Вскочив, Бренн увидел, как кот на миг задержавшись, у поворота, свирепо гавкнул и скрылся за выступающим контрфорсом. Ладно… Пойдем за зверем. Через несколько десятков шагов, кот вдруг снова гавкнул, обернувшись назад, и скользнул в черневшую под стеной расщелину. На миг Бренн замешкался, но, понимая, что вот сейчас из-за угла контрфорса появится красная рожа Зигора, решился — с разбега ударил башмаком по краю разлома, отбив пару слабо державшихся камней. Узкая дыра под стеной стала шире — в такую не пролезет взрослый мужик, но, пожалуй, проскочит тощий юнец.

Он скользнул ногами вперед, съезжая на заднице, и протиснулся в пролом, отталкиваясь от замшелой каменной кладки. Спину ожгло острыми обломками. Изогнувшись, протолкнулся глубже, чувствуя, что ноги зависли в пустоте. Под спиной посыпались мелкие камни, потек песок, и Бренн полетел вниз, цепляясь пальцами за любые выступы, чтобы хоть как-то замедлить падение. Удар — он сумел спружинить и приземлился вполне удачно, не считая разодранной спины и ушибов.

Он замер в глухом стылом сумраке — где-то высоко над головой едва пробивался свет. Тихо. Ни звуков улицы, ни ругани Зигора не слышно. Рядом раздалось мяуканье. Во тьме блеснули желтые глаза, и теплый шерстяной ком тут же потерся о коленку… Куда же он попал? Бренн зажмурил глаза, и открыл их, лишь досчитав до двадцати — сумрак стал прозрачней и сквозь него проглядывали выступы горной породы, — похоже, вместе с котом он провалился в карман подземной трещины, которая веками росла внутри скального основания города. Ну, здесь-то скорп его не достанет, а, значит, надо не торопясь обдумать, как отсюда выбираться, — успокаивал себя Бренн, еще дрожа от возбуждения.

С одной стороны расщелина уходила в глухую тьму, с другой, если пристально вглядеться, сумрак едва отсвечивал багровым и казался менее плотным. Может там получится выкарабкаться на поверхность… Посмотрим, — Бренн двинулся вдоль узкой трещины, но Шагги даже лапой не переступил. Кот пристально смотрел на хозяина желтыми глазами и яростно гавкал. — И чего ты завелся, зверь? Не суетись, мы просто осмотримся и только потом решим, куда двинуть…

Пальцы нащупали лохматый загривок, и Шагги басовито замурчал. Но все же никуда не пошел, устроившись на сухом камне и давая понять, что подождет здесь, а не потащится неизвестно куда что-то там выяснять. — Ладно, будешь сидеть в дозоре, — согласился Бренн. Поведение кота настораживало, но не оставаться же здесь куковать, и, касаясь ладонью камня, он двинулся вдоль расщелины. Через пару десятков шагов разлом стал явно поворачивать, ведя вглубь и в центр скалы — под древние фундаменты королевского дворца.

Красноватый отсвет постепенно становился ярче, а в груди разрасталось смутное ощущение угрозы и острое желание немедленно повернуть назад. Задавив страх, Бренн пошел быстрее, но проход становился все ниже и ниже, и когда впереди замаячил выход, откуда лилось багровое свечение, ему пришлось пригнуть голову, чтобы не разбить ее о каменные выступы, а вскоре — и лечь на живот. Он подполз к расселине и застыл.

Сосущее ощущение неведомой угрозы усилилось от вида просторного зала в виде расширяющегося вверх конуса, который обвивала череда грубо вырубленных толстенных колонн, изрезанных письменами, и каменных изваяний совокупляющихся уродливых зверолюдей, порожденных фантазией чокнутого скульптора. Свет от настенных факелов не смог бы разгонать сумрак огромного, уходящего ввысь помещения, потолок которого терялся в густой тьме. Но все тонуло в дрожащем багровом мороке, исходящем, казалось из самого нутра скалы за высокой аркой, сложенной из таких же грубо обработанных камней, как и колонны.

Здесь было настолько холодно, что Бренн задрожал. Или это не от холода, — подумалось на миг, когда взгляд наткнулся на длинный черный камень в центре зала, где была растянута тощая обнаженная женщина. Запястья и щиколотки стиснуты широкими ремнями, закрепленными в пробитых отверстиях. Таких изможденных невольниц он не видел даже в Харчевне Тухлого Краба: голова была покрыта проплешинами и пучками свалявшихся седых волос, торчащие ребра, казалось, сейчас прорвут, грязно-серую кожу. От грудей остались только сморщенные лоскуты кожи.

И ненормальная худоба порхи, и вырубленное в камне отверстие под ее ягодицами для стока испражнений — кричали о том, что кто-то держит ее здесь уже несколько месяцев. А может и лет. И совсем не похоже, что это одна из несчастных рабынь, с которой вельможи удовлетворяют свои извращенные половые фантазии. К чему держать ее распятой на холодном камне, превращая красивое молодое тело в иссохший стручок?

Это жертва.

***

Здесь, под землей, в самом сердце Бхаддуара, происходит что-то ужасное, не связанное с преступлениями, которые творят люди. Под мрачными сводами древнего капища тоскливо выл странный холодный ветер, нагоняя гнетущую жуть.

Бренн невольно задержал дыхание, когда из невидимого прохода между колоннами стали медленно выходить мускулистые темные фигуры, издающие хрипяще-воющие звуки — гиеноголовые стражи Розаарде!

За ними, сгорбившись и тряся головой, шла старая женщина в волочащемся по камням драном грязно-сером плаще. Длинные сивые волосы жидкими ручьями стекали до самых колен. Она приблизилась к арке, где багровое свечение было сильнее, и Бренн чуть не подавился от ужаса и гадливости. Старуха была голой — и то, что он принял за рваный плащ, было слоями шелушащейся кожи, слезающей с ее дряхлого тела с отвисшими до колен складками вместо грудей.

И тут старуха издала мощный утробный вой, который разнесся, отражаясь эхом от стен, вместе с тяжким гнилостным запахом, достигшего даже пролома, где прятался Бренн.

Жуткий вой подхватили стражи, усиливая и усиливая его без перерыва на вдох. Бренн видел, что их мерзкие морды покраснели от натуги и нехватки воздуха, но они упорно продолжали выть.

И в ответ из толщи скалы начал исходить низкий вибрирующий гул, заставший Бренна сжать занывшие вдруг зубы. Сердце сжималось в груди и пропускало удары, подчиняясь тяжелому рваному ритму подземного гула. Да эта старуха своим вытьем кого-то или что-то зовет! Неужто он видит настоящую урхуд? И чем заняты проклятые Непорочные, если под дворцом Розаарде творится такая гниль, а они казнят пекарей и повитух?

Раскачиваясь на мощных, как столбы, ногах, здоровенный йену подошел к растянутой на камне порхе и резко запрокинул ей голову, рванув за клочья волос. Сиплый вопль жертвы был тут же пресечен — йену вгрызся пастью ей в рот, дернул головой, вырвав губы и язык, с урчанием заглотил мясо и приник к фонтану крови из булькающей дыры на месте рта. Его соплеменники, перебиравшие от жадного нетерпения ногами, восприняли это как знак присоединиться к пиршеству, и, окружив камень, стали пожирать женщину живьем. Длинными крепкими ногтями они впивались в тощее тело, вгрызаясь в него зубами, и, тряся головами, как хищники, отрывали куски мяса. Жертва была еще жива, когда они принялись выедать ей живот. Она была жива и в тот миг, когда первый йену стиснул ей клыками шею и вырвал горло.

Вой старухи усилился до ревущего визга, отражаясь многоголосым эхо во всех пустотах подземного капища. Бренна трясло, заныли кости, из носа хлынула кровь. Йену ткнулись мордами в каменные плиты перед разгорающимся в глубине арки багровым свечением, который пульсировал в такт скрежещущему подземному реву.

В груди Бренна будто рос кусок льда, раздирая сердце. В животе скрутились змеиные клубки… Яджу, черное гнилое яджу разливалось вокруг, наполняя пространство чудовищным запахом тухлятины и горелого жира, крови и пепла.

Перерезав ремни, гиеноголовый спихнул с камня то, что осталось от обглоданной жертвы, и, залаяв, как бешеный пес, обернулся к старухе. По знаку ее трясущихся пальцев, йену принес еще одну невольницу, небрежно держа ее бессознательное тело, подмышкой, и растянул ее на залитом кровью камне. Это была совсем молоденькая девушка, ее вьющиеся, мерцающие красным в багровом свете, волосы, свисали, волочась по пыльным плитам капища. Ее кожа почти светилась на фоне глухой тьмы камня и черных потоков крови.