана. Хаган, дремавший за колченогим столом с кружкой пива, вскинул бровь, увидав потного Дуги, появившегося в ночи как призрак, и стал медленно подниматься.