Однако и та легкая скорбь, которая [бывает] при виде достижения вещью нового состояния, противоположного предыдущему, в существах, подобных человеку, не возникает; поэтому он говорит:

28. Непроявлено существ начало, проявлена их середина,

конец же их опять непроявлен; чему же здесь сокрушаться, потомок Бхараты?

Человек и прочие существа суть вещи существующие; однако у них, пребывающих каждое в своей природе, не воспринимается (не обретается) их предшествующее состояние, воспринимается среднее состояние в форме «человек и прочее» и [опять] не воспринимается их последующее состояние; поэтому здесь нет причины для сокрушенья (28).

Итак, даже [если принять] учение о телесности Атмана, нет причины для сокрушения; сказав об этом, он говорит, что труднодостижимо решение (определение) об Атмане и весьма редок тот, кто может созерцать, говорить, слушать [наставление] и учить на основании шастр об Атмане, превосходящем тело, чудном по своей природе.

29. Чудом один его видит,

чудом и говорит о нем иной,

чудом иной о нем и услышит,

но, и услышав, никто его не знает.

Обладающего такой [описанной выше] природой, вследствие гетерогенности — по отношению ко всем вещам, иным, чем сам он, — определяемого (установленного), словно чудом, [Атмана] из бесчисленных существ [лишь один] кто-то, многими подвигами счистив грехи и накопив благие [заслуги], видит. Подобный ему кто-то [иной] говорит [об Атмане] другому. Таким же образом кто-то [иной] [о нем] слышит. Но, даже услышав, ни один не познает его истинной (= установленной так, как это есть на самом деле) природы. Употребление слова «и» при упоминании видения (?), говорения и слышания выражает то, что сущностное видение, сущностная речь и сущностное слышание [об Атмане] встречаются редко [даже среди аскетов, уничтоживших свои грехи] (29).

30. Ни в одном из тел воплощенный никогда убит не бывает;

потому — обо всех существах сожалеть ты не должен, потомок Бхараты.

Этот воплощенный, будучи вечным, [пребывая] в телах всех, богов и прочих, не убивается с гибелью того или иного тела: так следует считать. Поэтому все существа, начиная с богов и кончая растениями, будучи даже неравны обликом, в силу своей описанной выше природы равны по сущности и вечны. Их неравенство, а также невечность относятся к телу (= ограничены лишь телом). Поэтому ты не должен сожалеть обо всех существах, начиная с богов; т. е. не только о Бхишме и т. д. (30).

31. Также и свой варновый долг соблюдая, колебаться ты не должен:

нет ведь для кшатрия ничего дороже, чем праведная битва.

Даже если начавшаяся битва душегубительна, ты, свой варновый долг соблюдая, колебаться не должен, [видя в ней нечто] подобное [жертвоприношению] «Агништома». Чем праведная — предпринятая на законном основании — битва, для кшатрия ничего дороже нет. Ибо [в Гите] говорится (см. 18.43). И в Агништоме, и прочих [жертвоприношениях] над [убиваемым] животным насилия не совершается, ибо шрути [по этому поводу] указывают, что вслед за оставлением ничтожного тела козла и прочего обретается более прекрасное тело и [даже] райское состояние: «Ты, поистине, не умираешь, невредимым ты пребываешь; легкопроходимыми путями богов идешь ты! Куда идут праведные, [куда] не идут злые, туда пусть поместит тебя бог Савитар!» (ТС 4.6.9.46 = ТБр 3.7.7.14) — так говорит шрути. Здесь же говорится, что умершие в битве приобретают более прекрасные тела: «Как одежды отлагая изношенные, человек берет новые…» и т. д. (2.22), поэтому, как в медицине [болезненное] действие инструментов и прочего совершается ради спасения больного, точно так же указано и относительно Агнишомы и прочих [аналогичных] случаев, [т. е. настоящего сражения] (31).

32. Словно внезапно представшую отверстую дверь рая,

счастливы кшатрии, Партха, получившие битву такую.

Такую битву, словно без усилий и беспрепятственно обретенное средство достижения Высшего счастья, счастливые — [словно] обладающие благими заслугами — кшатрии получают (принимают как некий ценный дар) (32).

33. Если же ты не вступишь в это праведное сражение,

То, свой варновый долг и славу отбросив, — грех приобрящешь.

Но если ты под действием заблуждения не вступишь в это начавшееся сраженье — а это есть твой, как кшатрия, варновый долг, — то ты, не совершая этой начавшейся дхармы и тем самым отбросив высшее счастье, [определяемое] как плод варнового долга, а также [добываемую в сраженье] высочайшую славу, — обретешь высший грех.

34. И люди тебя покроют бесславием безграничным;

для благородного же бесславие тяжелее [самой] смерти.

Ты не только потеряешь высочайшее счастье и славу — но люди все, высокого и низкого звания, покроют тебя безграничным — проникающим все времена и страны — бесславьем, говоря: «Партха, когда началась битва, испугался!» Тогда, если [спросят]: ну и что? Для того, кто был почитаем за свою доблесть, геройство, смелость и прочие [воинские добродетели], бесславие, рожденное [предположением] противоположного, бесславие тяжелее [самой] смерти: т. е. даже смерть лучше такого рода бесславия, — таков смысл (34).

[Если же Арджуна спросит:] «Я, будучи [прославленным] героем, уклонился от битвы из-за любви к родным и жалости; как же придет ко мне бесславие?» — то вот ответ:

35. «Из страха ты уклонился от битвы» — так подумают великие колесничие;

ничтожным ты станешь в глазах людей, прежде тебя почитавших.

В глазах тех — Карны, Дурьодханы и прочих великих колесничих, — кто прежде тебя почитал, [говоря: «Арджуна] — доблестный герой», то теперь, вследствие уклонения от участия в предлежащей битве, ты станешь ничтожным — тем, которого легко одолеть: великие колесничие подумают, что ты уклонился от битвы из страха. Ибо храбрые враги могут уклониться от битвы из-за любви к родичам и т. п. не иначе как по причине страха (35). Более того:

36. Много обидных слов скажут недруги о тебе,

пригодность твою понося; а что же этого больнее?

«В споре с нами, витязями, как сможет этот Партха устоять хоть минуту? Пусть [испытает] свою пригодность где-нибудь еще, а не в споре с нами!» — так пригодность твою понося, твои враги, сыновья Дхритараштры, скажут многие слова, обидные для витязей. Какое у тебя [может быть] огорчение (боль), большее этого? Так что ты подумаешь, что даже смерть лучше таковых обид (36).

Поэтому то и другое — и убийство самим героем (витязем) других, и самого его убиение другими — к лучшему; и он говорит:

37. Рай обретешь ты, убитый; победив, землей насладишься;

а потому — приняв решенье, вставай на битву, сын Кунти!

Убитый другими в праведной битве (дхарма-юддха), ты затем обретешь наивысшее благо; либо, убив других, ты беспрепятственно насладишься [благами] царства. Высшее благо ты обретешь потому, что [совершение] варнового долга в виде непривязанного к плоду сражения является средством [достижения] высшего блага. Поэтому, решив так: «Вступление в битву есть средство достижения мокши, определяемой как высшая цель стремлений человека», вставай [сражаться]. Для тебя, сына Кунти, именно это прилично — таков общий смысл (37).

[Далее] он объясняет, как сражается тот, кто стремится к мокше:

38. Уравняв радость-страданье, обретенье-потерю, победу-пораженье,

затем на битву подвигнись! Так ты не обрящешь греха.

Итак, узнав вечного Атмана, превосходящего тело, незатрагиваемого ничем из того, что телесно, неколебим мыслью в случае победы-пораженья, приобретенья богатства — [его] потери, радости-страданья, возникающими вследствие ударов оружием и прочего, неизбежного в битве, избегая привязанности к плоду в виде рая и прочего, начни сраженье, с мыслью лишь о том, что должно быть сделано. Так поступая, ты не обрящешь греха — не приобретешь греха, имеющего форму болезненной сансары, т. е. освободишься от пут сансары, — таков смысл (38).