Большинство специалистов по истории японской литературы полагает, что авторство рассказов «Годансё» принадлежит Оэ-но Масафуса (1041–1111) — выходца из рода Оэ, представители которого профессионально занимались изучением китайской классической литературы. Оэ-но Масафуса имел богатый опыт государственной службы и за время своей чиновничьей карьеры прошел путь от управителя провинции Бидзэн до «исполняющего обязанности старшего придворного советника (яп. гон-дайнагон) и наставника наследного принца», будущего государя Сиракава (1072–1086)[21].
Однако большую известность Оэ-но Масафуса принесли его успехи на поприще изучения изящной словесности. «Всесторонне процветающий»[22] — знаменитый ученый эпохи Хэйан (794-1185), автор многочисленных произведений (его дарование проявилось и в прозе, и в поэзии), к числу который принадлежит обширный свод придворного церемониала «Гокэ сидай», собрание китайской поэзии «Хонтё мудайси», сборник обетов и историй из жизни буддийской общины «Катотоку ганмонсю», а также объемные записи о придворной службе «Коки». Кисти Оэ-но Масафуса принадлежат «Хонтё синсэн дэн» («Жизнеописания святых и бессмертных нашей страны»), «Кобики» («Записки о лисьих чарах») и многие другие шедевры японской литературы. Сочинения Оэ-но Масафуса были включены в собрание лучших образцов изящной словесности «Хонтё сёкумондзуй» («Продолжение свода литературных стилей нашей страны», XII в.) и энциклопедию «Тёя гунсай» («Описание двора и дальней округи», 1116 г.).
Оэ-но Масафуса писал во многих жанрах, преимущественно на китайском языке: до нас дошли его стихотворения-«канси», поэмы-«фу», прошения-«хё», записки-«содзё», трактаты-«рон», письма-«тё», восхваления-«сан», описания вещей-«мэй», провозглашения для синтоистских божеств-«саймон», буддийские славословия-«дзюгаммон», поденные записи-«никки», предисловия к различным собраниям прозы-«дзё», однако наиболее всего он прославился в жанре коротких дидактических рассказов (яп. сэцува)[23].
Отношение современников к Оэ-но Масафуса не было одинаковым. Некоторые царедворцы откровенно посмеивались над таким чудаком как Оэ-но Масафуса, сделавшим изучение изящной словесности самоцелью и не принимавшим идею о том, что изучение китайской классической литературы должно быть мотивировано чисто практической целью — изучением опыта государственного строительства. Вот как, к примеру, отзывался об Оэ-но Масафуса придворный сановник, будущий Правый министр, Фудзивара-но Мунэтада (1062–1141): «В последние два-три года Масафуса что-то разболелся и уже не может выходить из дома, а потому совсем не появляется на службе. Однако каждый день к нему приходит человек, чтобы записывать истории, которые Масафуса рассказывает о придворной жизни. Вот только в этих историях много небылиц, да и Масафуса частенько несправедливо осуждает других придворных. Записывать по памяти рассказы Масафуса о том, что он сам не читал, и о том, чего он сам не ведает, — разве может из этого что-то хорошее получиться?»[24]
Другие придворные аристократы отмечали энциклопедический ум Оэ-но Масафуса, говоря о его глубоких познаниях в области придворного церемониала и литературы на китайском языке. «Масафуса был талантливым и умным. В его начитанности никто из современников не мог сравниться с ним. Возможно, он превосходил и людей древности»[25], — так отзывался о Оэ-но Масафуса его современник, придворный советник Фудзивара-но Тамэнага.
Весьма примечательно, что сохранилась «автобиография», написанная самим Оэ-но Масафуса. Это своеобразный панегирик самому себе, в котором приводится внушительный список достоинств Оэ-но Масафуса, и где пишет о себе следующее: «В четыре года я впервые стал читать книги. В восемь лет я имел глубокие познания в „Ши цзи“[26] и „Хань шу“[27], а в 11 лет я начал писать поэмы в жанре „фу“. При дворе меня называли „чудо-ребенок“ (яп. синдо — М.Г.)» Далее Оэ-но Масафуса сообщает, что сановники при дворе с завидным постоянством осыпали комплиментами как его самого, так его произведения. Многие придворные, прочитав шедевры, принадлежащие кисти Оэ-но Масафуса, тот час же отправляли ему письма с поздравлениями, а придворный советник Фудзивара-но Аринобу, после ознакомления с одним из творений Оэ-но Масафуса, начал рыдать от счастья в присутствии других аристократов[28].
Характерная черта «Годансё» состоит в том, что в тексте этого произведения не употребляется имя самого Масафуса: повествование, как правило, начинается со слов «некто рассказывал», «говорят», «рассказывают», «один человек рассказывал» и т. д.[29] Такое построение повествования, по мнению Кавагути Хисао, авторитетнейшего специалиста по истории японской литературы в древний и средневековый периоды, может быть связано с наследием китайской литературной традиции, а именно с жанром коротких рассказов «сяошо» и авторских сборников «бицзи»[30].
Не менее интересными представляются и размышления современных японских специалистов по истории литературной традиции на Дальнем Востоке о возможных заимствованиях составителями сборников «гэндан» различных компонентов из арсенала такого течения философской и общественной мысли раннесредневекового Китая как «чистые беседы»[31] (кит. цинтань)[32], хотя логично предположить, что такие заимствования могли осуществляться через тексты произведений «сяошо» и «бицзи».
Приведем несколько характерных примеров из «Годансё».
1. «В стихотворениях Оэ-но Мотитоки видна излишняя свобода чувств. Нет у него ни поводьев, ни плети, дабы сдерживать или подгонять вдохновение. Оттого и словами он пользуется слишком привольно» (свиток 5, № 62).
2. «Оэ-но Мотитоки учился стилю не у авторов древних собраний, а у своих собственных учеников, а потому, хоть и научился основам, не смог преумножить изысканность слога» (свиток 5, № 62).
3. «Сочинения Сугавара-но Митидзанэ подобны поделке, выточенной из панциря черепахи, украшенного разноцветными красками и золотыми украшениями. Их невозможно постичь» (свиток 5, № 16).
4. «Творения Ки-но Хасэо можно сравнить с поделкой, выточенной из кипариса. Она каждому пригодится. Вот к чему и следует стремиться» (свиток 5, № 16).
5. «Сердце Ки-но Тадана наполнено древними собраниями сочинений. У него нет новизны. От каждого слова, от каждой строки веет древними песнями. В стиле его преобладают родные мотивы и тысячелетняя тоска. Однако, когда у пего ничего не получается, ему нечем приковать к себе внимание окружающих» (свиток 5, № 62).
6. «Автору недостает свободы выражения, но помыслы в его строках подобны ветру. Иногда случается, что тема стихотворения известна издавна, но слова льются, не зная преград, как вода в источнике. Достоинства такого творения восполняют все его упущения. В этом и состоит прелесть стихотворений» (свиток 4, № 76).
Несмотря на жанровую близость «Годансё» к образцам китайской литературы «сяошо» и «бицзи», японские литературоведы отмечают в основном японский характер произведения, которое оказало значительное влияние на последующую литературу «сэцува» (собрания коротких рассказов, имеющих дидактическую направленность). Среди таких произведений «сэцува», обычно, называют: «Кодзидан», «Дзюккунсё», «Кокин тёмондзю» и, наконец, «Кондзяку моногатари». Важнейшей же причиной особой популярности жанра «гэндан» видится в том, что к моменту составления «Годансё» (начало XII в.) многие достижения периода правления государей Дайго (897–930) и Мураками (946–967), считавшегося «золотым веком» хэйанской государственности, стали забываться, а потому начинает остро ощущаться потребность в передаче накопленных знаний, коим грозит забвение[33].